Sbornik_Chistoe_nebo (947255), страница 25
Текст из файла (страница 25)
– Ну, пошли, осталось немного.
Каждый раз, когда он возвращался и видел свой дом, он ощущал накатывающуюся усталость и спокойствие. Так было и в этот раз, но сейчас у него оставалось еще одно дело. Тихо скрипнула выкрашенная в зеленый цвет калитка, а короткая тропка привела их к двери дома. Ключ был, как всегда, на месте, в желобе слива крыши. Открыв дверь, он приглашающе махнул рукой, девочка с интересом вошла в дом, разглядывая все вокруг.
– Ну что ж, ты обустраивайся пока, а мне надо еще, кое-что доделать, – сказал Андрей. Она замерла, внимательно посмотрев на него, кивнула головой.
– Ну, вот и ладно, – он присел перед ней. – Ты так и не вспомнила свое имя?
Девочка пожала плечами.
– Хорошо, я буду через час. – После чего он торопливо вышел из дома. Андрею почему-то казалось, что она знает больше, чем говорит, хотя говорить она не может или не хочет. Но он уже решил, что будет делать. В баре, как всегда в такое время, было шумно и мало свободных мест. Поздоровавшись со знакомыми сталкерами, он подошел к барной стойке, кивнув бармену. Тот лишь ухмыльнулся, приняв рюкзак Андрея, поставил перед ним на стойку бокал пива и ушел в подсобку, что-то напевая себе под нос. Андрей успел сделать лишь пару глотков, когда бармен вернулся, и положил на стол стопку купюр.
– Мне нужна информация, пропадали ли в последнее время в Зоне дети, – тихо проговорил Андрей. Бармен хмыкнул и ополовинил лежащую стопку. Голос его был хриплым, и казалось, слова даются ему с трудом.
– Вчера из Зоны не вернулся транспортный «Ми-8», летевший на станцию к умникам. Говорят, на борту была семья одного из ученых. Вертолет сегодня утром нашли, правда, пустой, а в обед вернувшиеся из поиска военные сталкеры притащили тела погибших лётчиков и женщины, а точнее то, что от них осталось. Их нашли в двух километрах от места падения вертолета у болот, а вот тело девочки ищут до сих пор. А теперь пей пиво или убирайся, мне нечего больше тебе сказать.
Андрей молча сгреб деньги со стойки и вышел из бара. В раздумье он шел домой. Машинально заскочил в открытый бывшими сталкерами магазин, приобретая еду и обдумывая услышанное. Значит, это девочка из вертолета, мать погибла, но жив отец. Что ж, выход на ученых у него был, но сегодня он не успеет передать новость. Придется дождаться утра, а там уже к обеду ее отец будет знать, что его дочь жива. Теперь понятно, почему она все время молчит, пережив шок аварии вертолета и гибель матери.
Когда он ступил на порог, уже стемнело. Где-то в сарае пел свою песню сверчок. Андрей не стал включать свет, а взяв с окна свечу, зажег ее. Он быстро нашел девочку – свернувшись калачиком и прижав к себе куклу, она спала на диване. А на ее лице была улыбка. Стараясь не скрипеть половицами, он прошел к шкафу, достал плед и накрыл спящую гостью. Перекусив на скорую руку, Андрей лег на веранде и тут же уснул, сказалась усталость похода в Зону и пережитое там. Ему снился сон из детства, когда он болел и мать не пускала его на улицу, где играли его друзья. Он сидел у окна и смотрел на падающие хлопья снега и красивый узор на стекле морозного дня, где он выводил пальцем свое имя. Проснулся он от лучей солнца, светивших прямо в глаза. Андрей подскочил, взглянув на часы, выругался про себя: он проспал, время уже шло к обеду. Почему-то в доме, несмотря на палящее летнее солнце, было очень холодно. Войдя в комнату, он замер: вся комната – стены и потолок искрились от покрывавшего их инея. Он рванулся к дивану, уже зная, что ее там не будет. Плед был аккуратно сложен у шкафа, под ногами раздавался приятный хруст изморози, словно он летом оказался посреди зимы. И тут он увидел окно, на котором среди морозных разводов детским почерком было выведено имя Настя, а на подоконнике лежала ее кукла. Андрей вышел на улицу, ощущая внезапно возникшую пустоту внутри, словно с уходом девочки он потерял что-то очень важное и нужное. Не закрывая дверь, он пошел в сторону бара, что-то подсказывало ему, что это еще не конец и все интересующие его новости он узнает там. Бар гудел, никто не заметил его прихода, лишь бармен хмуро провожал его взглядом, пока он не занял свободное место за столиком. Андрей не стал ничего заказывать, превратившись в большое ухо, а новости были, причем довольно интересные.
Началось все глубокой ночью, когда несколько сталкеров, засидевшихся в баре допоздна, дружной компанией шли в дом, который они снимали для ночевок перед очередным выходом в Зону и для хранения артефактов и экипировки. И каково было их нетрезвое изумление, когда вместо двери на пороге их ожидала груда покрытых инеем щепок, а внутри весь дом тоже был покрыт инеем. Из ценных вещей пропал лишь новый, только недавно купленный у ученых за большие деньги детектор аномалий. Все остальное: деньги, оружие, артефакты, лежавшие в том же тайнике, – никто не тронул. И никто бы не поверил этой пьяной компании, если б не еще три подобных случая проникновения в дома, хозяева которых, лишь проснувшись, обнаруживали пропажу нескольких предметов, при том что взять можно было гораздо больше и куда более ценные артефакты. Но ночной вор руководствовался лишь понятной ему одному логикой. Таким образом, за ночь деревня лишилась двух новейших детекторов и двух автоматов, являвшихся новыми секретными разработками министерства обороны, изготовленных и разработанных для армейского спецназа и военных сталкеров, действующих в условиях Зоны. Также, по неподтвержденной информации, из сейфа бармена исчезли экспериментальные костюмы для проникновения в наиболее зараженные участки Зоны. Прочие ценные вещи, как и в остальных случаях, остались нетронутыми. Теперь понятен этот тяжелый взгляд бармена при его появлении, придется искать новые точки сбыта артефактов.
Мысленно Андрей распрощался с выторгованным неделю назад у ученых сканером. Но больше его волновал вопрос: зачем это было делать маленькой девочке и была ли она все той же Настей после аварии вертолета и гибели всех находившихся на борту или это очередной новый фокус Зоны? Так ничего и не заказав, Андрей вышел из бара, не спеша поплелся в сторону дома. Распахнув дверь, он увидел, что солнце сделало свое дело и иней исчез. Приятно удивил нетронутый тайник, все его вещи были на месте. Казалось, постарев разом лет на тридцать, он, тяжело вздохнув, сел на крыльцо, глядя на горизонт, где начиналась Зона, почему-то вспомнил ее грустную улыбку и холодное прикосновение рук.
...Она медленно шла в глубь Зоны, девочка лет шести в порванном платье, без куклы, но с объемным детским рюкзачком за спиной, из которого торчали стволы автоматов. Смотрелось это неестественно – ребенок в центре Зоны, куда не каждый взрослый рискнет идти, да еще этот рюкзачок, который она так легко несла, словно не ощущая его веса. Это была странная девочка, она легко обходила все аномалии, ее не трогали порождения Зоны, пропуская дальше, а она продолжала идти без устали. Остановилась лишь у большой лужи светло-зеленого цвета, напоминавшей желе или кисель. Сняв с плеч рюкзак, девочка бросила его в центр этого зеленого образования. Вместо того чтобы погрузиться на дно, рюкзак окутался белыми испарениями и внезапно исчез. Лужа не была очередной аномалией Зоны, это были врата, через которые Зона получила свои первые артефакты из мира вне Зоны. Теперь девочка могла использовать не только тот материал, что попадался ей в Зоне, но и за ее пределами корректируя свои поиски. Ощутив мысль-благодарность, Настя улыбнулась своей грустной улыбкой и обратилась к серому небу Зоны:
– Не трогай его больше, он не вернется никогда. – Ее голос был тихим, но наполненным несвойственной ее возрасту силой.
Она была первой и удачной попыткой Зоны создать охотника за артефактами, она стала первым сталкером Зоны, идущим за хабаром за ее территорию, в мир некогда родной, а теперь враждебный, она была первой, но не последней.
Глава научной экспедиции профессор Пономарев опорожнил очередную бутылку водки, но алкоголь уже давно не действовал на него, словно он пил воду, и не было ожидаемого забытья и хоть временного отдыха от боли внутри его, боли от потери и одиночества. Он взглянул на часы – девять вечера. Поднявшись из-за стола, открыл дверь бокса и, оказавшись на улице, медленно пошел к ближайшей караульной вышке. Отделение спецназа, несущее охрану научной базы, привыкло к такому поведению профессора после гибели его семьи.
Поднявшись на вышку, Пономарев смотрел на восток, где в трехстах метрах от бетонного забора базы возвышался холм, поросший белой травой. И вздрогнул, когда она появилась вновь, его дочь Настенька. Он не стал кричать и бежать на тот холм, как делал это много раз до этого при ее появлении. Он стоял, глядя на нее, и слезы текли по его лицу, а вместо боли одиночества ощущал тепло и умиротворение. Как и всегда после своей гибели, Настя, помахав ему рукой, исчезала, словно утренний туман, чтобы следующим вечером появиться вновь.
Андрей сидел на крыльце, глядя на горизонт, туда, где начиналась Зона, куда он перестал ходить сразу после исчезновения Насти, хотя желание было. Но каждый раз что-то удерживало его, и он осознавал, что этот поход в Зону будет для него последним. Она продолжала приходить каждую ночь, оставляя после себя детскую подпись на замерзшем стекле окна, холод в доме и каждый раз новый артефакт на подоконнике. Все попытки подкараулить ее ни к чему не привели. Каждый раз она приходила и уходила незамеченной.
...В баре было пусто в такое время, отсутствовал даже бармен за стойкой, тишину нарушал лишь работающий телевизор...
«Власти обеспокоены участившимися случаями исчезновения детей вблизи тридцатикилометровой зоны отчуждения от зараженной местности, где продолжает жить от пятнадцати до сорока тысяч мирного населения. Все попытки местных властей при содействии военных пока не дали никаких результатов в розыске пропавших...»
Моя догадка блестяще подтвердилась, помещение действительно было огромным. Я не знаю, что здесь было лет тридцать назад, но, вероятно, что-то масштабное. Не обнаружив ничего подозрительного, я снова спрятал автомат за пояс, и, подтянувшись, выбрался наружу.
Андрей Абин (Andrewabin)
ДОЛГАЯ ДОРОГА
Бар – центральный домик маленькой деревушки, в которой жили те, кто волей случая стал трудягой Зоны, сталкером. Бармен Гарик – бывший завскладом. Хитрый, прижимистый, такие люди нигде не пропадут, всегда отыщут уютное местечко под солнцем, на котором можно сладко есть, крепко спать и особо не надрываться на работе.
Справа от двери на стенке висела в рамочке книга Стругацких «Пикник на обочине». Чуть выше ее красовалась надпись: «Настольная книга сталкера». Морщась и кряхтя, я прихлебывал из кружки горячий бульон. Плевать, что он из концентратов, главное, что пахнет курицей и горячий. С похмелья это то, что нужно. За столом напротив меня сидел мой вчерашний собеседник. Гость из Европы, тудыть ее растудыть. Только рожа его была уже не такая лощеная, как вчера, – под правым глазом налился красивый синяк. Очень красивый, я бы даже сказал – душевный. Это обстоятельство согревало душу и, учитывая мою неприязнь ко всяким иностранцам, дополнительно лечило от похмельного синдрома.
– А если вы такие крутые и могущественные, чего ж тогда просто не вывезете его, – я кивнул в сторону профессора, – отсюда? Зачем вам понадобился я?
– Да ты нам, собственно, и не нужен. Это доктор настаивает на том, чтобы мы включили в операцию и тебя. А вывезти просто так действительно не можем. Ты ведь знаешь, Зона оцеплена тройным кольцом. Связей моего начальства хватает только на то, чтобы меня потом выпустили обратно. Во всяком случае, здесь, на юге Зоны, ситуация контролируется украинскими властями. На севере – другое дело. Там подконтрольная НАТО территория, где возможности нашей организации многократно возрастают. Все уже готово для встречи профессора. У нас там имеется научная лаборатория, прямо на территории Зоны. Оттуда можно будет легко вывезти его в Европу и предоставить политическое убежище. Мы уже смогли вывезти из страны вашу жену и дочь, профессор.
– Неужели?! – встрепенулся молчавший до сих пор Зинченко.
– Да, их поселили в хорошей гостинице, на полном обеспечении, готовят новые документы. Они ждут вас, профессор, передавали вам привет.
– Ты слышал, Степан?! – Зинченко схватил меня за руку. – Это чудо! Это... это...
Пожилой ученый не смог выразить словами охватившие его чувства и заплакал.
– Степан, я прошу тебя, соглашайся! – Мокрыми от слез глазами Семен Иванович Зинченко смотрел на меня, как на икону.
– А где доказательства того, что и на самом деле все так, как ты говоришь? – спросил я у европейца.
Тот хмыкнул и полез во внутренний карман.
– Вот письмо от вашей жены. – Он протянул Зинченко конверт. – Я думаю, ее почерк не вызовет у вас сомнений?
Ученый схватил конверт, открыл его и впился глазами в текст. На лице его блуждала улыбка счастливого идиота. В этот момент я понял, что соглашусь вывезти профессора.
– А вы знаете, куда и чем бить, сволочи. – Я, прищурившись, смотрел европейцу в глаза, борясь с желанием огреть его чем-нибудь тяжелым.
– Знаем, – легко согласился он, – знаем.
– И что, вот так, запросто, вы устраиваете наши дальнейшие судьбы, даете новые документы и все такое прочее, не требуя ничего взамен?
– Ну почему же? Просто так ничего не бывает. Для начала я дам вам мини-камеры. Вы должны будете заснять все, что увидите по дороге. Потом вы, профессор, выступите с докладом о том, что ваше правительство проводило в Зоне различные эксперименты, опасные для человечества. Ну и, в конце концов, мы получаем вас самого, с вашими знаниями. Таким образом, вы отработаете услуги нашей организации и правительства.
– А я? А мне какой резон рисковать?
– Ну, и для тебя работенка найдется. По специальности. Нам нужны люди с опытом работы в Зоне. И потом, что ты теряешь, капитан, а? – Теперь настал черед европейца заглянуть мне в глаза.
Да уж. Что я теряю? Я потерял все еще тогда, в 2012-м, когда пошел служить по контракту. Размечтался о кренделях небесных! Карьеру хотел сделать! Вот она, карьера моя, из аномалий артефакты таскать, потом продавать их или на жратву и шмотки выменивать. На патроны те же, на водку... А профессия у меня редкая, даже фантастическая. Сталкер! О как! Не верите? Я тоже сначала не верил. Не хотел верить, что вместо спасателей нам пришлют заградительные отряды. А в то, что будет второй Чернобыль, похлеще первого, который в 1986 году случился, не верил вообще никто. Точнее, не хотел верить. Конечно, ведь Европа, мать бы ее так, денег отвалила на саркофаг. Похоронили джинна, залили бетоном. Так-то оно так, да только наш пытливый ум всегда что-нибудь новое измыслит. В чернобыльской Зоне, зоне отчуждения, не только ведь саркофаг был, там и лаборатории оборудовали секретные. А что? Удобно! Оцепили все кругом, мол, радиация, опасно и все такое прочее. А сами целый комплекс отгрохали. Под землей, конечно, чтоб со спутников не увидали. Да только шила в мешке не утаишь. Опять сработал пресловутый «человеческий фактор», и рвануло! Да так, что весь мир за голову взялся и в штаны наложил. Они ведь там, в лабораториях своих, и вирусами, и бактериями, и еще черт-те чем занимались. Физики-химики, блин! И дозанимались. Тут уж радиацией одной не обошлось. Вирусы-болячки полезли. Да и генетики там, оказывается, тоже не дремали. Супер солдатов делали. Наделали, блин. Теперь нечисти всякой без счета. Оцепление постоянно держать надо, чтоб мутанты различные мирное население не беспокоили. И ведь мало того, что «накрыло» по площади гораздо больше, чем в первый раз, так еще и растет Зона. Каждый месяц растет, метра на два. Аномалии все чаще появляются в новых местах, мутанты все дальше лезут. Весело, в общем. Когда рвануло, то эвакуировали только верхушку: командование наше и начальство лабораторий. Больше никого вывозить не стали. Вирусов боялись. Поэтому окружили плотным кольцом, а тех, кто выйти пытался, на месте расстреливали. Слава богу, что детей в Зоне не было. Только научники, солдаты, обслуживающий персонал да самоселы на окраинах. В первое время померло много от радиации, болячек каких-то. А все, кто выжил, в кучки сбивались и пытались самостоятельно к Большой земле выйти. Да только все напрасно было. Зараженную территорию окружили тремя рядами колючей проволоки и оцепление выставили. Огонь без предупреждения открывали. Потом, когда паника улеглась немного, между населением новоявленной Зоны и солдатней из оцепления установились, так сказать, торгово-рыночные отношения.
Выпускать из Зоны никого не выпускали, а вот артефакты всякие, аномалиями порожденные, скупали с большой охотой, чтобы потом перепродать их в несколько раз дороже. Кому перепродать? Да мало ли кто их свойства исследовать захочет. Частные лаборатории растут как грибы после дождя. Кто скупал? А все кому не лень. По большей части из военных, солдаты, прапорщики. Офицеры рук не марали. Они свою долю от нижних чинов получали. Иногда объявлялись, так сказать, «частные лица». Эти, бывало, прямо в Зону приходили. Туда, где мы обосновались, на окраину то есть. Придут, заказ сделают кому-нибудь из сталкеров и назад уходят. Потом за «товаром» возвращаются. Вот и сейчас на моего собеседника не обращали почти никакого внимания. Косились иногда завистливо, ведь «частники» платили куда лучше вояк.