26512-1 (760513), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Правящий слой в России рекрутировался из разных социальных групп: из аристократии, дворянства, чиновничества, купечества, низших сословий. На протяжении веков их соотношение, конечно, менялось и весьма существенно (например, во времена Петра или, особенно, после Октября). После Октября "кто был никем, тот стал всем" в том смысле, что из низших слоев резко пополнился слой правящий, а старые его члены были в преобладающей своей части устранены; но подавляющее большинство населения реально, а не декларативно осталось еще более бесправным. Вхождение в слой номенклатуры было обставлено жесткими правилами и фильтрами, и как никогда прежде вхождение во власть предопределяло собой все остальное [б]. В этом смысле коммунистический режим в России был логическим завершением процесса огосударствления правящего слоя, высшей формой его слияния с государством. В России почти всегда власть могла так или иначе лишить подданного собственности - основы его независимости, а то и жизни. Она "кормила", но она и карала.
В то же время широкие слои народа почти всегда искали какой-то защиты своих минимальных интересов от своеволия и беспредела власть имущих у того же государства как социального института. Обычно образ защитника персонифицировался в высшей, почти божественной власти царя или сменившего его генсека. И надо сказать, что такое обращение через голову непосредственного начальства к высшим инстанциям иногда приносило плоды. Так государство реально обеспечивало "единство общества", хотя оно никогда при этом не было демократическим.
Многовековая традиция опоры правящего слоя на государство и упования народа на него же пока не только не искоренена, но, напротив, снова оживает. Она явно противостоит представительной демократии. Следовательно, даже если мы действительно переживаем период перехода к рыночной экономике, то в нем неизбежно будет преобладать роль государства и связанной с ним бюрократии. Самодействие рыночно-негосударственных механизмов заведомо и долго будет подчиненным.
На новом витке истории происходит (с поправкой на эпоху) как бы возврат к дооктябрьским временам: частная собственность, зачатки демократии, гласность вроде есть, но они неустойчивы, не гарантированы. Во многом мы движемся по старой колее - огромных возможностей, неподконтрольности и реальной слабости высшей власти, неоформленности прав и ответственности отдельных ее ветвей и звеньев: независимости правительства от Думы, бесплодных думских словопрений и т.д. Разумеется, есть существенные отличия в расстановке и идеологическом оформлении политических сил, в их связях с социальной базой.
Ныне в России правящий слой состоит из части старой номенклатуры, из "новой номенклатуры", из части "новых русских" - скоробогатеев, во всех своих частях переплетенных с теневой экономикой и криминальными структурами. Все более выступают его родовые типично российские черты, из которых главные - связь с государством, отрыв от народа [7, 8].
О том, что это так, свидетельствуют широко известные факты, надо только рассмотреть их вместе: не было ничего подобного Нюрнбергскому процессу и денацификации, была амнистия "гэкачепистам" и участникам событий 1993 года; не было серьезных банкротств, продолжаются массовые гигантские неплатежи, а миллиарды рублей "прокручиваются" в коммерческих банках или утекают за рубеж; практически не раскрываются заказные убийства, всерьез не карают за масштабную коррупцию, за огромные хищения. Такое всепрощение "своим" показывает, кто включен в это понятие властью. Приведенные факты отнюдь не исключают как ожесточенной борьбы между отдельными группировками правящего слоя, так и криминальных "разборок" - меняются люди внутри слоя, но не глубинный характер установленной им власти. Этот консолидировавшийся правящий слой сейчас активно "оформляет" свою идеологию, старается сделать ее привлекательной для масс, ищет "общенациональную идею".
Россия - не первая и не единственная страна, идущая по пути от государственной к рыночной экономике. Переход к рынку определяется экономико-технологическими императивами современной эпохи, эпохи постиндустриального, информационного общества. Она требует разнообразия индивидуальных, преимущественно творческих усилий, эффективность которых не может быть установлена и оценена единым внешним планом и обеспечена административным предписанием и контролем. В таких условиях рынок незаменим, и страны, опирающиеся на нерыночно-государственное планирование и управление, неизбежно отстают все больше и больше. Причем речь идет обо всех характеристиках развития: экономического роста и эффективности, социального благосостояния и уровня жизни, политической стабильности и единства общества, культурных возможностей, психологии гордости за свою страну и т.п. Это поняли коммунистические правители СССР и Китая - двух великих "социалистических" держав. Это поняли в еще большей степени лидеры их стран-сателлитов. Так что переход к рынку - действительно императив.
В том же направлении движутся бывшие республики СССР, страны - члены бывшего СЭВ. Китай. За исключением двух пока еще сохраняющихся анклавов "реального социализма" - Кубы и Северной Кореи, ранее прокламировавшие его государства в той или иной мере и форме ныне объявляют о переходе к рынку. Россия в этом отношении занимает промежуточное место между странами Восточной Европы и Азии. Первые (включая Балтию) просто вырвались из-под навязанного им "социалистического" пресса. Для них это был более или менее болезненный возврат к прежнему относительно "нормальному" развитию, хотя у каждой были свои довольно существенные особенности (сравним промышленно развитую демократическую Чехию и в прошлом отсталые и далеко не демократические монархии Болгарии и Румынии).
По-иному обстояло дело в других странах с огосударствленной экономикой. Она была призвана решать и частично решала очередные макроэкономические и социальные задачи, прежде всего индустриализации (в комплексе с урбанизацией, образованием, каким-то уровнем здравоохранения). Для названных стран в той или иной степени речь шла не о возврате к современной рыночной экономике в собственном смысле слова, хотя в самой России она была относительно полнее развита, чем, скажем, в Китае, а о новой задаче ее становления. Причем люди, знавшие, что это такое, на собственном опыте, были наперечет.
Вообще роль государства в экономике на протяжении Новой истории возрастала с Запада на Восток. Она всегда была относительно меньшей в англосаксонских странах протестантской культуры, возрастала в романских католических странах (недаром именно там в XX веке был всплеск корпоративизма, фашизма, франкизма и т.п.), дальнейший рост просматривается в славянских и православных странах, еще более -в мусульманских странах и, наконец, в странах конфуцианской культуры и этики, где государство издавна рассматривалось как высшая ценность.
Соответственно, в обратной пропорции изменялась и ценность отдельной человеческой личности. А ведь рынок, конкурентный рынок в смитианском его понимании исходит именно из признания суверенности независимого товаропроизводителя. Не следует думать, что дело ограничивается собственно экономикой, признанием частной собственности. Речь идет о всестороннем примате человека, человеческой личности -в экономике и праве, в культуре, здравоохранении, экологии, в повседневном быте и в действиях власти.
Сложившаяся в данном обществе система ценностей предопределяет и особенности перехода к рынку, и его последующую стационарную специфику. Поэтому даже в самом благоприятном варианте переходного процесса рынок в разных странах будет далеко не одинаков. Скажем, в России государство и бюрократия пронизывают и негосударственные рыночные структуры, предопределяют их жизнедеятельность. Со своей стороны рынок существенно влияет на бюрократию, коррумпируя ее тем сильнее, чем большая часть рыночных решений зависит от нее. Так что рынок и государство - не просто две взаимодействующие системы, а две взаимопроникающие, видоизменяющие друг друга части одной системы экономики.
Как пойдет переходный процесс дальше? В центре российских споров о будущем долго будет стоять проблема "больше государства - меньше государства". Но поэтому в ближайшем будущем, на мой взгляд, не имеют перспективы идеи и программы, опирающиеся на суверенитет и примат личности: ни переход к либерализму, ни анархические программы и группки. Получат приоритет идеи и программы, опирающиеся на примат государства или требующие относительно "больше государства". Скорее всего за власть станут соперничать консерваторы (пусть даже в обычном, западном понимании) - при относительно большей роли частного капитала, но с идеями государственности, даже державности, и авторитаристы - с большим государственным сектором и централизованной властью. Определенные перспективы (по мере наполнения казны и роста возможностей реализации серьезных социальных программ) могут иметь и направления социал-демократического толка, опирающиеся на идеи российской соборности. В любом случае успех будет в немалой степени зависеть от того, как тому или иному направлению удастся "засыпать" или хотя бы "присыпать" все еще существующую пропасть между властью и народом.
Итак, через все особенности, зигзаги, перевороты российской истории лейтмотивом проходит ведущая, определяющая роль государства и связанного с ним общественного слоя. В этом общем кроются и свои особенности социальной борьбы за государственный руль. за связанные с доступом к нему блага, за большую или меньшую независимость от государства, основанную на гарантиях частной собственности.
Структурообразующим каркасом данного процесса является СЭГ России, в котором государственность, даже державность, и соборность, даже общинность, являются, как отмечалось выше, историческими доминантами. Обе они в большей или меньшей мере противостоят рынку. Поэтому переход к нему будет длительным и болезненным, связанным с перестройкой самого СЭГ.
Возможно ли это? Да, возможно. Подобную перестройку пережила Япония, начиная с "Мэйдзи исин" 1867-1868 годов и особенно после Второй мировой войны. Изолированная от остального мира, страна превратилась в один из крупнейших мировых экономических центров, сначала успешно заимствуя, а затем и создавая новые технологии, новую информацию. Новые черты СЭГ здесь выросли на генетической основе готовности заимствовать и умении освоить новое - в свое время это были китайские иероглифы и культура, элементы буддизма и т.п. Свой путь в соответствующих формах прошли и другие страны "догоняющего развития".
Для России исторически характерен рваный ритм этого процесса, причем обычно он инициировался военными поражениями, после которых страна мучительным рывком на какое-то время вырывалась вперед. Потом этот импульс ослабевал, наступал застой до нового рывка. Хотя Россия извечно готовилась к войне, когда она наступала, выявлялась неготовность к ней. Так было во время Ливонской войны Ивана Грозного и в начале Северной войны Петра Великого, так было уже в XX веке во время русско-японской. Первой мировой и в начале Великой Отечественной войн. Да и теперь важным подспудным импульсом процесса реформ является известное чувство "поражения" в холодной войне с Западом. Во многом сходный характер имело развитие Германии после поражения в Первой мировой войне, а после разгрома во Второй мировой войне немецкий народ и правительство ФРГ нашли в себе силы для рывка без подготовки к новой войне.
Я полагаю, что со сменой поколений и в России произойдет отход от привычного типа развития, и оно будет определяться иными экономическими, политическими, социально-психологическими факторами. В общей форме можно сказать, что это будет связано с возрастанием ценности человеческой личности. Меня радуют любые, тем более нарастающие, признаки такого поворота, пусть пока не столько в политике верхов, сколько в поведении низов, особенно молодежи. Они изживают комплекс раба, вколоченный опричниками Грозного, своеволием Петра, николаевскими чиновниками, кровавым террором большевиков.
По какому пути пойдет в будущем наша страна? Дать более или менее обоснованный долгосрочный научный прогноз сегодня представляется затруднительным, если не невозможным. Слишком много неопределенных, в том числе и субъективных, внутренних и внешних факторов, слишком много стечении обстоятельств пришлось бы учитывать. Одно ясно - воздействие названных выше факторов, особенно доминант развития России будет по-прежнему велико. Вопрос лишь в том, продолжатся ли поиски державности на прежних путях угроз, военной силы или они трансформируются в стремление добиваться мирового признания величия державы на путях мирного технологического, экономического и культурного прогресса. Та же проблема стояла совсем недавно (после Второй мировой войны) перед потерпевшими поражение Германией и Японией и перед победившими в войне, но пережившими распад своих колониальных империй Великобританией и Францией. Все они не без помощи извне, не без рецидивов (вспомним Вьетнам, Суэц, Алжир) выбрали второй путь. Россия еще окончательно выбор не сделала - во всяком случае так думают многие ее соседи, стремящиеся в НАТО.
Несомненно, сказывается и скажется в будущем также фактор общинности и все, что с ним связано. Пока это выражается в непомерной нагрузке на государство и его бюджет, как и в "размазывании" государственных субсидий по всем получателям, в тенденции к их уравниванию. В дальнейшем вполне вероятно сохранение и даже укрепление каких-то коллективистских, артельных форм хозяйствования, причем далеко не всегда эффективность будет единственным критерием их выбора. Правда, Япония нашла пути весьма эффективного использования своеобразных коллективистских начал в своей экономике. Сумеем ли мы найти и здесь свой путь, покажет будущее. Вполне возможно, что его указал А. Солженицын в своей работе "Как нам обустроить Россию?". Прекрасно понимая особенности своей страны, он с особой силой подчеркнул путь децентрализации власти, которая должна не передаваться сверху вниз, а органически вырастать "снизу вверх" - от земств, на базе общественного самоуправления.
Но как бы то ни было, нет оснований для интеллигентских причитаний и злобствующих коммуно-националистических наветов о мнимом "конце России", о безысходном тупике, в котором она оказалась. Труден путь, но ведет он к свободной, великой и зажиточной России - впервые таковой для всех ее граждан.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.
2. Майминас Е.З. Процессы планирования в экономике: информационный аспект. Глава 3. Вильнюс, 1967.
3. Майминас Е.З. Социально-экономический генотип общества // Постижение. М., 1989.
4. Майминас Е.З. Контексты экономической реформы // Постижение. М., 1989.
5. Майминас Е.З. Российский социально-экономический генотип // Вопросы экономики. 1996. № 9.
6. Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991.
7. Крыштановская О. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Общественные науки и современность. 1995. № 1.