41889 (Особенности именной группы в финском языке), страница 2

В заключение укажем, что в наречных образованиях суффиксы различных первичных падежей, исключая аккузатив, часто оказываются скомбинированными друг с другом. Это можно сказать, например, о формах taakse (из tak+a-kse-k) ‛за (что-либо)’ при taas (из tak+as) первоначально ‛назад’, ныне ‛опять’ и при taa (из tak+a-k) ‛за (что-либо)’, luokse ‛к’ при luo ‛к’ и т.п¹⁰.

1.2. Вторичные падежные формы

На основе уже готовых первичных падежных форм выросли вторичные. Окончания этих вторичных форм всегда с морфологической точки зрения разложимы, причем последней составляющей их частью являются окончания первичных падежных форм. Пути сложения вторичных падежных форм самые различные¹¹.

Важную группу вторичных падежей составляют внутреннеместные падежи: инессив на -ssa (-ssä), элатив на -sta (-stä) и иллатив на -hen или -sen, последний с довольно сложной переработкой окончаний: -hen испытало ассимиляцию е предшествующему гласному, а затем, при определенных условиях – если предшествующий слог был не-первый и оканчивался на слоговой гласный – выпадение h, что создало формы на долгий гласный плюс n; -sen испытало воздействие форм на долгий гласный плюс n и превратилось в -seen. Первоначальные значения внутреннеместных падежей сохраняются хорошо: инессив на -ssa (-ssä) до сих пор имеет значение главным образом «в ком», «в чем», элатив на -sta (-stä) – значение «из кого», «из чего», иллатив на -hen или -sen с дальнейшим развитием – значение «в кого», «во что». К этим основным значениям прибавляются различные новые. Элатив может обозначать еще материалы, из которых состоит предмет, например: saappaat tehdään nahasta ‛сапоги делают из кожи’, основание действия, например: hän teki sen pelosta ‛он сделал это из страха’, предмет речи или мысли, например: hän puhuu viime sodasta ‛он говорит о последней войне’, и мн. др.

Иллатив может обозначать еще нечто, к чему-либо пригодное, например: hän ei siihen kelpaa ‛он на это не годится’, ‛к этому не пригоден’, и мн. др¹².

Для понимания происхождения внутреннеместных падежей весьма важно предварительно разобраться в из формальных особенностях. Окончание -ssa (-ssä) восходит к -s-na (-s-nä), окончание -sta (-stä) – к -s-ta (-s-tä), окончание -hen или -sen – к -h-en или -s-en, где h является слабоступенным соответствием s. Таким образом, внутреннеместные падежи содержат общий s-овый формант, с которым собственно и связана идея места внутри чего-либо, а далее форманты, тождественные с суффиксами первичных падежей – локатива (эссива) на вопрос «где?», -na (-nä), далее, делатива (партитива) на вопрос «откуда?», -ta (-tä) и, наконец, латива на вопрос «куда?», -n.

Другую важную группу вторичных падежей составляют внешнеместные падежи. Это адессив на -lla (-llä), аблатив на -lta (-ltä) и аллатив на -lle (в эпоху М. Агрикола на -llen). Первоначальные значения внешнеместных падежей сохраняются хорошо: адессив на -lla (-llä) до сих пор имеет значение «у кого», «у чего» или «на ком», «на чем», аблатив на -lta (-ltä) – значение «от кого», «от чего» или «с кого», «с чего», аллатив на -lle (раньше -llen) – значение «к кому», «к чему» или «на кого», «на что». К этим основным значениям прибавляются различные новые¹³.

Адессив может обозначать еще время, например: päivällä ‛днем’ kesällä ‛летом’; орудие или средства, соответствуя русскому творительному падежу, например: näin sen omilla silmilläni ‛я видел это своими глазами’. Аллатив может обозначать еще косвенный объект действия на вопрос «кому?», «чему?», соответствуя русскому дательному падежу, например: poika tuo kirjan minulle ‛мальчик принесет книгу мне’, и др. Для понимания происхождения внешнеместных падежей весьма важно предварительно разобраться в из формальных особенностях.

Окончание -lla (-llä) восходит к -lna (-lnä), окончание -lta (-ltä) – к -l-ta (-l-tä), окончание -lle (раньше -llen) – к -lle-n; -llen вместо -len появилось под влиянием -lla (-llä).

Таким образом, внешнеместные падежи содержат общий l-овый формант, с которым собственно и связана идея места во вне чего-либо, а далее форманты, тождественные с суффиксами первичных падежей: локатива (эссива) на вопрос «где?», -na (-nä), делатива (партитива) на вопрос «откуда?», -ta (-tä) и, наконец, латива на вопрос «куда?», -n. Строение окончаний внешнеместных падежей было первоначально строго параллельно строению окончаний внутреннеместных¹⁴.

1.3. Числовые формы

Существует два числа – единственное и множественное (двойственное, сохраняющееся в некоторых других финноугорских языках, исчезло). Единственное число не характеризуется никаким особым суффиксом. Множественное число характеризуется различными суффиксами, к рассмотрению которых мы и переходим. Важнейшую роль играет множественное число на -t.

Оно выступает в номинативе и сходном с ним (во множественном числе) аккузативе; например: sanat ‛слова’. Кроме того, оно проникло в генитив, где мы находим -te-n; например: sanain (из sanat+en) ‛слов’, kuusten ‛елей’.

Первоначальный звуковой вид суффикса множественного числа был -ta (-tä) или (смотря по фонетическим обстоятельствам), но обобщилось -t. В генитиве было первоначально -ta-n (-t-än), но a (ä) в положении между двумя относящимися к тому же слогу переднеязычными согласными фонетически перешло в е. По происхождению t-овое множественное число представляет собой имя с собирательным значением. Историческую связь с образованиями t-ового множественного числа имеют следующие имена.

1. Имена типа alus-ta ‛то, что в низу (в совокупности)’ от alus ‛то, что внизу (хотя бы отдельный предмет)’, sisus-ta ‛то, что внутри (в совокупности)’ от sisus ‛то, что внутри (хотя бы отдельный предмет)’. Собирательное значение имен вроде alusta, sisusta подчеркивается тем, что они, в противоположность именам типа alus, sisus, не могут иметь множественного числа.

2. Имена типа veljes-tö ‛братство’ от veljekse- ‛брать в его отношении к другим братьям’ (veljekse-t ‛братья между собою’), lihasto ‛мускулатура’ от lihakse- (lihas) ‛мускул’. Суффикс -to (-tö) тут так относится к суффиксу -ta (-tä), как хотя бы суффикс -kko (-kkö) к суффиксу -kkа (-kkä)¹⁵.

Большую роль играет также множественное число на -i-. Оно выступает в косвенных падежах, за исключением аккузатива, сходного с номинативом, и генитива (куда проникло из номинатива -t); например: sanoissa ‛в словах’, sanoista ‛из слов’, sanoihin ‛в слова’, sanoilla ‛словами’. Множественное число на -i- у существительных представляет собой относительно новое явление. В мордовских языках, отражающих в данном отношении более раннюю ступень развития, в косвенных падежах основного склонения числа не различаются, в то время как в номинативе, а равным образом и в аккузативе, поскольку он сходен с номинативом, выступает множественное число на -t. Так когда-то было и в прибалтийско-финской речи.

Множественное число на -i- в прибалтийско-финской речи возникло под влиянием местоимений, где -i- издервне было свойственно и косвенным падежам. Имеем ввиду формы вроде mei-llä ‛у нас’, tei-llä ‛у вас’, hei-llä ‛у них’. В местоимения -i- отражается в косвенных падежах и в мордовской речи. Имеем в виду мынь ‛мы’ (при мон ‛я’), тынь ‛вы’ (при тон ‛ты’), сынь ‛они’ (при сон ‛он’). Ср. коми и удм. ми ‛мы’, mi ‛вы’ и т.д.; венг. mi ‛мы’, ti ‛вы’. Что в местоимениях -i- отражается и в косвенных падежах, объясняется тем, что «мы» это вовсе не много «я» («мы» это может быть «я и ты», «я и он»), «вы» это вовсе не много «ты» («вы» это может быть «ты и он»).

Следовательно, «я» и «мы» это разные слова, каждое из которых проходит по всем падежам; то же самое можно сказать и в отношении «ты» и «вы», «он» и «они»; хотя последние и находятся в ином положении, но они в своей постановке могут следовать за «я» и «мы», «ты» и «вы».

Из вышесказанного становится понятно, почему у финских существительных оказывается две категории множественности: t-овый и i-овый. Когда-т был лишь t-овый показатель, и он употреблялся только по линии номинатива (или сходного с ним аккузатива). Основанием было важное только по отношению к номинативу сообразование сказуемого с подлежащим в числе, как показ их связи.

Это сообразование было очень древним, как об этом свидетельствует его наличие в мордовских и во всех вообще других финноугорских языках.

Позднее стал употребляться i-овый показатель, он появлялся там, где никаких показателей раньше не было. Взят

он был из местоимений. Основанием было установление сообразования определения с существительным любого падежа не только в падеже, но и в числе. Это сообразование возникло относительно поздно, как об этом свидетельствует его отсутствие в мордовских и во всех вообще финноугорских языках, за исключением прибалтийско-финских¹⁶.

1.4. Притяжательные формы

Притяжательные формы составляют категорию, которая не известна таким языкам, как русский. Эти формы указывают, кому принадлежит предмет: мне, тебе, ему, нам, вам или им. Эти формы эквивалентны сочетаниям личных местоимений в притяжательной постановке и существительных. Если личные местоимения в притяжательной постановке налицо, принадлежностные формы все-таки строятся, хотя и получается нагромождение средств показа принадлежности. Говорится, например, либо talo-ni ‛дом-мой’, либо (если надо подчеркнуть, чей дом) minun talo-ni, но нельзя сказать minun talo. Употребление притяжательных форм не ограничивается существительными. Оно свойственно и прилагательным, однако только при условии, если прилагательные могут иметь перед собой генитив. Можно, например, сказать minun näköise-ni mies ‛мое-видный человек’ (т.е. ‛похожий на меня человек’).

Состав притяжательных форм ныне небогат¹⁷:

poika-ni ‛сын-мой’ или ‛сыновья-мои’

poika-si ‛сын-твой’ или ‛сыновья-твои’

poika-nsa ‛сын-его’ или ‛сыновья-его’

poika-mme ‛сын-наш’ или ‛сыновья-наши’

poika-nne ‛сын-ваш’ или ‛сыновья-ваши’

poika-nsa ‛сын-их’ или ‛сыновья-их’

(формы «его» и «их», как видно, не различаются».

Притяжательные формы образуются по линии всех падежей, причем притяжательные суффиксы нарастают на падежные. Если последние заканчиваются на согласный, он поглощается притяжательными суффиксами. В падежах, где окончание составляет слог (кроме иллатива), формы «его-их» обслуживаются и суффиксом -hen, развивающимся, как обычно -hen, в долготу гласного плюс n. Употребление -nsa (-nsä) и этого суффикса одинаковы.

Как уже указывалось, система притяжательных форм, как она представлена в современном литературном языке, отражает весьма значительное упрощение былого разнообразия. Когда-то, как это показывает хотя бы мордовская речь, по линии номинатива различалась особая притяжательная форма для каждого из чисел, причем во множественном числе притяжательные суффиксы начинались на -n, которое играло роль показателя множественного числа. Эти формы в литературном финском языке смешались.

Далее, некогда, как об этом свидетельствует также мордовская речь, по линии косвенных падежей притяжательные формы были одни и те же независимо от числа. Это было потому, что когда-то косвенные падежи были чужды числовых различий. Тем не менее был момент, который делал морфологическую постановку притяжательных форм по линии косвенных падежей сложной. Согласный, составлявший или заканчивавший падежный суффикс, вовлекался в сферу притяжательного суффикса. Если это было -n, то притяжательный суффикс приобретал тот вид, какой имел в номинативе множественного числа. В других случаях были другие сдвиги. То, что получилось, было чревато всякими аналогичными явлениями. В финском языке вовлечение конечных согласных косвеннопадежных форм в сферу притяжательных суффиксов было переработано так, что создалась ситуация «поглощения» этого согласного притяжательными суффиксами¹⁸.

Следует заметить, что в косвеннопадежных формах финский язык имел веские основания не стремиться к созданию числовых различий в притяжательных суффиксах: числовое различие достаточно хорошо отмечалось тем -i-, которое было введено вообще в косвеннопадежные формы множественного числа. Не исключается, что удержание отсутствия числовых различий в косвеннопадежных притяжательных суффиксах было той силой, которая устранила числовые различия в номинативных притяжательных суффиксах и создала современную упрощенную картину.

1.5. Отсутствие родовых форм

Категория рода финскому языку совершенно чужда. Даже «он» и «они» обозначаются одним и тем же местоимением hän. Вместе с тем в финском языке есть противопоставление обозначению человека и не-человека (животного, вещи), это противопоставление сродни противопоставлению родов. О человеке спрашивают kuka или ken ‛кто’, а о не-человеке – mikä ‛что’. О человеке говорят hän ‛он’, ‛она’, а о не-человеке se собств. ‛это’, ‛то’¹⁹.

Наличие этого противопоставления является свидетельством того, что в далеком историческом прошлом финской речи существовала так называемая классификация имен и местоимений. Можно указать определенную причину, по которой финский язык утратил древнюю классификацию имен и местоимений, в то время как, например, русский сохранил ее следы в виде различения грамматических родов.

Как определяется в русском языке грамматический род? По согласованию («мой брат», «моя сестра», «мое дитя»). Во множественном числе, где согласование по линии грамматических родов исчезло, исчезли и грамматические роды («мои ножницы», «мои щипцы», «мои чернила»). Именно наличие согласования удержало в русском языке грамматические роды, остаток классификации имен и местоимений.

В прибалтийско-финской речи, согласно свидетельствам финноугорской речи, согласования первоначально между определением и определяемым не было. Существовало лишь согласование сказуемого с подлежащим. Согласование определения с определяемым установилось только с некоторых пор. Отсутствие согласования и было причиной того, что в прибалтийско-финской, как и в инофинноугорской речи, следы древней классификации имен и местоимений не сохранились даже в такой упрощенной форме, как родовые различия.

1.6. Степени сравнения

В финском языке есть три степени сравнения: положительная, сравнительная и превосходная. Они всегда выражаются морфологическими, но не словосочетательными средствами. Суффикс сравнительной степени -mpa (-mpä), в номинативе ед. ч. -mpi, например, huonompi ‛хуже’, ‛худший’. Суффикс превосходной степени -impa (-impä), в номинативе ед. ч. -in, например, huonoin ‛наихудший’. Степени сравнения в финском языке, как и в других прибалтийско-финских, относительно недавнего происхождения. Об этом заставляет думать то обстоятельство, что во многих группировках финноугорских языков степеней сравнения нет вовсе. Так дело обстоит, в частности, в мордовских языках. По-мордовски говорится, например, «я – сильный», «я – от тебя сильный» (мон виеван, мон тондедеть виеван, мон весемеде виеван). Без морфологического выражения степеней сравнения можно обходиться весьма легко. Происхождение сравнительной степени следующее²⁰.

Есть глаголы на -ne, вроде kovene (инфинитив koveta) ‛делаться более твердым’. Из их особенностей отметим, что, образуясь от имен на -a (-ä), они заменяют это -a (-ä) через -e (как и в приведенном примере; ср. kova