79570 (В. Хлебников)

В. Хлебников

Кошелева А.Л.

Виктор (псевдоним - Велимир) Владимирович Хлебников (1885-1922) родился в Астраханской губернии, в местечке, где Волга встречается с Каспием (Сигай). Отец будущего поэта - Владимир Алексеевич Хлебников-ученый-естественник, орнитолог. Влиянию отца можно приписать и ранний интерес Хлебникова к естественным наукам, сохранившийся в течение всей его жизни. Мать Хлебникова - Екатерина Николаевна - историк по образованию. В молодости она была близка к кругу народовольцев. Именно она воспитала у сына глубокий интерес к отечественной истории, которую писатель Хлебников скрупулезно изучал на протяжении всей своей творческой жизни. Помимо Виктора Владимировича в семье было еще четверо детей: Борис, Екатерина, Александр и Вера.

Когда Виктору было 13 лег, Хлебниковы всей семьей перебрались в Казань, и он стал учеником четвертого класса 3-ей казанской гимназии. По воспоминаниям сестры Веры Владимировны, гимназист Хлебников хорошо успевал по математике и русской словесности, увлекался изучением языков и рисованием. Владение техникой живописи и художественную одаренность Хлебникова отмечают все знавшие его в более поздние годы. В богатой домашней библиотеке, В. Хлебников познакомился с произведениями Дидро, Канта, Спенсера, Конта, Тейлора, Берви-Флеровского

Осенью 1903 года В. Хлебников поступил в Казанский университет на математическое отделение физико-математического факультета. За участие в студенческих демонстрациях В. Хлебников был арестовав и месяц провел в тюрьме. В феврале 1904 года был уволен из университета, а 28 июля того же года его вновь зачислили в университет, но уже на естественное отделение физико-математического факультета. Будучи студентом Казанского университет, начал писать. Советовался с Горьким, любил Сологуба, а весной 1908 года познакомился в Крыму о Вячеславом Ивановым.

В сентябре 1908 года В. Хлебников переехал в Петербург и был зачислен на естественное отделение, физико-математического факультета Петербургского университета. Но в 1911 году Хлебников оставляет университет и посвящает себя полностью литературному творчеству.

Налаживается его прочная связь с символистами. Он регулярно посещает литературные среды в "Башне" Вяч. Иванова, где собирались тогда известные поэты того времени: Блок, Сологуб, Кузмин, Ремизов, Городецкий, Здесь читались и обсуждались новые стихи, дебютировали начинающие поэты, произносил строгие "приговоры" хозяин дома. Чарующие стихи К. Бальмонта, влюбленность в древнюю Русь и ее "чертовщину" А. Ремизова, лирическая проза и драматургия Сологуба - вот та литературная атмосфера, которая особенно заметно сказалась в ранних опытах В. Хлебникова. И все-таки начинающий, но самобытный писатель не ужился в этой рафинированной символистской среде. Символисты ничего не сделали, чтобы опубликовать эти первые откровения слова, в которых молодой В. Хлебников пробовал разные стилевые принципы своих старших наставников из недосягаемой для простых смертных "Башни". Однако причины разрыва с символистами, конечно, заложены глубже.

В. Хлебникову чужды были эстетская замкнутость и книжность символистов и акмеистов. Его больше интересует народное искусство, фольклор, эпос, тесно связанные с национальной историей и историей родного языка. В сатире "Петербургский Аполлон", являвшейся своеобразным свидетельством разрыва с символистами, В. Хлебников высмеивает деятелей символизма за то, что они подают французского Верлена "вместо русского Бяяна", обвиняет участников журнала "Аполлон" (Гумилева, Сологуба, Потемкина, Маковского) в отрыве от русской национальной культуры. Дебют В. Хлебникова состоялся на страницах журнала без направления - "Весна", редактировавшегося Н. Шебуевым. В "Весне" начинали Д. Бедный, И. Северянин, Л. Рейснер и многие другие. В сборнике "Студия импрессионистов" было напечатано знаменитое программное стихотворение В. Хлебникова "Заклятие смелом", которое и проложило дорогу начинающему поэту к футуризму.

В апреле 1910 года вышел сборник "Садок судей" (название предложил Хлебников), авторами которого были В Хлебников, Елена Гуро, Д. Бурлюк, Н. Бурлюк, В. Каменский и др. Выход "Садка судей" знаменовал рождение русского футуризма, с которым и будет связана дальнейшая судьба В. Хлебникова.

Сборник печатался на обоях. Эта эпатирующая внешность была своеобразным вызовом всех эстетствующим современным поэтам. В декабре 1912 года в этом же сборнике выходит программа футуристов - "Пощечина общественному вкусу", вынесшая лозунги футуристов на улицу. Почти одновременно с этой программой издается брошюра. В. Хлебникова с числовыми и языковыми материалами - "Учитель и ученик". Он становится главным теоретиком нового литературного течения.

Почему же футуристы не только признавали Хлебникова "своим", но и основывали на его поэзии своп теории? Прежде всего потому, что Хлебников показал пример "самовитого слова". "Словотворчество" Хлебникова, ломка привычных поэтических форм, взрывная сила его поэзии - привлекали к себе футуристов, видевших в ней многообещающие открытия. В. Каменский в 1914 году так определил соотношение раннего футуризма и Хлебникова: "Гений Хлебникова настолько безбрежен в своем разливе словоокеана, что нам, стоящим у берега его творчества, вполне достаточно и тех прибойных волн, которые заставляют нас преклониться перед раскинутым величием словопостижения"34.

Одним из путей "словопостижения" для футуристов была живопись. Не случайно, что большинство поэтов раннего футуризма пришло к литературе от живописи. Д. Бурлюк, В. Маяковский, А. Крученых были профессиональными художниками, а другие, как В. Хлебников, В Каменский, хотя и дилетански, но так же пробовали свои силы в области живописи. Именно из живописи возникло отношение к стиху и к слову как к "самоцельной" и "автономной" организации материалов. В одной из статей 1912 года В Хлебников писал, "Мы хотим, чтобы слово смело шло за живописью" (НХ, 334)2. Хлебников видел в самих приемах живописи возможности обновления стиха. Вот поэтому нередко образы его первых стихов идут непосредственно от живописи:

Малявина красавицы, в венке цветов Коровина Поймали небо-птицу... (2, 245)35.

Или:

Уста напишет Хоккусай А брови девушки - Мурильо. (2, 251).

Здесь не просто отсылка к живописи, а включение в стих, в его образную систему зрительных ассоциаций. Эти ассоциации могут заменить описание пейзажа:

И сумрак облака будь - Гойя! Ты ночью облако - Роопс! (2, 217).

С помощью звука и цвета Хлебников стремился выразить ощущение предмета не только в его конкретно вещественном восприятии, но и эмоциональном. Классическим примером является стихотворение "Бобэоби...", в котором поэт звуковыми аналогиями с живописными средствами создает портрет:

Бобэоби пелись губы Вээоми пелись взоры Пиээзо пелись брови Лиэээй - пелся облик Гзи-гзи-гзео пелась цель. Так на холсте каких-то соответствий Вне протяжения жило Лицо (2, 36).

Как видно, отдельные элементы лица на портрете по аналогии с краской обозначаются звуковыми "соответствиями". Самый принцип эмоционального соответствия цвета, зрительного впечатления со звуком и словом сохранятся на протяжении почти всего творчества Хлебникова.

Неприятие В. Хлебниковым буржуазно-мещанского мира, быта особенно усиливается к 1914 году. В. Маяковский любил тогда цитировать такие строки стихов В. Хлебникова:

Сегодня снова я пойду Туда, на жизнь, на торг, на рынок, И войско песен поведу С прибоем рынка в поединок! (НХ, 160).

Это неприятие старого мира, ощущение надвигающейся катастрофы сближало Хлебникова с Маяковским. В начале первой мировой войны Хлебников окончательно пересматривает свои взгляды, позиции. Его мысль все чаще обращается к образам Пугачева и Разина, ореолам народного мятежа ("Хаджи-Тархан", "Дети Выдры"). Он жил будущим, рассматривал себя как человека, провидящего ход истории (за два года до ее начала предсказал первую мировую войну), мечтал о времени, когда исчезнут войны, частная собственность, отчуждение человека от природы, вызванное механической стандартизацией культуры. Уже в стихотворении "Конь Пржевальского" (1912) В. Хлебников мечтал:

Взлететь в страну из серебра, Стать звонким вестником добра (2, 112).

Литературная и общественная позиция Хлебникова этого периода была достаточно сложной и противоречивой. С одной стороны, он выступает как футурист-будетлянин, отстаивает позиции новой школы и поэзии. С другой, - он защитник национальной самобытности, идеи всеславянского единства, пропагандист союза славянства и "азиатской культуры". Отрицание буржуазно-капиталистического мира приводило Хлебникова к идеализации прошлого, язычества, славянства, к отказу от механической, бездушной цивилизации современного общества. Его мечта о гармоническом развитии человечества порождала утопию, наукообразную теорию "законов времени", единства закономерностей вселенной.

Своеобразие творчества В. Хлебникова - это слияние его поэтического сознания с отдаленным прошлым, с той стадией мышления, когда господствовали мифологические представления о мире. Образы его ранних произведений чаще всего связаны о периодом Киевской Руси, язычеством, первобытным состоянием человечества. Пользуясь моделью мифа. Хлебников создает новые ("Внучка Малуши", "Журавль", "Маркиза Дэзес"). Но чаще всего у него история сливается с мифологией, современность - с прошлым. Мифы предстают то как трагедийно-историческое событие ("Девий бог", "Гибель Атлантиды", "Ка", "Дети Выдры"), то как ироническое травестирование ("Внучка Малуши", "Вила и леший", "Игра в аду"). Воскрешение языческих времен имело у Хлебникова современное и актуальное значение, как знаменье мощи и единства славянства. Перед лицом японской и германской угрозы он призывает к возвращению к временам язычества, к Перуну, во имя воскрешения былой воинской мощи и единства, в стихотворении "Перун":

Ты знаешь: путь изменит пря, И станет верны, о Перуне, Когда желтой и белой силы пря Перед тобой вновь объеденит нас в уне (2, 198).

Откликом на события русско-японской войны являются стихи "Выли вещи слишком сини". Самую тему столкновения русских войск с японцами поэт мифологизирует, изображая гибель броненосца "Ослябя" в виде мифа о борьбе "японского бога" с Перуном:

Над пучиной емля угол, Толп безумных полон бок, И по волнам кос и смугол Шел японской роты бог (2, 31).

Этим же воинственным тоном отличается и стихотворение "Мы желаем звездам тыкать!":

С толпою прадедов за нами Ермак и Ослябя, Вейся, вейся, русское знамя, Веди через сушу и через хляби!.. (2, 15).

В своем обращении к язычеству, к древней Руси Хлебников примыкал к широкому движению Б русском искусстве начала XX века, представленному в литературе А. Ремизовым ("Посолонь"), С. Городецким ("Ярь", "Перун"), А. Н. Толстым ("За синими реками") и др. В живописи можно назвать Н. Рериха, И. Вилибина; в скульптуре С. Коненкова; в музыке - Игоря Стравинского ("Жар-птица"), С. Прокофьева ("Скифская сюита"). Это воскрешение "языческих" древнерусских начал в искусстве, обращение к мифологическому сознанию знаменовало протест против фетишизации современной культуры и буржуазной цивилизации.

Хлебников написал много таких стихов, которые перекликаются с лесовиками Коненкова и сказочными лешими и прочей нечистью Ремизова:

Зеленый леший - бух лесиный Точил свирель, Качались дикие осины, Стекала благостная ель (2, 92).

В этих стихах картины русской природы, леса, реки - пейзаж вневременной, возникающий, как во сне:

Там, где жили свиристели, Где качались тихо ели, Пролетели, улетали Стая легких времирей; Где качались тихо ели, Где шумели звонко ели, Пролетели, улетели Стая легких Времирей (2, 2, 76).

Все ощущения зыбки, импрессионистичны, возникают подобно музыкальным ассоциациям. Это музыкальное начало подчеркнуто основной "темой": сочетанием двух звуковых регистров - "р" и "л", проходящими через все стихотворение.

На сочетании двух планов: современности и древней Руси основана и поэма "Внучка Малуши". Перенесшись из времен Владимира, когда люди жили одной жизнью с природой, внучка Малуши попадает в "всеучбище" - женский институт. Ее поражает скучная и бессмысленная зубрежка, полный разрыв с природой, и она уговаривает "училиц" вернуться к природной жизни. И "училицы", увлеченные ею девушки, с радостными возгласами покидают "всеучбище", складывают костер из учебников и восклицают:

Мы оденем, оденемся в зелень, Побежим в голубые луга, Где пролиться на землю грозе лень, Нас покинет училищ туга... (2, 74).

В этой поэме чувствуется явная ориентация на "Слово о полку Игореве", поэму Пушкина "Руслан и Людмила".

Увлечение славянством, язычеством находит свое выражение и в пьесе "Девий бог" (1911). Это своего рода языческая мистерия, написанная под влиянием символизма. Она примыкает к пьесам Сологуба, и Ремизова. В ней еще много красивости, эффектной декламационной патетики, от которой в дальнейшем Хлебников отходит. Так. Девий бог обращается к своей девичьей свите: "Я поведу вас на вершины гор, и на хребет моря, и в ущелья подземного царства. Я буду будить вас на утренней заре и, баюкая, усыплять на вечерней. Морская волна не сумеет более точно отразить, звезды, чем я ваши желающие души" (4, 190).