56439 (762763), страница 3
Текст из файла (страница 3)
В характере нашего героя следует, прежде всего, отметить обостренное чувство справедливости, безупречную честность и принципиальность. Мягкий по характеру, доброжелательный, тихий и неказистый на вид, он еще и потому вызывал раздражение у коллег и начальства, что упрямо разоблачала даже малейшие огрехи по службе, не взирая на чины и должности нерадивых. Особенно возмущался несправедливостью к нижним чинам. Так что характер у Кондратенко был, да еще какой! «Роман Исидорович, — пишет летописец артурской обороны Я. Шишко, — вовсе не походил на тех наших генералов, которые умеют только «разнести»своего подчиненного, а не научить его чему-нибудь полезному. Ровный и спокойный, чрезвычайно деликатный и простой Кондратенко не считал унижением своего достоинства сближаться со своими подчиненными и даже спрашивать у них совета. «Им на месте виднее, как лучше поступить и что сделать», обыкновенно говорил он. Самыя приказания он отдавал нередко в условной и вопросительной форме: «не найдете ли вы необходимым сделать то-то и то-то», и такие приказания побуждали подчиненного вдумчиво относиться к их исполнению. Но там, где это было необходимо, он умел отдавать приказ таким тоном, который не допускал, не только тени ослушания, но и какого бы то ни было промедления или заминки в его исполнении». Не вызывает сомнения и личная храбрость генерала. Вот лишь один из многочисленных примеров. Тот же Я. Шишко пишет: «Повозки, походные кухни, двуколки, денщики с офицерским вещами, роты в рассыпную, одиночные всадники и проч… все спешило, перепутывалось, застревало в болоте и ручье, падало, сраженное пулей. Все были охвачены ужасом. Один Кондратенко в этой суматохе и панике был спокоен и старался привести все в возможный порядок. Он, не обращая внимания на свистевшие пули, шагом проехал через долину и, остановившись у дороги на Литангово, отдавал свои приказания для приведения всего в порядок для занятия позиции для прикрытия отступления наших войск». Под ураганным огнем на горе Высокой генерал поднялся во весь рост и обратился к залегшей роте: «Братцы! Лучше умереть, чем опозорить себя и отступить. Помни, на вас надеется Царь-Батюшка и Россия. Отступления нет! Все умрем, а не отступим. Ну, молодцы, с Богом, вперед!». Да и смерть он свою нашел от прямого попадания тяжелого снаряда, не считая возможным уйти с опасного участка.
В личной жизни Кондратенко был счастлив. В 1891 году женился по любви на дочери Бобруйского воинского начальника полковника Потапчина Надежде Дмитриевне. Вскоре у него родились сыновья Николай и Андрей, и до конца дней своих сохранил любовь к жене и детям. Сейчас, когда благодаря Интернету можно узнавать невероятные сведения, мне присылают такие невероятные сообщения. Так, например, появились неизвестные потомки генерала от якобы его внебрачных связей с одной из односельчанок отцовской деревни, куда он наезжал периодически. Он, якобы в качестве сожительницы, даже привозил ее с собой на Кавказ. Думаю, все это издержки нашего лихого времени. Авторы подобных сенсаций даже не представляют, что за подобные невинные по нашим временам выкрутасы в то время Кондратенко решением офицерского собрания был бы немедленно убран не только из воинской части, но из армии. Без разрешения офицерского собрания, командира полка офицер и жениться то не имел права. А уж открыто сожительствовать, просто невозможно. Ну, это к слову.
Кондратенко с детства и до преждевременной кончины оставался глубоко верующим православным христианином. Воспитанный в патриархальной семье, он всей душой, всем сердцем верил в Господа, любил Спасителя, любил и понимал Церковь, вел жизнь настоящего верующего человека. Можно привести массу тому примеров. Непременно самые высокие оценки по Закону Божьему. Непременно соблюдение всех церковных обрядов в мирной и боевой обстановке. «Ну, молодцы, с Богом, вперед!» — любимый его клич. И погиб он в бою, как подобает православному воину. И провожали его в последний земной путь, как глубоко верующего благочестивого христианина. Вот первое отпевание на месте гибели: «Когда 3-го декабря я подъехал к знакомому домику, в него уже входили священники, дьяконы, певчие. В зале на столе лежало тело генерала Кондратенко и рядом с ним — его верного помощника в боевой жизни подполковника Науменко. У обоих были кровоподтеки на лице, но на вид они мало изменились. Очевидно, смерть последовала мгновенно и, как предполагали, от удара газами. Началась панихида. Священники служили по очереди, певчие — солдаты пели прекрасно — и я еще никогда не слыхал такого пения. Кончилась панихида — все плакали: генералы, офицеры, солдаты». А вот похороны через несколько месяцев в столице империи. «Из ворот вокзала показалась голова печальной процессии, пошли певчие, духовенство, 10 дьяконов, 12 протоиереев и священников, с митрофорным протоиереем Ставровским… В воротах Лавры гроб встретил преосвященный Кирилл с ним два архимандрита, Филарет и Мефодий. Совершили литию, и в предшествии иноков и духовенства Лавры лафет с гробом проехал затем в обитель к церкви Св. Духа. Церковь наполнилась торжественными звуками молитв. Архиерей совершил заупокойную литургию. Кончилась литургия. Засветилась церковь огоньками панихидных свечей. Из алтаря вышел на солею владыка митрополит и обратился к церкви: «Свершилась воля Божья. Угодно было Господу наказать нас за тяжкие грехи наши потерею в несчастной войне лучших сынов отчизны нашей. И вот один из них раб Божий Роман, наш славный Кондратенко, бездыханный и безгласный лежит теперь перед нами, чтобы воспели мы над ним наши погребальные песни, чтобы совершили заупокойные молитвы наши. Помолимся же братие, усердно, да упокоит Господь душу усопшего раба своего Романа, идеже вси праведни упокояются, да простит ему всякое его пригрешение, вольное же и невольное, и да сотворит ему вечную память! Духовенство запело «Со святыми упокой», и вся церковь опустилась на колени». Ну, какие еще тут нужны примеры.
То, что Кондратенко показал себя выдающимся стратегом, тактиком, умелым воспитателем войск, то что он принес много нового в теорию и практику военного дела доказать не трудно. Значит, и второму нашему критерию он вполне соответствует.
Его стратегическая оценка положения дел под Порт-Артуром, изложенная в письме к государю императору после первых весьма неудачных для врага штурмах и значительных у него потерях, поражают точностью и дальновидностью. Записка длинная, с ней не трудно ознакомиться. Мы лишь отметим, что Роман Исидорович, находясь в отрезанной от мира, осажденной крепости сумел точно оценить ход и исход противостояния России с Японией, предложил реальные пути достойного завершения войны. А его блестящая идея создания укреплений на горе Ляотешань. Непосредственно сам город Порт-Артур и порт лежали значительно ниже господствующих вокруг высот. «Поэтому, вследствие настойчивых требований генерала Кондратенко, возникли уже во время осады укрепления на Ляотешанском полуострове, представлявшим собою огромную скалистую возвышенность, командовавшую как городом, так и окружающими его фортами. Ляотешань, по мысли Кондратенко, должен был представлять последнее убежище и опору для гарнизона, когда были бы взяты не только форты главного пояса обороны, но и город с его центральной оградой. Кроме того, постановка больших орудий на Ляотешане препятствовала японскому флоту бомбардировать город и порт с западной стороны». Кондратенко не допускал преждевременной сдачи крепости, но он допускал, что ему придется оставить городскую черту, отвести войска на Ляотешань и с этой господствующей высоты до последнего снаряда, патрона разить врага. Идея гениальная и только преждевременная гибель не позволила ему ее осуществить. Да, наконец, «именно инициативой и энергией Кондратенко возникла уже во время войны передовая линия обороны, состоявшая из целого ряда временных фортов и полевых укреплений, взятие которых стоило японцам огромных усилий и жертв». А его провидческое предупреждение о времени и месте высадки японских войск на Квантун.
Как первоклассный тактик, он единственный из генералов Порт-Артура, да и всей Маньчжурской армии требовал, умолял организовать оборону Артура на дальних подступах к крепости. Особенно уповая на позиции под Цзинчжоу. Это узкий перешеек в 20 верстах от Порт-Артура можно было держать несравнимо долго, если направить туда соответствующие резервы, а, главное, организовать поддержку с моря. Керсновский пишет: «13 мая произошло сражение при Цзинчжоу — геройское единоборство 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка с 11-й японской армией. И русский полк остановил было японскую армию, но этих героев не поддержали, у японцев же, кроме армии, действовал и флот, взявший с обоих флангов русскую позицию под продольный огонь. Сокрушить же вместе с армией и флот врага пехотному полку — было не по силам». Сколько же сил, нервов потратил Кондратенко на попытки, хоть чем-то помочь героям Цзинчжоу. Все бесполезно.
Ну и, конечно, вся его деятельность во время героической обороны Порт-Артура. Деятельность, вопреки воцарившихся среди руководства интриг. Интриговали и ненавидели друг друга начальник укрепрайона генерал Стессель и комендант крепости генерал Смирнов, наместник на Дальнем Востоке Алексеев и адмирал Витгефт. Все они, к тому же, создали и поощряли атмосферу нетерпения и непонимания между моряками и сухопутчиками. Нельзя не согласиться с Керсновским, который писал: «Один лишь человек стоял в стороне от этих интриг — и высоко над ними. Этот человек был генерал Роман Исидорович Кондратенко. Он явился в эту трудную пору единственным связующим звеном между сухопутными и моряками, «стесселевцами» и «смирновцами», одинаково ценившими и уважавшими его прямоту, непреклонную, заражавшую всех энергию и редкое благородство духа. От генерала до рядового все угадали а нем душу Порт-Артура». Именно поэтому к нему тянулись все, кто хоть чем-то мог помочь в укреплении обороны крепости. Собирались вечерами прямо у него на квартире. Лейтенант Подгурский принес, изготовленную им из гильзы 37-мм снаряда самодельную ручную гранату, и Кондратенко немедленно запустил ее в производство. К концу обороны в день изготавливалось 300 таких гранат. Моряки же предложили использовать морские минные аппараты для стрельбы торпедами на суше. Кондратенко всячески поощрял развернувшееся среди энтузиастов негласное соревнование. Не успел он дать добро предложению капитана 26-го полка Шметилло об использовании запаса ружей Манлихера, как мичман Власьев предложил еще одну отличную идею. Ввиду острого дефицита пулеметов Шметилло стал связывать винтовки по пять в одном станке и использовать их, как своеобразную митарльезу. Власьев же стал родоначальником разработки нового грозного оружия миномета. Для стрельбы шестовыми минами он приспособил тело 47-мм. морского орудия. Окончательно обосновал и развил идею создания миномета еще один помощник Кондратенко — капитан Гобято. Сапер Дебигорий-Мокриевич поделился с генералом изобретением осветительной гранаты. Моряки предложили пропускать через колючую проволоку электрический ток. Это ли не новаторство в военном деле, за которым стоял, прежде всего, Кондратенко.
С первых офицерских чинов он самым активным образом занимается учебно-методической и воспитательной работой с личным составом. Будучи командиром роты, создает в роте невиданную до того времени школу обучения нижних чинов грамоте и основам военного дела. Далее читает лекции офицерам всех подчиненных ему подразделений и частей. Читает курс в Виленском пехотном училище. Находясь в распоряжении Главного штаба, работает над памяткой для нижних чинов и офицеров.
До порт-артурской эпопеи имя Кондратенко было известно очень узкому кругу профессионалов. Порт-Артур вполне заслуженно поднял его на небывалую высоту. Не только Россия, но и весь мир узнал, кто сохранил честь и достоинство русской полководческой школы в столь неудачно сложившейся для России войне. Значит и третьему нашему критерию он вполне соответствует. Приведу лишь несколько примеров популярности Кондратенко в дореволюционные годы. Начну с того, что солдаты и офицеры Порт-Артура буквально боготворили своего отца-командира. На другой день после сдачи крепости в местной газете «Новый край» появилось стихотворение П. Вельяминова очень искреннее по отношению к Кондратенко:
Нет, мы его оплакивать не станем, -
Оплачут его там, где время есть для слез.
Он с нами вместе здесь осады бремя нес,
Он был всегда, везде, повсюду между нами.
То, как простой солдат, шел с цепью впереди,
То ночи напролет сидел за чертежами…
Никто не знал, когда он спит… С делами
Он жил, скорей горел… и на каком огне!
И сердце детское он сохранил в груди,
Смеялся он, как дети, простодушно…
Пускай кругом его бушует целый ад.
Его спокоен лик, его спокоен взгляд.
Умел глядеть в лицо он смерти равнодушно,
Где он — кругом спокойствие царит —
Таким он был всегда — таким и в гробе спит.
И места нет слезам у тела его, нет!
Можно еще напомнить, что весь личный состав полка, включая нижних чинов, которым некогда командовал Кондратенко, по собственной инициативе, на свои средства поставил в Суволаках памятник Роману Исидоровичу. А вот как хоронила его вся страна, ибо гроб с телом добирался из Одессы до Петербурга больше недели. Одесса: «На пристани были построены полки одесского гарнизона и стояли линиями воспитанники одесских учебных заведений. Все возвышенности над портом и железнодорожная эстакада были усеяны тысячами народа, который стоял и на других пароходах…». Елизаветград: «Несмотря на ранний час и ливень, перрон был переполнен представителями ведомств и учреждений и массой публики. После панихиды и речи на гроб были возложены венки от кавалерийского училища, таганрогского пехотного и донского казачьего полков, от дворянства, земства, города и рабочих завода Эльворти». Кременчуг: «Встретить его собрались представители военного ведомства и города, воспитанники гимназий и ученики реального училища. На гроб возложены венки от местного гарнизона, от граждан и учебных заведений». Полтава: «Здесь, где теперь поселилась его осиротевшая семья, у траурного вагона отслужена была панихида при большом стечении публики, и присутствии депутаций». И далее Ромны, Минск, Луга. Наконец, Петербург: «С утра погода хмурилась. Петербуржцы массами сходились на Знаменской площади, на Невском проспекте и площади Лавры. На Николаевский вокзал и в Невский монастырь пускали по билетам. К половине девятого на Знаменской площади уже собрались в пешем строю войска, которые стали шпалерами кругом площади. От ворот вокзала протянулась линия кавалерии… Позади шпалеры войск тысячи народа. Им была занята вся площадь, начиная от церкви Знамения и далеко по Лиговке; все крыши, балконы и окна были заполнены народом, на тумбах, фонарных столбах, на пролетках у извозчиков, на империалах конок, даже колокольне Знаменской церкви — обнаженные головы. Все прилегающие по пути к Александро-Невской лавре улицы также запружены и во многих местах выстроены целые баррикады из множества народа… На большое расстояние растянулась траурная процессия: в то время, как первые были уже у ворот Лавры, замыкавшие кортеж войска только выходили с вокзала… Венков возложено было на гроб Кондратенко около двухсот, серебряных, металлических 84 и 64 венки из живых цветов». При этом важно отметить, что всех этих людей никто не сгонял насильно на, так сказать, мероприятие. Все они пришли по зову сердца.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
