157122 (767168), страница 2
Текст из файла (страница 2)
успешной, критика Маркса должна быть пост-марксисткой, а не гегельянской. В этом смысле возразить модернизму можно только продолжив его, как делают (де)конструктивные критики, а не апеллировать к незыблемым истинам рацио. И дело не в том, что модернизм порвал с рационализмом, а, скорее, в том, что разум и история бытуют в модернистском письме иным образом, нежели это было прежде.
Всякой попытке однозначно ответить на вопрос «что предлагает Маркс?» не суждено быть успешной, потому что спектр возможных предложений и продолжений нескончаемо богат. Тексты модернистов не сопротивляются анализу и толкованиям, даже самым сомнительным, поэтому они и находят такое количество читателей, комментаторов и любителей со столь разными интересами, убеждениями и целями. Удивительно то, что совершенно разные по силе и направленности течения, порой даже агрессивные или вовсе неприметные начинания, были инициированы Марксом: его корпус (одновременно) содержит всё то, на чём основывались Бакунин и Мао, Бердяев и Бодрийяр, Сартр и Волошинов. Не говоря уже о том, что все они могут быть отнесены к последователям Маркса лишь условно, и далеко не все считают себя классиками марксизма. Трудно, например, представить себе оппозиционных друг другу картезианцев, если только они не спорят о букве. С последователями модернизма скорее, наоборот: сложно найти двух согласных друг с другом авторов, целостные школы, учёные коллективы, которые бы развивали идеи классиков и представляли на суд читателей результаты своей работы. Такова ситуация, например, в науке или в истории философии, но не в философии. И дело не в закрытости и односторонности марксизма или психоанализа, на что иногда указывают, а напротив: в том, что разные марксисты (как и психоаналитики) говорят на разных языках и часто даже не вступают в дискуссию, заранее осознавая её непродуктивность, тем не менее, сохраняют преемственность традиции. И эта открытость были введена самим Марксом, который отлично понимал все последствия своей стратегии умолчания.
Маркс допускает любые приложения (чем я пользуюсь в том числе), что никак не может свидетельствовать о замкнутости его философии или узком круге приложений его теории. Поэтому ни одна попытка выстроить на базе Маркса ту или
иную идеологию (марксизм от Энгельса до Альтюссера, фрейдо-марксизм от Маркузе до Райха, пост-марксизм от Адорно до Лакло и Бодрийяра [18]) не увенчалась успехом, каждая из них разбивается об утёсы другой. Дело здесь не в том, что каждая идеология берёт из Маркса лишь ту часть, которая выгодна ей и согласуется с её целями (в таком случае, всё же можно предположить существование идеальной идеологии на базе Маркса), но именно в том, что ни к какой идеологии не может быть сведено учение Маркса, а также, что никакая идеология не может претендовать на полное обладание истиной Маркса. В этом случае, Энгельс не меньше и не больше марксист, чем Деррида с его спектрологией. Речь идёт не только о том, что модернизм (в данном случае, Маркс) допускает любые прочтения (что в иных случаях, является не столько достоинством оригинала, сколько произволом комментатора), но и том, что всякое современное прочтение вообще направляемо Марксом, в числе прочих. Равно как за любым высказыванием стоит фигура того или иного «отца» философии, и под любой критикой, направленной против Маркса, стоит, в том числе, и его собственная подпись. Иными словами, Маркс предлагает не «что?», а указывает «как?», также как и Фрейд или Ницше, письмо которых до сих пор направляет мысль, хотя отдельные тезисы, быть может, уже не столь актуальны. Модернизм задаёт не только новую парадигму мышления, где ценность приобретают не знание, а сам взгляд на знание, принципиально новую авторскую стратегию; он учреждает новый тип разума, где сам ход мысли меняется коренным образом, по отношению к классике, динамика мышления получает большее значение, чем отдельные результативные вехи на её пути.
Собственно, именно эту стратегию я считаю наиболее интересной в исследовании Маркса. Как и почему этот человек пришёл к такой стратегии письма, которая была воспринята многими, и оказалась наиболее перспективной в философии ХХ века? Можно пойти на риск (пусть даже он и неоправдан) и согласиться с теми, кто не считает Маркса философом, ведь он мало что нового прибавил к метафизике своего времени, но нельзя
отрицать его вклад в то, что называется современностью. Маркс учреждает новую парадигму мировоззрения, которая в значительной мере повлияла и сохранилась не только в философии и науке, но и (что, быть может, более важно) в обыденном мышлении; он выработал тот стиль, которым описывается сегодня современность, тот образ мысли, который оказывается всякий раз наиболее близким для ныне живущих мыслителей, быть может, потому наименее замечаемым. Конечно, он не был единственным, кто создал современность в том виде, как мы её видим. По мнению Кристевой, он является одним из отцов современности, наряду с Ницше, Фрейдом, Батаем, Хайдеггером, Бартом и Лаканом, и в меньшей мере, Гераклитом, Платоном, Декартом, Кантом, Гегелем и Гуссерлем, которых Юлия Кристева также называет отцами современности [19]. Это надо понимать и в том смысле, что не один только Маркс предложил подобное воззрение на современность, которое в разных остаточных формах сохраняется и по сей день, и в том смысле, что Маркс никогда не был одним и тем же: не было тождественного самому себе марксизма, на который можно было бы указать пальцем и поместить в скобки определения, опереться с полной уверенностью, — его влияние видоизменено и рассеяно, как и само современное мировоззрение.
На Маркса сложно опираться именно потому, что у него нет цельной идеологии, поэтому опираться можно только на тексты, но предсказуемых результатов этого текстуального анализа заранее предвидеть нельзя. Вместе с тем, образ мысли Маркса уже вживлён в мировоззрение современности, поэтому анализировать его теорию следует, в том числе, оборачиваясь на самих себя. Под открытостью письма в данном случае я понимаю то, что тексты Маркса содержат не только то, что в них говорится непосредственным образом, они содержат и возможное поле интерпретаций. Это же утверждение относится и к Фрейду, на которого опираются огромное число психоаналитических школ, иной раз непересекающихся друг с другом. На это же указывает и Р. Барт в «Семиотике»: «Насколько революционное письмо во Франции было эмфатичным, настолько марксистское письмо литотично в силу того, что каждое слово
здесь есть лишь намек на целостную совокупность стоящих за ним, хотя и не обязательно высказываемых здесь же принципов. Так, выражение повлечь за собой, нередкое для марксистского письма, обычно лишено того нейтрального значения, которое оно имеет в словаре, но служит указанием на совершенно определенный, конкретно-исторический процесс; оно уподобляется алгебраическому символу, которым обозначают целую совокупность сформулированных ранее постулатов, выносимых, однако, за скобки» [20]. И как ни удивительно: совокупность всех тезисов, сказанных после и в связи. Даже всё то, что будет сказано по поводу, уже учреждено Марксом, заверено его подписью. Поэтому дискуссии между разными школами марксизма и пост-марксизма заканчиваются взаимными упрёками и обвинениями в некомпетентности. Это происходит вовсе не потому, что Маркс прочитан в недостаточной мере (и я вовсе не ставлю себе здесь цели прочитать Маркса более полно или адекватно, чем это делалось ранее), а лишь потому что всякое прочтение текстов модернистов заведомо достоверно, следовательно, не может быть только одного истинного комментария. Быть может, уже Энгельс тем, что взялся продолжать Маркса, отошёл от него так же далеко, как и самые яростные критики.
Примечания
[1] Kojève A. Introduction а la lecture de Hegel. Paris: Gallimard, 1947. Р. 388.
[2] Фукуяма, правда, оставляет место для человека: на это указывает название его книги. См.: Fukuyama F. The End of History and the Last Man. New York: Free Press, 1992.
[3] Lеvi-Strauss C. La pensée sauvage. Paris: Plon, 1965. Р. 326.
[4] Фуко М. Слова и вещи. (пер. Визгина В.П., Автономовой Н.С.). СПб.: Acad., 1994. С. 333-336.
[5] Rifkin J. The End of Work: The Decline of the Global Labour Force and the Dawn of the Post-Market Era, New York: Warner Books, 1995.
[6] Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. (Пер. Суслова Н.В.) Екатеринбург, 2000.
[7] Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. (пер. Табачниковой С.) М.: Касталь, 1996. С. 18.
[8] Деррида Ж. Насилие и метафизика. Эссе о мысли Эммануэля Левинаса (пер. Лапицкого В.В.) // Деррида Ж. Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000. С. 99.
[9] Цит. по.: Деррида. Ж. Сила и значение // Деррида Ж. Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000. С. 10.
[10] Батай Ж. Внутренний опыт. СПб., 1997. С. 204.
[11] Althusser, L. Pour Marx, Paris: Maestro, 1965. P. 170.
[12] Поппер К. Что такое диалектика?// «Вопросы философии». 1995, №1. С. 136.
[13] Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000. С. 122.
[14] Ольшанский Д.А. Тотальность у С.Л. Франка и З. Фрейда: Сравнительный анализ стратегий философского письма // «Credo New». 2002, №3 (31). С. 121-148.
[15] Именно этот вопрос Деррида считает главным во всей теории Маркса. См. его книгу: Derrida J. Spectres de Marx. L’Etat de la dette, le travail du devil et la nouvelle Internationale. Paris: Oditions de GalilPe, 1993. Р. 13.
[16] Фуко М. Что такое автор? // Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М.: Касталь, 1996. С. 32.
[17] Подробнее о позициях критики см.: Olshansky D.A. Narratives of the Self and Identity // «The Philosopher». 2003, No. 2. Р. 22-24.
[18] Подробнее об марксизме у Бодрийяра см.: Ольшанский Д.А. Проблемы трактовки учения К. Маркса в современной философии // «Вопросы марксистской философии». 2002, №1. С. 74-95.
[19] Oliver K. Reading Kristeva. Unraveling the Double-bind. Indiana University Press, 1993. Р. 176.
[20] Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.: Прогресс, 1989. С. 316.
Список литературы
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://anthropology.ru/