187090 (768676), страница 2
Текст из файла (страница 2)
- диалектическое единство превращения и самотождественности во времени и пространстве становится сущностной определенностью человека.
В развитой форме все эти характеристики обнаруживаются в фольклоре, влияние которого на этот тип романа существенно.
- Мотивы "метаморфозы-тождества" переносятся на весь социально-природный мир. И фольклорное и античное философское понимание этого единства включало в себя признание "скачкообразного" развития вещей, перехода их от одного своего состояния к другому и существенной связи между этими последовательно разновременными состояниями этой вещи.
Следует отметить, что в ходе анализа хронотопа авантюрно-бытового романа Бахтин адекватно понимает определяющую связь между конкретным единством социального времени и пространства и стадией движения основного противоречия между личностью и обществом.
Понятие "метаморфоза", схватывающее момент разрешения противоречия между личностью и обществом, дополняется понятием "кризис", которое схватывает предлежащий акту разрешения момент обострения указанного противоречия. Однако процесс бытия противоречия как целого, включающего в себя необходимые моменты возникновения и становления этого противоречия целого, не изображается; поэтому М. Бахтин делает вывод, что "Здесь нет становления в точном смысле, но есть кризис и перерождение (которые решающим образом определяют судьбу человека - Б.С.) (4. сс, 66-267).
М. Бахтин отмечает новый существенный момент в художествен ном изображении основного противоречия - формирование опосредующего звена между его сторонами (человеком и обществом), то есть "Быт" Он, в известной мере проясняет, сближает и смягчает это противоречие, по крайней мере, настолько, насколько быт становится целым. Однако "бытовой посредник", как особенное, или как конкретное бытовое единство единичного (человека) и общего (общества) еще изображается в романе как "раздробленное многообразие", между элементами которого еще отсутствуют существенные связи, а поэтому социальные противоречия между "особенным" (бытом) н "общим" (социальным целым) лишь намечаются. Противоречивость же самого возникающего особенного (быта) также только возникает.
И все-таки даже эта, только возникающая цепь детерминации "человек-быт-общество" существенно изменяет соотношение случайности и необходимости в жизни человека.
То есть, если обратиться к понятию "Я" как единства "бытия-для-себя" и "бытия-для-другого", то можно сказать, что авантюрное "Я" отличается от "Я" авантюрно-бытового тем, что в первом "бытие-для-себя" внеположено "бытию-для-иного;. в авантюрно-бытовом "Я" происходит постепенное и болезненное сближение этих противоположностей через "быт", хотя "Я" еще отчаянно, по инерции борется за свою, ничем не ограниченную свободу от общества,
а по тому агрессивно-отрицательно относится к "быту" - как к "пре исподней", как к "могиле" своей свободы.
Однако в жизни человека этот "посредник" начинает играть существенную роль - он изменяет соотношение случайного и необходимого в судьбе человека.
Если в авантюрном "Я" случай (социальное давление на человека) начинает жизненный ряд его и завершает, то теперь его начинает человек, хотя и не творчески, отрицательно: через ошибку, заблуждение. И завершается этот ряд вновь человеком. Так что этот "ряд" можно представить как: "вина-наказание-искупление-блаженство". Элементы этого ряда без сомнения указывают на заметное смягчение напряженности основного противоречия между "Я" и "Другим"; ведь заблуждение и ошибка - это уже не сознательная асоциальность "Я"; а искупление и блаженство говорят о возникающем понимании этим "Я" роли и значения в его судьбе социального мира. "Таким образом, - заключает М. Бахтин, - авантюрный ряд с его случайностью здесь совершенно подчинен объемлющему, осмысливающему его ряду, который уже управляется... не авантюрной логикой. Этот ряд (вина-наказание-искупление-блаженство) определяет, прежде всего, саму метаморфозу, то есть саму смену образов героя... и этому ряду присуща определенная форма необходимости..." (4. с. 269). М далее Бахтин пишет о том, что основной формой проявления этой необходимости становится ответственность человека и, видимо, не только внутренняя, но и внешняя. Все это ведет к возникновению существенных связей между разновременными состояниями человека.
Указанные особенные характеристики специфического бытия основного противоречия порождают соответствующий хронотоп. "...временной ряд здесь - существенное и необратимое целое... Пространство становится более конкретным и насыщается... жизненным смыслом и получает существенное отношение к герою и его судьбе" (4. сс. 270-271). Однако, по мнению Бахтина, и тут "...человек изолирован и приватен, активность его лишена творческого момента, а потому связь человека с миром носит внешний характер. Человек переживает совершенно независимо от мира. Сам мир остается неизменным... Основной ряд романа, хотя необратим и целостен, замкнут, изолирован и не локализован в историческом времени" (4. с. 270).
Прежде чем определить свойства романного жанра в том состоянии, которое представлено данным типом романа, мы не можем не сказать несколько слов о том, что выводы Бахтина совершенно не вытекают из характеристик соотношения человека и общества. Как можно отрицать "становление человека в точном смысле", если его превращения необходимо детерминированы социальным миром и определяют всю его судьбу? Как можно утверждать, что "человек приватен и изолирован, а связи его с миром внешние, если имеется "вина", "ответственность", "наказание", "искупление", "блаженство"? Выходит у Бахтина так, что человек, как сторона основного противоречия, по сравнению с авантюрным романом не претерпел никаких внутренних и внешних изменений.
Мы сознательно и назойливо обращались к тексту М. Бахтина, чтобы наши критические замечания не показались произвольными.
Если в "авантюрном Я" случайность (по отношению к человеку) есть необходимость (по отношению к обществу), то в "авантюрно-бытовом Я" и его жизненном ряде - случайность есть ошибка, заблуждение. За что человек готов нести ответственность, быть наказанным и блаженствовать по причине своего примирения с обществом. Более того, временной ряд человеческой жизни стягивает необходимая, то есть социально-необходимая связь.
Конечно, мы не обращались к роману Апулея или Петрония, но не сомневаемся в адекватности их критического анализа Бахтиным; однако с его философскими выводами мы не можем согласиться.
Свобода "авантюрного Я", стремящаяся к абсолютной, здесь обнаруживает заметное (мягко говоря) движение в направлении самоограничения через осознание социальной необходимости.
Итак, какие же романные свойства выделяет М. Бахтин и какие отмечаем мы в рассматриваемом типе романа?
1) Это - эпическое произведение, повествующее о личности; по нашему мнению, в отличие от авантюрного романа здесь возникает художественный образ становления, или "передачи организации" личности.
2) На смену "Я-хронотопа" возникает "Я-быт-общество-хронотоп".
3) Мы считаем, что обозначается существенное свойство современного романа - проблемность в связи с кризисом, виной, ответственностью.
4) Мы утверждаем, что возникает еще одно существенное свойство - "диалогичность", (между человеком и обществом), художественно воспроизведенная.
5) И здесь человек есть не равный себе в любой конкретной социальной ситуации, потому что никогда полностью не воплощается "в конкретную социально-историческую плоть" (Бахтин).
6) Возникает свойство незавершенности героя в себе; но его не завершает и автор (как у Достоевского). Автор только формально присутствует в романе, как творец.
Для третьего типа античного греко-римского автобиографического и биографического романов, по Бахтину, (с нашими дополнениями) в плане основного пpотивоpечия - "человек-общество" было хаpактеpно:
- Внутреннего человека - "человека для себя" и особого под хода к себе самому еще не было. "Единство человека и его самосознание было чисто публичным,.. Это - сплошная овнешненность (как и овнутренность - Б. С.) 3" 0Внешние и внутренние моменты образа чело века были однородными и тождественными в проявлении... Быть вовне - быть для других, для коллектива, для своего народа" (см. 4. сс. 283-285).
Таким образом, основное противоречие не разрешается, а "умерщвляется" в идеале сущностного тождества человека и общества. В человеке как единстве "бытия-для-себя" и "бытия-для-другого" абсолютен последний момент: человек есть лишь персонифицированный коллектив, народ. А отношение между личностью и обществом - это лишь с а м о отношение общества. То же самое вполне можно экстраполировать и на римскую разновидность данного типа романа, где "посредник-семья" сущностно един с государством (политическим народом).
Однако здесь в о з н и к а е т и существенно новое - "Этот римский жанр связывает поколения, прошлое и будущее, а поэтому менее пластичен, но глубже проникнут историческим временем" (4. с. 288).
Следует несколько слов сказать о том, что в римско-эллинистическую эпоху (Плутарх, Светоний) в романном жанре формируется проблема "характера".
В основании двух разновидностей ее решения ("энергетической" (Плутарх) и "аналитической" (Светоний) лежало аристотелевское учение об энтелехии, энергии, которая есть изначальная цель и причина развертывания человеческой жизни. Тут юность есть функция от "завершенности".
"Характер" вне актуальной и исторической обусловленности; он - сам себе, вне времени и пространства; а биографическое время, как ряд связанных событий, необратимо.
Свойства характера в его внутреннем времени обратимы: они могут проявиться раньше или позже, но поскольку характер - это энергия, деятельность, которая опредмечивается в событиях теку чей, исторической действительности, постольку "характерное время" также имеет свою "внешнюю необратимость" и "внешнюю пространственность", которые являются, следовательно, общими для общества, его истории, с одной стороны и человека-характера, - с другой. Но это "временное и пространственное пересечение" человека-характера и социума не есть "свое-другое" характера, но "внешнее-другое", безразличное для него. По существу, здесь нет возможности говорить об основном романном противоречии; ведь внешнее единство (в событии) человека-характера и общества, случайно, по крайней мере, для человека.
Таким образом, исходя из приведенного выше определения рома на, можно высказать сомнение в том, что такой тип эпического про изведения мы в праве относить к романному жанру:
- Нет системообразующего противоречия;
- нет проблемности, потому что "встреча" с социумом случайна; - герой-характер в себе "неопределенно-завершен". Так что о
"передаче организации личности" говорить невозможно по причине этой неопределенности и случайности чередования свойств в их внешних (социально-событийных проявлениях).
Такая концепция характера существенно напоминает ясперсовскую "экзистенцию", но у К. Ясперса эта "экзистенция" одинакова у всех и общение этих "всех" она делает необходимым и существенным. Здесь же все неопределенно и случайно. Даже диалог, "который имеет место между героем-характером и Социумом, случаен и не имеет обратной существенно-смысловой связи.
"Второй тип биографии можно назвать "аналитическим". В осно ву его кладется схема с определенными рубриками, по которым распределяется весь биографический материал: общественная жизнь, семейная жизнь, поведение на войне, отношения к друзьям, достойные запоминания изречения, добродетели, пороки, наружность и т.п... свойства характера подбираются из различных и разновременных событий и случаев жизни героя и разносятся по указанным рубрикам... временной биографический ряд оказывается здесь разбитым... Руководящим началом и здесь является целое характера, с точки зрения которого безразличны время и порядок проявления той или иной части этого целого. Уже первые штрихи (первые проявления характера) предопределяют твердые контуры этого целого, и все остальное располагается уже внутри этих контуров... в систематическом порядке" (4. с. 292).
Во-первых, мы считаем, что будет адекватнее эту разновидность романа определить как "гипотетико-индуктивную", потому что здесь художник исходит из "идеи целого"; но конкретное содержание и структуру целого он выявляет эмпирически, осуществляя затем обобщение и классификацию по видам специфических "сгустков" социальных отношений.
Характер понимается, по сути, как "сущностный монолит", равнодушный к пространственно-временному структурированию.
Во-вторых, гипотетико-дедуктивный характер, несомненно, менее неопределенен, чем "энергетический", поскольку фактически тождествен совокупности эмпирически обнаруженных свойств, организованных в целое по принципу социальной значимости.
В такой интерпретации героя более эксплицитна завершающая ценностно-смысловая вненаходимость автора, акт его "вживания", "избыток видения" и "изоляция" как момент эстетизации.
В заключение мы соотнесем специфически-сущностные свойства этого типа романа с характеристиками развитого романного жанра.
Это - эпическое произведение, повествующее о бытии личности в процессе эмпирического проявления ее характера в социальном времени и пространстве, обнаруживающих и передающих "организацию" этого характера с точки зрения его социально-значимых видов отношений.
Герой здесь не только внутренне целостен и завершен (это отличие его от современного героя), но завершен и автором в гипотетико-индуктивной системе свойств.
Автор, хотя и формален, но активен, особенно в плане эстетизации познавательно-этической ценности героя, используя для этого социально-значимый критерий.