157977 (767644), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Как известно, в начале 1860-х Леонтьев проникся неприязненным отношением к демократии. Одна из главных ее причин — мысль о том, что воспитание человеческих характеров в условиях всеобщего равенства, которое он считал предельною целью, к которой стремились его современники — демократы европейского толка, сделает эти характеры схожими и порода великих людей исчезнет. По всей вероятности, данная идея возникла у него под воздействием уже упоминавшегося трактата Дж. Ст. Милля.
При всей своей нелюбви к западным демократиям, Леонтьев в рассматриваемый период с уважением отзывался о демократических институтах, бывших «архивом народной старины», укорененных в вековых устоях той или иной нации и окутанных «загадочными, темными преданиями». Под таковыми, по всей вероятности, он подразумевал демократические учреждения античных Рима и Греции, а также современной ему Великобритании. В отличие от демократических обществ, «санкционированных» Историей, новейшие демократии Запада, например североамериканская, не стоили, по его мнению, и выеденного яйца. Для Леонтьева они являлись лишь «вечным орудием жизни и брожения» (40), источником революций.
Сложившееся в рассматриваемый период отношение мыслителя к революциям было одной из самых оригинальных черт его общественно-политических воззрений начала 1860-х. На революционно-демократические движения он смотрел как на катализатор активности консервативно-охранительных сил. Деятельность последних в прямом и в переносном смысле являлась для Леонтьева реакцией на действия революционеров: радикализм правый, с его точки зрения, восстанавливал социальный баланс, нарушенный радикализмом левым, стремился уравновесить его и в конце концов этого достигал, нейтрализуя возникший революционный порыв. Эта идея подтверждалась историческим опытом европейских общественно-политических переворотов XVIII–XIX столетий, известных Леонтьеву, и родилась она, по-видимому, именно в результате его обобщения и анализа.
По-своему он был скорее сторонником, нежели противником революций. Вспышки демократических движений вызывали у Леонтьева не страх, а восхищение: с его точки зрения, они представляли собой «поэзию современности», заменившую средневековую поэзию «религиозных прений и войн». Эти народные движения, полагал Леонтьев, «служат развитию, воображая, что готовят покой», т.е. всеобщее уравнение.
Данный парадокс он объяснял так. Крайности «демократических вспышек» вызывают противодействие «забытых, дремлющих сил», пребывающего в бездействии консервативно-охранительного начала, которое дает истории новые, блистательные и суровые имена и организует отпор революционным порывам. Когда же народные бури затихают, из накопившихся богатств и противоречий складываются глубокие, полные люди, примирившие в себе, насколько возможно, прошедшее и будущее (41).
Таким образом, борьба начал революционных и охранительных, согласно Леонтьеву, в итоге приводила к появлению новых выдающихся личностей, что и было для него важнейшей целью всемирно-исторического процесса. В драме противостоящих друг другу общественных сил он находил величественную, захватывающую красоту, делающую историю человечества богаче и ярче. Такое отношение к ней трудно не назвать и эстетическим, и вместе с тем натуралистическим.
Оно было частным проявлением «хищного», «виталистического» эстетизма Леонтьева начала 1860-х, эстетизма, кредо которого — «все хорошо, что прекрасно и сильно, будь это святость, будь это разврат, будь это охранение, будь это революция — все равно» (42). Отметим, что в данном случае говорить об «аморализме» мыслителя, о нигилистическом отношении его ко всяким нравственным принципам было бы некорректно. Позицию Леонтьева скорее можно охарактеризовать как эстетико-натуралистическое «всеприятие». Это «всеприятие» намного ближе к такому отношению к жизненным явлениям, которым Ф.М. Достоевский наделил своего послушника Алексея Карамазова, нежели к действительному имморализму.
Следует отметить и то, что ясно осознаваемого и концептуально оформленного отвращения к «прогрессу», т.е. к буржуазно-западным формам жизни, культуры, мышления, а также к буржуазным нововведениям, у Леонтьева в начале, а также и на всем протяжении 1860-х еще не было, а было только чувство эстетической неприязни ко всему этому.
В течение рассматриваемого периода в основу его воззрений укладывались следующие идеи: престиж самодержавной монархии и преданное служение ей, пиетет по отношению к «положительным» религиозным учениям и Православной церкви, предпочтение качества количеству и связанное с этим превознесение, даже культ, личностного и социального неравенства и борьбы. Закономерным следствием данного культа явились как симпатии Леонтьева к сословно-иерархическому общественному устройству, его высокая оценка аристократии и дворянства, так и отрицание им эгалитаризма, «всеобщего уравнения», которым уже давно бродила Европа. Все это вместе взятое означало превращение Леонтьева в консерватора.
Список литературы
1. См., напр.: Иваск Ю.П. Константин Леонтьев (1831 — 1861). Жизнь и творчество // К.Н. Леонтьев: pro et contra. Антология: В 2 кн. СПб., 1995. Кн. 2. С. 513–514; Также см. Пушкин С.Н. Очерки русской историософии. СПб., 1996. С. 42–43.
2. См.: Александров А.А. Константин Николаевич Леонтьев // Русский вестник. 1892. № 4. С. 267; Бердяев Н.А. Константин Леонтьев (Очерк из истории русской религиозной мысли) // К.Н. Леонтьев: pro et contra... С. 76; Иваск Ю.П. Указ. соч. С. 313; Преображенский П.Ф. Александр Герцен и Константин Леонтьев (сравнительная морфология творчества) // Печать и революция. 1922. № 2; Florovskij G. Die Sackgassen der Romantik // Orient und Occident. 1930. № 4; Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. [По данным историка эмиграции М. Раева, книга, несмотря на её выходные данные, была опубликована в 1938 г., и не в Париже, а в Белграде (Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919–1939. М., 1994. С. 224–225.)]; Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1. Ч. 2. С. 249; Адамович Г.В. Мракобесие // Новое русское слово. 1957. 19 мая;
3. Сивак А.Ф. Константин Леонтьев. Л., 1991. С. 7; Пушкин С.Н. Указ. соч. С. 72; Гревцова Е.С. Философия культуры А.И. Герцена и К.Н. Леонтьева: (Сравнительный анализ). Дисс… канд. филос. наук. М., 2000; Она же. Философия культуры А.И. Герцена и К.Н. Леонтьева (Сравнительный анализ) // Научный вестник МГТУ ГА. Серия: Общество, экономика, образование. № 30. М., 2000.
4. Леонтьев К.Н. В своем краю // Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. М., 1912. С. 420.
5. См. аналогичную точку зрения: Леонтьев К.Н. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. Т. 2. СПб., 2000. С. 428.
6. Леонтьев К.Н. В своем краю. С. 414.
7. Он же. Письмо к Н.Н. Страхову от 20. 5. 1863 г. // Леонтьев К.Н. Избранные письма (1854–1891 гг.). СПб., 1993. С. 41.
8. Он же. Наше общество и наша изящная литература // Голос. 1863. № 67. 20 марта.
9. Он же. Письмо к Н.Н. Страхову от 20. 5. 1863 г. С. 41.
10. Он же. В своем краю. С. 305.
11. Дж. Ст. Милль. О свободе. СПб., 1906. С. 125.
12. Натурализм означает взгляд на мир, согласно которому природа выступает как единый и универсальный принцип объяснения всего сущего.
13. Герцен А.И. С того берега // Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. М., 1975. С. 338.
14. Он же. Несколько замечаний об историческом развитии чести // Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. Т. II. М., 1954. С. 155.
15. Он же. С того берега. С. 252.
16. Он же. С того берега // Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. Т. VI. М., 1955. С. 125–126, 129.
17. Смирнова З.В.Социальная философия А.И. Герцена. М., 1973. С. 38.
18. См.: Милль Дж. Ст. Указ. соч. С. 127–128, 130–132. Установки Дж. Ст. Милля оказали влияние на творчество одного из родоначальников современных теорий элиты — итальянского социолога В. Парето (См. Ашин Г.К. Современные теории элиты: критический очерк. М., 1985. С. 41).
19. См.: Герцен А.И. С того берега // Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. М., 1975. С. 269–271, 312–313.
20. Смирнова З.В. Указ. соч. С.129.
21. См. Там же. С. 47.
22. Герцен А.И. С того берега // Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. Т. VI. С. 36.
23. Смирнова З.В. Указ. соч. С. 232.
24. Там же. С. 233.
25. Леонтьев К.Н. В своем краю. С. 414.
26. Там же. С. 298.
27. Там же. С. 414.
28. Там же. С. 413.
29. Он же. Наше общество… // Голос. 1863. № 62. 14 марта.
30. См. Камнев В.М. Россия как культурно-исторический тип и феномен (К. Леонтьев) // Христианство и русская литература. СПб. 1999. Сб. 3. С. 377.
31. См. Гагарин А.С. Кризис европоцентризма и судьба России (культурологические воззрения К.Н. Леонтьева и О. Шпенглера) // Культуры в диалоге: Сб. науч. тр. Екатеринбург, 1992. С. 27–28.
32. Леонтьев К.Н. В своем краю. С. 415.
33. См. Герцен А.И. С того берега // Собр. соч.: В 8 т. Т. 3. С. 269–270.
34. Он же. // Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. Т. XX. кн. 2. М., 1960. С. 102.
35. Смирнова З.В. Указ. соч. С. 131.
36. Герцен А.И. С того берега // Собр. соч.: В 30 т. Т. VI. М., 1955. С. 96.
37. Там же. С. 102.
38. Леонтьев К.Н. В своем краю. С. 417.
39. Он же. Несколько воспоминаний и мыслей о покойном Ап. Григорьеве // Аполлон Григорьев. Воспоминания. Воспоминания Аполлона Григорьева и воспоминания о нем. М.–Л., 1930. С. 538.
40. Леонтьев К.Н. В своем краю. С. 420–421.
41. Там же. С. 415.
42. Александров А.А. Указ. соч. С. 265.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.portal-slovo.ru
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
