15 (996594), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Таким образом, основания магической веры и практики не берутся из воздуха, а обусловлены многочисленными реальными жизненными переживаниями, в которых человек получает откровение своей власти над достижением желаемой цели. Теперь мы должны спросить: какова связь между обещаниями, содержащимися в таком опыте, и их осуществлением в реальной жизни? Сколь бы правдоподобными ни казались ошибочные претензии магии примитивному человеку, как же им все-таки удалось так долго оставаться неразоблаченными?
Ответом на этот вопрос будет, прежде всего, тот хорошо известный факт, что в человеческой памяти свидетельства чего-то позитивного всегда затмевают негативный опыт. Одна победа запросто перевешивает несколько поражений. Таким образом, случаи, подтверждающие магию, всегда кажутся гораздо более показательными, нежели случаи, ее отрицающие. Однако существуют и другие факты, которые реально или кажущимся образом подтверждают притязания магии. Мы увидели, что магический ритуал должен уходить истоками в откровение, получаемое в реальном опыте. Но человек, который воспринял в таком опыте ядро нового магического поведения, сформулировал его и передал своим соплеменникам — действуя, как нам следует помнить, совершенно чистосердечно, — должен был быть человеком гениальным. Люди, которые наследовали и использовали его магию после него — несомненно, все время ее развивая и перерабатывая, но в то же время и веря в то, что они просто следуют традиции, — всегда должны были быть людьми великого интеллекта, неуемной энергии и предприимчивости. Это должны были быть люди, успешно находившие выход во всех чрезвычайных ситуациях. То, что во всех туземных обществах магия и выдающаяся личность идут рука об руку, — эмпирический факт. Стало быть, магии также сопутствуют личный успех, мастерство, мужество и интеллектуальная сила. Неудивительно, что ее считают источником успеха.
Личная известность мага и важная роль, играемая ею в укреплении веры в действенность магии, служат причиной одного интересного феномена: его можно было бы назвать текущей мифологией магии. Вокруг каждого крупного мага складывается ореол историй о совершенных им чудодейственных проклятиях и убийствах, хитростях, победах, завоеваниях на любовном поприще. В любом туземном обществе такие истории образуют становой хребет веры в магию; поскольку они получают поддержку в эмоциональных переживаниях, которые каждый испытывал лично, текущая хроника магических чудес устанавливает притязания магии как не подлежащие никакому сомнению и никаким придиркам. Каждый выдающийся практик, помимо обоснования своих претензий традицией и тем, что свое искусство он унаследовал от предшественников, дает собственные доказательства чудотворства.
Таким образом, миф — не мертвый продукт минувших эпох, сохранившийся в форме праздного повествования. Это живая сила, постоянно производящая новые явления, постоянно окружающая магию новыми свидетельствами ее эффективности. Магия движется в лучах славы прошлой традиции, но, кроме того, создает и свою собственную атмосферу вечнорождающегося мифа. Всегда существует не только корпус легенд, уже зафиксированных, стандартизированных и образующих фольклор племени, но и текущий поток повествований, родственных по духу повествованиям мифологического времени. Магия — это мост между золотым веком изначального искусства и чудотворной силой дня сегодняшнего. Поэтому ее формулы наполнены мифическими аллюзиями, которые, будучи произнесены вслух, высвобождают силы прошлого и переносят их в настоящее.
Отсюда мы также видим в новом свете роль и значение мифологии. Миф — не туземная спекуляция о происхождении вещей, родившаяся из философского интереса. Не является он и результатом созерцания природы, т. е. своего рода символической репрезентацией ее законов. Это историческое повествование об одном из тех событий, которые раз и навсегда подтверждают силу той или иной формы магии. Иногда это действительное свидетельство магического откровения, идущее непосредственно от человека, которому эта магия впервые открылась в каком-то драматическом событии. Но чаще на самой поверхности мифа лежит, что он — просто-напросто рассказ о том, как магия стала достоянием клана, сообщества или племени. Во всех случаях это подтверждение ее истинности, генеалогия ее наследования, хартия ее притязаний на действенность. И, как мы уже увидели, миф есть естественный результат человеческой веры, ибо каждая сила, чтобы люди в нее верили, должна давать знаки своей эффективности, должна действовать, и люди должны знать, что она действует. Каждая вера рождает свою мифологию, ибо не существует веры без чудес, и основной миф просто пересказывает изначальное чудо магии.
Миф (можно сразу же добавить) может присовокупляться не только к магии, но и к любой другой форме социальной власти или социального притязания. Он всегда используется для объяснения и обоснования каких-либо исключительных привилегий или обязанностей, великих социальных неравенств, суровых требований ранга, будь то очень высокого или очень низкого. Кроме того, в мифологических описаниях прослеживаются истоки религиозных верований и религиозной власти. Однако религиозный миф представляет собой скорее эксплицитную догму, развернутую в форме рассказа веру в загробный мир, творение и природу богов. С другой стороны, социологический миф, особенно в примитивных культурах, обычно смешивается с легендами об источниках магической силы. Без преувеличения можно сказать, что наиболее типичной, наиболее высокоразвитой мифологией в примитивных обществах является мифология магии, и функция мифа в данном случае состоит не в том, чтобы объяснить, а в том, чтобы подтвердить, не в том, чтобы удовлетворить любопытство, а в том, чтобы дать уверенность в силе, не в том, чтобы рассказать историю, а в том, чтобы установить не зависящую от текущих событий, часто аналогичную надежность веры. Глубокую связь между мифом и культом, прагматическую функция мифа по укреплению веры настолько настойчиво не замечали, принося в жертву этиологической, или объяснительной теории мифа, что нам необходимо было специально остановиться на данном вопросе.
5. Магия и наука
Нам пришлось сделать отступление, посвященное мифологии, поскольку мы обнаружили, что миф порождается реальным или воображаемым успехом колдовства. Но как же обстоит дело в случае его неудачи? При всем могуществе, которое магия черпает из спонтанной веры и спонтанного ритуала исполнения интенсивного желания или высвобождения сдерживаемой эмоции, при всей силе, которую придают ей личный престиж, социальная власть и успех, обычно присущие магу и целителю, — при всем этом остаются, однако, неудачи и провалы, и мы бы совершенно недооценили интеллект, логику и тонкое чутье дикаря, если бы предположили, что он этого не сознает и не может дать этому какое-то объяснение.
Прежде всего, магия окружена строгими условностями: точным воспроизведением заклинания, безукоризненным выполнением обряда, неукоснительным соблюдением тех табу и обычаев, которыми маг опутан с ног до головы. Стоит чем-то из этого пренебречь, и следствием становится безуспешность магии. И тогда, даже если магия делается самым что ни на есть совершеннейшим образом, ее результаты в равной степени могут быть погублены, ибо в противовес каждой магии может существовать также и контрмагия. Если магия, как мы показали, порождается союзом непоколебимого человеческого желания со своенравным непостоянством случая, то каждое желание, будь то позитивное или негативное, может — и даже более того, должно — иметь свою магию. Так вот, во всех своих социальных и мирских амбициях, во всех своих стремлениях не упустить благоприятный случай и поймать удачу человек движется в атмосфере соперничества, вражды и неприязни. Ибо удача, имущество и даже здоровье суть вопросы степени и сравнения, и если у вашего соседа больше скота, больше жен, больше здоровья и больше власти, чем у вас, то вы чувствуете себя умаленным во всем, чем вы владеете, и во всем, что вы сами собой представляете. И такова уж человеческая природа, что причинение ущерба другим удовлетворяет человеческое желание не меньше, чем личное достижение. Этой социологической игре желания и контржелания, амбиции и неприязни, успеха и вражды соответствует игра магии и контрмагии, или магии белой и черной.
В Меланезии, где я изучал эту проблему из первых рук, не существует ни одного магического действия, которому бы, по глубокому убеждению людей, не соответствовало какое-нибудь противодействие, способное, оказываясь более сильным, полностью аннулировать его результаты. В некоторых типах магии, например, в магии здоровья и болезни, формулы фактически являются парными. Колдун, разучивающий обряд, посредством которого вызывается определенный недуг, будет также одновременно изучать формулу и обряд, способные полностью аннулировать последствия его злой магии. В любовной магии, опять же, не только существует вера в то, что в случае одновременного исполнения двух формул для покорения одного и того же сердца более сильная формула перевешивает более слабую, но существуют также и заклинания, намеренно произносимые с целью охладить нежные чувства возлюбленной или чужой жены. Повторяется ли эта двойственность магии во всем мире с таким же постоянством, как и на Тробрианских островах, трудно сказать, однако то, что двойственные силы белого и черного, позитивного и негативного существуют везде, не подлежит никакому сомнению. Таким образом, неудачи магии всегда могут быть объяснены ошибкой памяти, какой-нибудь небрежностью, допущенной в выполнении обряда или соблюдении табу, и, далеко не в последнюю очередь, тем фактом, что кто-то где-то применил какую-то контрмагию.
Теперь мы имеем возможность более полно выразить уже намеченную выше в общих чертах связь между магией и наукой. Магия родственна науке в том, что всегда имеет перед собой определенную цель, тесно связанную с человеческими инстинктами, потребностями и стремлениями. Магическое искусство направлено на достижение практических целей. Подобно всем прочим искусствам и умениям, она также руководствуется некоторой теорией, некоторой системой принципов, диктующих, каким способом должно быть выполнено действие, чтобы быть эффективным. Анализируя магические заклинания, обряды и субстанции, мы обнаружили, что существует несколько управляющих ими общих принципов. И наука, и магия развивают особую технику. В магии, как и в других искусствах, человек может аннулировать то, что он сделал, или исправить причиненный им ущерб. На самом деле, количественные эквиваленты черного и белого в магии кажутся даже гораздо более точными, а воздействия колдовства гораздо более полно устраняемыми контрколдовством, нежели это возможно в любом практическом искусстве или умении. Итак, магия и наука проявляют некоторые черты сходства, и мы, вместе с сэром Джеймсом Фрэзером, с полным правом можем назвать магию псевдонаукой.
И иллюзорность этой псевдонауки нетрудно проверить. Наука, даже будучи представлена примитивным знанием туземного человека, базируется на нормальном универсальном опыте повседневной жизни, опыте, который отвоеван человеком в борьбе с природой за выживание и самосохранение, основан на наблюдении и зафиксирован разумом. Магия базируется на специфическом опыте эмоциональных состояний, в котором человек наблюдает не природу, а самого себя, и в котором истина проявляет себя не через разум, а через воздействие эмоций на человеческий организм. Наука основана на убеждении в достоверности опыта, практического усилия и разума; магия же — на вере в то, что надежда не может не осуществиться, а желание не может обманывать. Теории научного знания диктуются логикой, теории магии — ассоциацией идей под влиянием желания. Эмпирически достоверно, что корпус рационального знания и совокупность магических знаний инкорпорированы в разные традиции, разные социальные среды и разные типы деятельности, и все эти различия дикарями ясно осознаются. Первый образует область профанного; вторая, окруженная свитой обычаев, таинств и табу, составляет половину области сакрального.
6. Магия и религия
И магия, и религия рождаются и функционируют в ситуациях эмоционального стресса: в ситуациях жизненных кризисов, при возникновении лакун в важных предприятиях, в случае смерти и посвящения в племенные таинства, при несчастной любви и неутоленной ненависти. И магия, и религия приносят избавление от таких ситуаций и тупиков, не предлагающих никакого эмпирического выхода, кроме ритуала и веры в царство сверхъестественного. В религии это царство заключает в себе веру в существование душ, духов, примитивных прототипов провидения, стражей племенных таинств; в магии — веру в изначальную силу и могущество магии. И магия, и религия держатся на строгих основаниях мифологической традиции; обе они существуют в атмосфере чудесного, в постоянном откровении своей чудотворной власти. Обе они окружены табу и обычаями, отличающими их действия от действий профанного мира.