26586-1 (Антропология Интернет: самоорганизация человека кликающего), страница 2

В современной физике есть представление о том, что элементарная частица окружена облаком виртуальных частиц. Некое подобие, на мой взгляд, можно обнаружить, исследуя культурные практики человека.

"Человек читающий" и "человек пишущий" также окружены облаками культурных (в том числе и телесных) артефактов и архетипов. Вокруг того, что я сейчас сижу и пишу этот текст, наворочено множество невидных мне в акте письма положений тела. Я выдерживаю эти положения не произвольно, а согласно тому, как меня научили. Анализируя эти положения, можно нечто сказать о культуре, образующей практики чтения и письма.

Когда ребенка учат читать и писать, то учат и правильно сидеть, держать руки, голову,спину.

С точки зрения, условно говоря, "здорового организма" переход к чтению и письму - это телесная инвалидизация индивида. Вместо того, чтобы пойти и что-то непосредственно выразить в акте коммуникации через разговор, песню, танец, запах,прикосновение, человек создает коммуникативные протезы - бумагу, ручку, книжку, вытесняя ими непосредственные запахи и звуки, танцы и прикосновения. Он пользуется ими, уменьшая свою телесную подвижность, становясь инвалидом с точки зрения наблюдателя, не владеющего прагматиками чтения и письма.

В нашей культуре освоение коммуникативных практик чтения и письма - насилие. Прежде всего - физическое. Человека заставляют менять свои положения и позы, вырабатывать новые и фиксировать их. Тем самым заставляют его подчиняться, адекватно реагировать на власть и управление.

Дети интуитивно или явно сопротивляются тому насилию, с которым происходит культурное освоение практик чтения и письма. Чтение и письмо понижают "степени свободы" тела, уменьшают горизонты телесных событий.

Поменяю точку зрения наблюдателя. Если наблюдатель владеет прагматиками чтения и письма, то он скажет об уменьшении одновременности протекания событий (об одновременности - разговор особый чуть ниже), увеличении скорости коммуникаций, в конце концов о де-инвалидизации.

Аналогичные, на мой взгляд, процессы вытеснения происходят в случае перехода от "человека читающего" к "человеку кликающему".

Переход к компьютерной коммуникации телесен, инвалидизирован (с точки зрения традиционных бумажных практик чтения и письма - вспомним многочисленные крики о "дебилизации" компьютерного поколения) и сопровождается появлением новых практик социального управления и принуждения.

По-видимому, есть общность, роднящая педагогические переходы в культурных практиках кнопочной культуры и культурных практиках мифопоэтического мышления.

Абориген знает десятки тысяч названий растений, насекомых, особенностей местности. Эскимос очень точно следует сложнейшим шаманским обрядам. Заметим, что никто их специально не обучает этому, они не тратят время на зубрежку названий растений или последовательность ритуалов. Все приходит как-то "само".

Можно предположить, что в данном случае культурные артефакты и архетипы "пролезают" не через разум, а через тело, резонирующее ценностным мифопоэти-ческим практикам. Нечто похожее происходит в практиках компьютерной культуры. Обучение "зэппингу" отсутствует.

Архетип выстраивается в процессе, казалось бы, хаотичного блуждания.

В чтении есть нечто, что можно назвать "архетипом листания". Чтение романа, как и его написание, подразумевает нарратив, последовательное повествование, листание от первой страницы к сотой - наличие направления, анизотропию пространства листания.

На первый взгляд кажется, что "зэппинг" Интернета создает изотропное пространство - хронотоп равновероятных перескоков - блужданий между страницами. Нажатиями, перескоками человек формирует свои точки встреч с информацией, и эти все встречи равновероятны. В этом предположении человек уподобляется обезьянке, печатающей на пишущей машинке, из знаменитого мысленного эксперимента К. Шеннона.

В данном случае антропологическая проблема состоит в следующем вопросе - с кем в случае "человека кликающего", занятого "зэппингом", мы имеем дело - с шизофреником, полностью иррациональным существом, находящимся вне какой-либо культуры (как выделенное™ из хаоса равновероятных возможностей), или с новой культурой, с новым типом человека, создающего и транслирующего новую культуру и новые культурные практики.

Я склонен выбирать второй вариант ответа. В том-то все и дело, что человек почему-то всегда выстраивает, самоорганизует анизотропию, неравновероятность своих коммуникативных блужданий. Хотя эта анизотропия имеет гораздо более сложную структуру, чем анизотропия архетипа листания.

Культура не терпит изотропии. Структура коммуникаций, интеракций становится настолько сложной, что спланировать ее, жестко определить (например, задав сразу какой-нибудь культурной практикой или концепцией "архетип листания") практически невозможно. Но тем не менее анизотропия, выделенность направлений на макроуровне образуется, самодостраивается по типу образа эшеровских рук.

Ситуация культурного перехода к "зэппингу", к архетипам "человека кликающе-го" - это ситуация перехода от последовательных нарративов к тому, что я попытался обозначить термином "Фрактальный нарратив" [14].

Этот термин предложен мной для того, чтобы объяснить сложное коммуникативное движение, самоорганизацию "человека кликающего" ассоциацией с метафорами и образами фрактальной геометрии.

Фрактальный нарратив " человека кликающего"

Почему нарратив именно "фрактальный"? Я считаю, что используемое в современных концепциях самоорганизации представление о фракталах вполне адекватно для передачи сложноорганизованной формы такого рода блужданий.

В качестве примера-аналогии фрактальной структуры можно предложить образ видеообратной связи. Простейшим примером видеообратной связи служит структура, получаемая в зеркале, которое отображает зеркало, стоящее напротив. Наблюдатель, помещенный между двух зеркал, видит то, чего вне этих зеркал нет, - бесконечность изображающих друг друга изображений. Другим примером видеообратной связи может быть изображение, полученное в результате наведения видеокамеры на монитор телевизора, порождающее совершенно фантастические по своей красоте картины⁶.

Эти примеры, кстати, неплохо ассоциируются с описываемым выше образом Эшера.

Фрактальный нарратив по аналогии с фрактальными структурами видеообратных связей можно рассматривать как некоторую коммуникативную макроструктуру движений, образованную через итерации, нажатия, щелчки, засечки "человека кликающего" между познавательными "зеркалами" страниц сети, танцами с другими представителями рода себе подобных. " Человек кликающий" формирует фрактальный нарратив своими перескоками. Фрактальный нарратив, перескоки формируют "человека кликающего".

Сам "человек кликающий" не имеет никакого содержания без этих встреч, перескоков и засечек. Он гуляет перескоками по миру и строит перескоками мир.

В этом смысле происходит нечто подобное тому, что американский социолог -основатель институционализма Т. Веблен — называл кумулятивной причинностью (cumulative causation)⁷, а немецкий физик-теоретик, один из основателей синергетики Г. Хаксн [17], циклической причинностью. Эти понятия связаны с представлениями о положительной обратной связи, которую визуализируют описанные выше примеры видеообратной связи.

Перескоки, взаимодействия с миром- фрактальные нарративы "человека кликающего" - могут разворачиваться до бесконечности. В процессе интеракций меняется и предполагаемая цель интеракции-кликания и предполагаемая причина. Жесткое причинно-следственное или телеологическое описание в данном случае некорректно. Своим взаимодействием "человек кликающий" меняет мир, изменившийся мир в свою очередь меняет его, и эти изменения опять провоцируют изменения мира.

Вернусь опять к осмыслению "антропологии нажатия", чтобы выяснить, как "кли-канье" и "зэппинг" стали возможными в нашей культуре.

Есть несколько аспектов рассмотрения этого вопроса. Во-первых, как я писал выше, кнопка, нажатие на нее - это новая структура утилитарности, формирующаяся в результате сложных взаимоотношений телесного и культурного.

Во-вторых, "кликание-зэппинг" как телесная практика может быть в частном случае связана с сексуализацией коммуникации, а в более общем - с появлением культурных механизмов управления (желание, власть, насилие).

Это известный культурный ход, когда архетипы того или иного (например, сексуального) влечения ассоциативно связываются в культуре с архетипами чтения, письма и в нашем случае - "зэппинга". Ручной "человек кликающий" бежит за своими пальцами в желанное пространство случек, разворачиваемое на его нажатиях.

В-третьих, хочется подробнее рассмотреть культурные практики самоорганизации пространства и времени через коммуникации "зэппинга".

" Человек кликающий": пространство и время в коммуникации

"Человек кликающий" выстраивает кнопочными интеракциями становящееся перед ним пространство и время, т.е. пространство и время связываются в целостность, структурируются через человеческие коммуникации.

Разные исторические эпохи демонстрируют нам разные способы, приемы подобного связывания. Чтобы это понять, достаточно рассмотреть такое понятие, как одновременность.

Оценить одновременность мы можем только через коммуникацию как согласование целостности системы. Именно коммуникация представляет нам те или иные события как одновременные или разновременные. Однако скорость коммуникации конечна и зависит от специфики рассматриваемой системы. Тем самым коммуникация структурирует время, задает особенность течения времени в системе.

Причем это рассуждение распространяется как на физические системы (в качестве примера можно привести знаменитый мысленный эксперимент А. Эйнштейна с наблюдателями в различных системах отсчета), так и на социокультурные.

Блестящий анализ социокультурного пространства-времени России конца XVIII -начала XIX века с точки зрения скорости коммуникаций дает Н. Эйдельман в первой части своей книги "Грань веков". Одновременности исторических событий в России XVIII века могут длиться месяцами, а то и годами из-за очень медленных, с нашей точки зрения, скоростей коммуникаций: «В то время не придавали значения "мелким делениям" - минуте, секунде: у большинства жителей, ложившихся с темнотой, поднимавшихся с рассветом, ни стенных, ни других часов не было в помине. В тех же домах, что жили по часам, знали только свое время: в самом деле, как сверить, согласовать стрелки, маятник в столице, на Волге, в Сибири, на Камчатке - не по радио же?.. Одновременность была в ту пору растянутой; то, что происходило сей час на другом краю планеты, плохо воспринималось как синхронное, и, скажем, накануне рождения Пушкина "Московские ведомости" от 25 мая 1799 года печатали столичные известия от 19 мая, из Италии - апрельские, из Нового Йорка - мартовские, о предполагаемых же совместных действиях Буонапарте с Типу-султаном сообщалось еще в течение многих недель после гибели знаменитого индийского правителя в сражении с англичанами» [18].

Структура пространства и времени мира, его целостность зависят от коммуникативных возможностей, от того, с какой скоростью я могу согласовать события, а не наоборот. Мир, в котором от Москвы до Якутска надо ехать ровно три года, принципиальным образом отличается от мира, в котором из Москвы в Якутск можно позвонить или добраться за 8 часов.

Пространство и время - это коммуникативные возможности, зависящие от скоростей коммуникаций. Пространство и время неоднородны, анизотропны, изменчивы.

Один из разделов книги Пригожина и Стенгерс "Порядок из хаоса" [19] называется "От Евклида к Аристотелю". В нем авторы говорят о переосмыслении понятий пространства и времени в современной науке в сторону их неустойчивости, нарушения симметрий, анизотропии. Это переосмысление авторы связывают с возрождением и переосмыслением пространственно-временных интуиции Аристотеля, Г. Гегеля, А. Бергсона.

Целое играет главенствующую роль в формировании системы любой природы. Но ведь целостность всегда коммуникативна - целостность достигается путем коммуникаций, синергии между частями. Следовательно, разные возможности для коммуникации могут порождать различные пространственно-временные целостности.

И теперь становится ясно, что "человек кликающий" появился не как чертик из табакерки. Он есть результат коммуникативной эволюции медиа - эволюции, рождающей пространственно-временную анизотропию мира.