140840 (Социальные ограничения: содержание, структура, функции), страница 21

Функциями информационно-образовательных социальных ограничений являются регулирование и организация социальной жизнедеятельности с помощью предоставления или не предоставления (сокрытия) той или иной информации, способов её структурирования, дозирования, отбора, подачи, что реализуется в частности в образовательных системах. Значение этой формы социальных ограничений очень велико, особенно в современном обществе, которое часто называют информационным. Известно, что регулирование информационных и энергетических потоков является главным средством бесструктурного (то есть не связанного с прямыми указаниями) управления. В случае если какая-то энергия для тех или иных действий уже имеется у управляемого объекта или у управляющего нет желания её предоставлять, то основным способом управления оказывается информационный. Ясно, что информация содержится и в других формах социальных ограничений концептуальных, идеологических, правовых и т.д., однако, если она, как и другая информация не известна, не доступна личности и обществу, то имеет место именно информационное социальное ограничение. То есть, если другие формы социальных ограничений связаны со структурированием информации и ограничением за счет этого, то эта форма связана с предоставлением – лишением самой информации. Например, какой-либо закон содержит в себе некую информацию, однако если тот, кого она касается её не знает, то он не может воспользоваться возможностями или ограничениями содержащимися в этом законе. Таким образом, отсутствие информации о тех или иных формах социальных ограничений тоже является формой социального ограничения.

Информационные социальные ограничения тесно связаны с проблемой коммуникации, и функции информационных социальных ограничений часто реализуются через коммуникационные социальные ограничения, которые относятся к технико-технологическим социальным ограничениям. Значительна связь информационно-образовательных и экономических социальных ограничений.

Т. Парсонс рассматривал «образовательную революцию» как продолжение промышленной революции, разделившей экономическую и политическую систему и демократической революции, разделившей общество и государство (политическую систему). «Образовательная революция» должна разделить гражданское общество с традиционной системой воспроизводства и сохранения культурного образца (семьёй) и стать этапом захвата и подчинения общества хозяевами определенной концепции, действующими, исходя из известного принципа: «разделяй и властвуй». «Теперь уже не подразумевается, что существует «врожденная способность» индивида достигать справедливого положения… Вместо этого признается, что стратификация по способностям должна быть опосредована целым комплексом различных стадий, которые проходит индивид в процессе своей социализации. Все в большей мере создаются условия для того, чтобы имеющие худшие начальные позиции могли преуспеть…»(323, с.130), - писал Т. Парсонс. Получается, что система образования по Парсонсу должна социально ограничивать более способных, уравнивая их с менее способными, но, как надо полагать, более подходящими для целей соответствующей концептуальной модели. «Не напоминают ли современные школы мини-тюрьмы? Не душат ли они воображение, не давят ли они ребенка физически и ментально и не практикуют ли различные формы явного и скрытого терроризма? Ответ, конечно же, однозначен: да; но подобные школы необходимы, чтобы обучить людей исполнению ролей в офисах, на фабриках или в каких-нибудь других организациях, которые очень напоминают мини-тюрьмы, душат воображение, давят физически и ментально и держатся на страхе (угрозе лишения биовыживательных бумажек-денег)»(405, с.146), - писал Р.А. Уилсон. Функцией подобного образования является формирование определённых, по сути, ложных и социально ограничивающих стереотипов социального поведения, разбору которых могли бы быть посвящены отдельные исследования.

Г. Лебон писал, что «приобретение таких познаний, которые не могут быть приложены к делу, служит верным средством к тому, чтобы возбудить в человеке недовольство»(231, с.214). Исходя из этого, не трудно предположить, что в образовательных учреждениях и СМИ будут присутствовать соответствующие информационные ограничения, несущие функцию снятия возможного недовольства населения и его блокирования от информации определённого рода в прагматических целях хозяев этой системы. В другой своей работе, критикуя французскую систему образования, Г. Лебон писал: «Полуучёными я называю тех, кто не имеет других знаний, кроме книжных, и, следовательно, не имеет никакого понятия о действительной жизни. Они продукт наших университетов и школ, этих жалких «фабрик вырождения»… Профессор, учёный, студент нередко многие годы и очень часто всю жизнь остаются полуучёными»(230, с.82). Сходная критика французской системы образования содержится и в работе С.Г. Кара-Мурзы (191, с.212-221). Однако её недостатки не случайность, а выражение социально ограничительных функций, направленных на искусственную фабрикацию ограниченного «человека массы» с одной стороны и относительно менее ограниченной «элиты», призванной составлять верхушку этой массы - с другой. Таким образом, функцией образовательных ограничений является устойчивое воспроизводство социально ограниченных масс и господствующей над ними псевдоэлиты. При этом все эти более-менее социально недееспособные «полуучёные» будут зависеть от хозяев господствующей концепции, сумевших принудительно навязать обществу свою систему социальных ограничений.

«…Чтобы предотвратить возможность зарождения собственных групп элиты (интеллигенции), в массе управляемых, ее нужно полностью лишить тишины. Так на современном Западе возникло явление, которое получило название «демократия шума». Создано такое звуковое (шумовое) оформление окружающего пространства, что средний человек практически не имеет достаточных промежутков тишины, чтобы сосредоточиться и додумать до конца связную мысль. Это - важное условие его беззащитности против манипуляции сознанием» (191, с.98), – писал С.Г. Кара-Мурза. Так в современном обществе реализуются функции информационно-образовательных социальных ограничений. Эти функции находят свое выражение в лишении, сокрытии той или иной информации, прежде всего, социально значимой и могущей способствовать развитию, а не деградации человека, в предоставлении ложной информации, создании информационного шума из лишней информации (наиболее отчётливо это видно в принудительно навязываемой электронными СМИ рекламе). Посредством регулирования информационных потоков эти социальные ограничения могут выполнять функции манипуляции сознанием и подсознанием масс, функции понижения уровня сознания, интеллекта и психической активности. Они также могут выполнять функцию отделения человека от внесоциальных источников информации.

Экономические социальные ограничения в отличие от информационных регулируют другую важнейшую социальную силу – энергию. Универсальным символом и выражением этой энергии являются деньги как всеобщий обменный эквивалент. Человек не имеющий доступа к этой социальной энергии, лишён возможности практических действий, какой бы информацией, правами и управленческими полномочиями он не обладал. Функции экономических социальных ограничений заключаются, таким образом, в энергетическом, ресурсном регулировании социальной жизнедеятельности. Инструментом этих ограничений является лишение (предоставление) сырья, энергии, продовольствия, товаров и изделий или их обменных эквивалентов – денег (акций, облигаций и т.п.). Связь с правовыми социальными ограничениями осуществляется здесь через право собственности на те или иные экономические ресурсы, связь с информационными социальными ограничениями – через знание о возможностях их приобретения и использования. Для современного общества, называемого в традиции левой мысли буржуазным, характерно то, что «хозяйство хочет перерасти себя… Оно стремится стать не только одной из сторон жизни, но единственной или, … определяющей, не признавая над собой никакого внехозяйственного или сверххозяйственного суда. В результате получается экономизм, как особое мироощущение и мировоззрение»(53, с.309). Для этого мировоззрения экономика и соответственно экономические социальные ограничения представляются центральными, их функции абсолютизируются. На самом деле, это конечно не так, однако, роль экономических социальных ограничений различна в разных обществах. Для современного общества характерен рост удельного веса и значимости, экономических социальных ограничений за счёт ослабления других звеньев этой системы.

«Просматривается опасная зависимость: деньги, освобожденные, согласно рецептам монетаризма, от «архаичной» связи с натуральными экономическими показателями, наращиваются тем свободнее и быстрее, чем полнее разрыв соискателей денег со всеми правовыми и нравственными нормами» (322, с.183), – писал А.С. Панарин. То есть, экономические социальные ограничения, по сути, поглощают, конвертируют в себя другие виды социальных ограничений. Результатом этого является резкое ослабление всех социальных ограничений для узких групп финансовой элиты и пропорциональное возрастание этих социальных ограничений для большинства.

Для современной социально-экономической системы характерна устойчивая настройка на функцию перераспределения экономических ресурсов от большинства к сверхбогатым. Ряд механизмов подобного устойчивого перераспределения описан в книге А.К. Крыленко «Денежная держава – тайные механизмы истории», а также в работах А.Д. Нечволодова, Р. Эпперсона и других авторов (См. 28, 29, 96, 149, 267, 271, 278, 301, 484). «Ростовщическая же система состоит в том, что частные лица – банкиры – получают разрешение на выпуск денег, давая их под проценты правительству. Деньги, выпускаемые банкирами, обеспечиваются богатствами, а проценты по кредитам вынуждены платить налогоплательщики. В результате такой системы все богатства нации оказываются безвозмездно переданными банкирам, корпоративной группе частных лиц» (Цит. по 28, с.150), - указывал А.К. Крыленко. Другой подобный механизм – это инфляция. «Кейнс и Ленин были, несомненно, правы: ни один из миллиона не смог бы распознать истинную причину инфляции! … «Инфляция берёт у старых, неорганизованных и бедных и дает это тем, кто решительно управляет своими доходами… Доход перераспределяется от стариков к людям средних лет и от бедных к богатым»(484, с.66), - отмечал Р. Эпперсон. По Р. Эпперсону правительство, допуская выпуск не обеспеченных товарами лишних денег, порождающих инфляцию, узаконивает и покрывает подделку денег. В результате инфляции происходит конфискация доходов тех, кто держит свои сбережения в деньгах, но обогащение крупных собственников недвижимости, промышленности и земли, которые дорожают опережающими инфляцию темпами. При этом «почему-то никто из экономистов любого уровня и образования не обратил внимания на тот простой факт, что деньги есть мерило стоимости, определенный эталон, установленный для измерения. Точно также люди установили метры, килограммы, секунды… Но продавцу ткани не приходит в голову уменьшать длину метра, а продавцу муки – вес килограммовой гири (за это полагается административная или уголовная ответственность). Однако рубли, доллары, а теперь и евро ежедневно уменьшаются в своей стоимости вследствие инфляции»(28, с.155), - отмечают авторы сборника «13 теорий демократии», по мнению которых постоянное повышение тарифов и инфляция являются мошенничеством, аналогичным уменьшению веса гирь.

Подобная ситуация постоянного перераспределения доходов порождает состояние «одержимости экономикой» (Ю. Эвола). Однако расплатой за подобную одержимость и улучшение социальных условий для части населения, служит «порабощение индивида производственным механизмом и социальным конгломератом» (475, с.98). Одержимый экономикой человек крутится как белка в колесе, боясь проиграть в экономической гонке, а в результате теряет свободу и простор для реализации возможностей, выходящих за рамки обыденной жизни и материальных потребностей, лишая попутно этой возможности и тех, кто не желает участвовать в принудительно навязанной экономической гонке, а потому проигрывает в ней. При этом «экономическая эксплуатация разделяет силу и продукт труда»(425, с.202), лишая работника заработанного, а значит и возможностей для деятельности и развития.

Функции экономических социальных ограничений заключаются, таким образом, в стимуляции и подавлении посредством предоставления или лишения экономических ресурсов той или иной деятельности людей. Так, одержимость экономикой, умело возбуждаемая не только господствующей идеологией, но и манипулированием экономическими социальными ограничениями, призвана подавлять и ограничивать именно реализацию возможностей, выходящих за рамки обыденной жизни и материального интереса. «Современный Запад не выносит людей, которые заведомо согласны были бы меньше работать и скромнее жить» (102, с.90) ради реализации неэкономических и несоциальных интересов, «и поскольку во всем в рассчет принимается только количество, а все, что не воспринимается органами чувств считается просто не существующим, то всякий человек, не прибывающий в состоянии ажитации и не производящий материальных предметов, с неизбежностью квалифицируется как «лентяй» и «бездельник»… В современном мире нет больше места ни для интеллекта, ни для каких бы то ни было вещей внутренней природы уже потому, что их нельзя ни увидеть, ни потрогать, ни взвесить, ни сосчитать. Всех занимают только чисто внешние действия во всевозможных формах, даже те из них, которые начисто лишены всякого смысла»(102, с.90-91). Современный мир не только не выносит, но и активно подавляет таких людей с помощью экономических социальных ограничений, делая аутсайдерами в экономической гонке, являющейся социально ограничивающим образом жизни и действия. Именно поэтому, а не из-за «нехватки денег» и ресурсов плохо финансируется наука, культура, образование и другие подобные сферы. Напротив, те сферы деятельности, которые укрепляют социальную ограниченность человека и общества, в том числе и посредством реализации лжесвобод, как правило, не испытывают экономических затруднений. «А с точки зрения финансовой привлекательности, банкирам более выгодно финансировать порнографию, наркоторговлю, торговлю оружием, либо войну, нежели жилищное строительство, малый бизнес или инфраструктурное развитие, в чем заинтересовано общество. Наиболее выгодным делом для такой денежной системы являются войны… Обычно войны стоят больше, чем страна может себе позволить, поэтому правители обращаются к банкирам с просьбой о финансировании боевых действий»(28, с.150), что те и делают, ссужая деньги под проценты.