Проанализируем изложенную концепцию, исходя из собственного опыта анализа экзистенциальных начал в творчестве Есенина.

Само по себе стремление ученого проследить эволюцию одного из наиболее заметных экзистенциально окрашенных мотивов есенинской лирики – мотива отчуждения и самоотчуждения – представляется нам вполне обоснованным.

Действительно, этот трагический феномен, обусловленный внутренней дисгармонией личностного сознания, художественно исследуется поэтом в целом ряде произведений разных лет: «День ушел, убавилась черта... », «Я усталым таким еще не был...», «Кто я? Что я? Только лишь мечтатель...» и т.д., в которых отразились характерные симптомы разорванного сознания и расколотой «экзистенции», знаки «неподлинного» бытия, о чем нам приходилось уже писать. Психология отчуждения проявилась и в стихотворениях, запечатлевших тему «ухода»: «Устал я жить в родном краю...», «Сторона ль ты моя, сторона!.. », «Не ругайтесь! Такое дело...» и т.п. В наиболее концентрированной форме эта проблематика нашла свое воплощение в трагически исповедальной поэме «Черный человек», где сам образ инфернального ночного «гостя» представляет собой фантом отчужденного, «неподлинного» существования с его «притяжением небытия», которому лирический герой произведения пытается отчаянно противостоять, вступая в бескомпромиссный поединок с «черным» призраком упорно надвигающейся на него «болезни-К-смерти».¹⁶ Однако вся художественная логика поэмы, вопреки мнению А. Лагуновского, позволяет с достаточной степенью обоснованности утверждать, что «пограничная ситуация» и в этом произведении Есенина не приводит лирического героя к безнадежному духовному тупику, а драматически преодолевается с помощью «очищающей рефлексии» нравственного самосознания, разрешаясь финальным катарсисом. Поэтому невозможно, на наш взгляд, согласиться с категорическим утверждением исследователя о том, что основным стержнем духовного пути С. Есенина стал вывод о бессмыслице существования человека в отчужденном мире.

Ведь есенинский «уход» чаще всего связан с попыткой преодолеть возникшее «отчуждение», найти возможность примирения с собой и миром и вернуться к исходным рубежам, обогащенным новым духовным опытом, новым знанием о жизни.

Глава 3. Философия творчества С. Есенина

Принципиальная особенность С. Есенина – отсутствие экзистенциального скепсиса по отношению к высшему смыслу бытия. Поэтому мощный пафос жизнелюбия и светлой веры, невзирая на периоды сомнений, и душевной усталости, продолжал питать есенинскую поэзию на протяжении всей его жизни, а нота приятия и благословения мира во всех его проявлениях звучала в его лирической симфонии до самого конца не менее волнующе и пронзительно, чем интонация грусти и тоски.

В полемике с концепцией А. Лагуновского нам представляется гораздо более взвешенной и аргументированной позиция другого современного исследователя - В. Хазана: «Есенин по характеру своего дарования, по цельности мирочувствования и творческого мышления вовсе не пессимистический поэт, склонный к угрюмой мизантропии…» Но вместе с тем в нем, как и в Блоке, «было сильно развито чувство вселенской неустроенности и катастрофичности бытия, его одолевала тяга познать мир в «минуты роковые» трагических конфликтов и противоречий... Мотивы блужданий, утраты перспективы и цели столь же органичны для есенинской концепции пути, как и процесс оптимистического обретения веры в правильность избранной жизненной дороги».

Исследование А. Лагуновского является не только попыткой анализа экзистенциальной проблематики творчества С. Есенина, но и одним из современных примеров применения методологии фрейдистского психоанализа к его творчеству. Подобные попытки изучения «подсознательных» основ есенинской лирики с позиций «реформированного» психоанализа, тяготеющего к «психокритике», в западном литературоведении предпринимались уже давно. Обращение отечественных исследователей и ученых из ближнего зарубежья к данной методологии, все чаще дающее о себе знать в последнее время, нельзя не признать вполне естественным и закономерным.

Вопрос лишь в том, насколько ценен эстетический результат такой интерпретации есенинских произведений, что нового открывает она в психологии творчества их создателя.

Если подойти с этих позиций к работе А. Лагуновского, то обращает на себя внимание спорность целого ряда выводов.

Так, например, исследователь считает, что в создании «культа родины» у поэта проявился своеобразный Эдипов комплекс: «Чувство поэта к родине-матери не только духовное, возвышенное, но и плотское, телесное чувство». И далее: «Инцестуальные устремления поэта к родине сильны и мучительны». Подобные выводы распространяются А. Лагуновским и на героев повести «Яр», у которых он обнаруживает «инцестуальную привязанность к земле», «инцестуальный симбиоз с природой».

Перенося ту же фрейдовскую схему на творчество С. Есенина, А. Лагуновский сходным образом универсализирует ее. Внешне эффектные формулировки, обнаруживающие незаурядную философскую эрудицию исследователя, выполняют, однако, малопродуктивную функцию, поскольку искажают естественный характер взаимосвязи человека и природы, как в крестьянском сознании, так и в отразившем его творчестве Есенина, подменяют давно уже выработанные отечественной литературнофилософской мыслью ясные и выразительные понятия: «власть земли», «почвенное сознание», «чувство родины». Идея «узловой завязи» человека и природы, составляющая сердцевину «органической философии» Есенина, имеет в своих истоках, как известно, древнейшую мифологическую традицию, а отнюдь не аномальные явления подсознательного характера.

Не может не вызвать споров и подчеркнуто биологизаторская трактовка А. Лагуновским трагического противостояния «живого» и «железного» в послереволюционной лирике С. Есенина, попытка перевести эту острую социальную и духовную коллизию в плоскость психоаналитических построений наподобие «конфликта между некрофильным и биофильным ориентированием» ¹⁷, якобы имеющем место в человеческом подсознании. В данном случае, на наш взгляд, исследователь вообще выходит за пределы применимости психоанализа к произведениям искусства, ибо эстетическая реальность далеко не всегда поддается расщеплению даже самым тонким философским инструментарием.

Об этом, кстати сказать, писали отечественные философы еще в 20-е годы. Так, И. Григорьев в статье «Психоанализ как метод исследования художественной литературы», опубликованной в 1925 году, замечал: «Такое пользование психоаналитическим методом – опасно. ...Если наперед быть уверенным, что всякое литературное произведение лишь сублимация Эдипова комплекса, то при беспредельной гибкости этого построения, которое легко повернуть и вывернуть как угодно, можно без всяких усилий в любом произведении в два приема обнаружить наличие Эдипова комплекса. Вместе с тем литературное исследование должно будет прекратиться».

Означает ли это, что психоанализ в принципе не применим к интерпретации есенинских произведений? Отнюдь нет. Уже имеется опыт плодотворного использования юнгианской «теории архетипов», концепции «коллективного бессознательного». Позитивные перспективы может иметь в этом плане и теория динамического бессознательного, способная в значительной степени прояснить сложные вопросы психологии творческого процесса, творческого поведения художника, особенностей восприятия его произведений массовым читательским сознанием, самого «феномена Есенина» как социально-психологического явления.

Заключение

Развивающаяся практика интерпретации творчества Есенина в свете многообразных научных подходов предполагает вовлечение в исследовательскую практику и таких методов анализа, как экзистенциальный и психоаналитический, ранее использовавшихся лишь западными исследователями и однозначно отвергавшихся отечественной филологический наукой. Думается, что современный этап ее развития позволяет признать их применение вполне обоснованным в рамках присущих им возможностей. Однако о пределах этих возможностей помнить необходимо.

Вместе с тем нельзя забывать и о том, что спорные и даже ошибочные гипотезы, вызывая неизбежную полемику, также способствуют развитию научной мысли. Обновление и расширение методологической базы есениноведения является, вне всякого сомнения, позитивной тенденцией, способствующей значительному обогащению современных представлений о месте и значении творчества С. Есенина в истории литературы XX века, органичному включению его в общемировой историкокультурный контекст.

Глубоко прав писатель Леонид Леонов, который в январе 1926 года писал: «Могучей творческой зарядкой был отмечен звонкий есенинский талант. Глубоко верю, что многое еще мог бы сделать Сергей Есенин. Еще не иссякли творческие его соки, еще немного оставалось ждать, и снова брызнули б они из есенинских тайников, как по весне проступает светлый и сладкий сок на березовом надрезе». ¹⁸

И кто знает, окажись в трагические для поэта дни рядом с ним настоящие, верные друзья, не почувствовал ли бы он опять, после метели на сердце, весну в груди. "Не будем винить только его, - писал после смерти Есенина А. В. Луначарский. – «Все мы - его современники - виноваты более или менее. Это был драгоценный человек. Надо было крепче биться за него. Надо было более по-братски помочь ему».

Сколько радости приносил поэт людям, открывая перед ними светлые дали, новые горизонты прекрасного в жизни! Сколько людей согревало свои сердца у чудесного костра поэзии Есенина, сколько наслаждалось задушевными звуками его лиры. И как часто они были, к сожалению, невнимательны к Есенину - Человеку, как часто он был одинок и беззащитен. «Я видела, как ему трудно, плохо, как он одинок, - вспоминает актриса Камерного театра Августа Миклашевская. - Понимала, что виноваты и я и многие ценившие и любившие его. Никто из нас не помог ему по-настоящему. Он тянулся, шел к нам. С ним было трудно, и мы отходили в сторону, оставляя его одного».

«Не удержался. Видать, разбился о камень черствых людских сердец»,¹⁹ - сказал Сергей Миронович Киров, узнав о смерти поэта.

Список литературы

1. Мамлеев Ю. Есенин и кризис современной цивилизации // Столетие Сергея Есенина: Международный симпозиум. М., 1997. Вып. 3.

2. Тавризян Г.М. «Изумленный свидетель» (еще раз об экзистенциалистской этике) // Философия марксизма и экзистенциализм: Сб. ст. / Под ред. И.С. Нарского, Т.И. Ойзермана. М., 1971.

3. Воронова О.Е. Мировое есениноведение: современные аспекты интерпретации творчества С. Есенина// Филологические науки. 1992. № 2.

4. Киссель М.А. Философская эволюция Ж.П. Сартра. Л., 1976.

5. Хайдеггер М. Отрешенность // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Избранные статьи позднего периода творчества. М., 1991. Оцуп Н. Сергей Есенин // Русское зарубежье о Есенине Т. 1.

6. Бердяев Н.А. Самопознание: Опыт философской автобиографии. Париж: Ymca-Press, 1983.

7. Лагуновский А.М. Художественная концепция действительности в творчестве С.А. Есенина (категория отчуждения:Минск, 1993.

8. Хазан В.И. Проблемы поэтики С.А. Есенина. М.; Грозный, 1989.

1 Воронова О.Е. Мировое есениноведение: современные аспекты интерпретации творчества С. Есенина// Филологические науки. 1992. № 2. С. 46

2 Воронова О.Е. Мировое есениноведение: современные аспекты интерпретации творчества С. Есенина// Филологические науки. 1992. № 2. С. 88

3 Мамлеев Ю. Есенин и кризис современной цивилизации // Столетие Сергея Есенина:

Международный симпозиум. М., 1997. Вып. 3. С. 368

4 Тавризян Г.М. «Изумленный свидетель» (еще раз об экзистенциалистской этике) // Философия марксизма и экзистенциализм: Сб. ст. / Под ред. И.С. Нарского, Т.И. Ойзермана. М., 1971. С. 79.

5 Адамович Г. Сергей Есенин (к 10-летию со дня смерти) // Русское зарубежье о Есенине: Воспоминания, эссе, очерки, рецензии, статьи: В 2 т. / Сост., вступ. ст. и коммент. Н.И. Шубниковой-Гусевой. М., 1993. Т. 1. С. 96.

6 Киссель М.А. Философская эволюция Ж.П. Сартра. Л., 1976. С. 38.

7 Тавризян Г.М. «Изумленный свидетель» (еще раз об экзистенциалистской этике) // Философия марксизма и экзистенциализм: Сб. ст. / Под ред. И.С. Нарского, Т.И. Ойзермана. М., 1971. С. 79.

3 Адамович Г. Сергей Есенин (к 10-летию со дня смерти) // Русское зарубежье о Есенине: Воспоминания, эссе, очерки, рецензии, статьи: В 2 т. / Сост., вступ. ст. и коммент. Н.И. Шубниковой-Гусевой. М.,1993. Т. 1. С. 235

8 Воронова О.Е. Мировое есениноведение: современные аспекты интерпретации творчества С. Есенина// Филологические науки. 1992. № 2. С. 94

9 Хайдеггер М. Отрешенность // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Избранные статьи позднего периода творчества. М., 1991. С. 106.

10 Хайдеггер М. Отрешенность // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге: Избранные статьи позднего периода творчества. М., 1991. С. 173

11 Воронова О.Е. Мировое есениноведение: современные аспекты интерпретации творчества С. Есенина// Филологические науки. 1992. № 2. С. 39

12 Бердяев Н.А. Самопознание: Опыт философской автобиографии. Париж: Ymca-Press, 1983. С. 293.

13 Воронова О.Е. Мировое есениноведение: современные аспекты интерпретации творчества С. Есенина// Филологические науки. 1992. № 2. С. 92

14 Хазан В.И. Проблемы поэтики С.А. Есенина. М.; Грозный, 1989. С. 71.

15 Лагуновский А.М. Художественная концепция действительности в творчестве С.А. Есенина (категория отчуждения: Минск, 1993.

16 Лагуновский А.М. Художественная концепция действительности в творчестве С.А. Есенина (категория отчуждения: Минск, 1993.

17 Лагуновский А.М. Художественная концепция действительности в творчестве С.А. Есенина (категория отчуждения: Минск, 1993.

18 Федотов Г.П. Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам. М., 1991. С. 182

19 Мусатов В.В. Поэтический мир Сергея Есенина // Литература в школе, 1995. № 6.