70606-1 (746544), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Краткие формы действительно имеют специализированную синтаксическую функцию, а именно функцию смыслового компонента пассивной аналитической формы предиката (в отличие от полной формы, имеющей полупредикативную функцию). Как любая смысловая часть аналитической конструкции краткое причастие придает всей форме грамматическое значением вида (совершенного) и залога (страдательного). Значение категории времени и рода придает всей форме вспомогательный глагол, что характерно для аналитических форм (например, аналитическое будущее время: буду путать).
Употребление в текстах кратких форм страдательных причастий прош. времени «не означает снятия противоречия между спецификой настоящего времени и значением неделимой целостности действия, связанного с категориальным содержанием совершенного вида. .. категориальное содержание совершенного вида в пассиве осложняется, модифицируется; оно включает в свою структуру статальный элемент, выражает состояние субъекта как результата действия. При этом презентная функция, заложенная в формах настоящего времени совершенного вида в пассиве, целиком относится к статальному элементу, между тем как само действие, конкретный факт, остается в плане прошлого» (Пупынин 1991:222).
В целом, краткие формы страдательного причастия прошедшего времени как и краткие формы настоящего времени ни семантически, ни грамматически не отрываются от остальных причастных форм. Специфическое положение причастий в системе глагольных репрезентантов, как следует из краткого анализа их грамматической семантики, заключается в том, что адъективная репрезентация обеспечивает им периферийное место в этой системе.
Деепричастия. Традиционная трактовка деепричастия заключается в объединении грамматических свойств глагола и наречия, например: «Деепричастие - это атрибутивная форма глагола, в которой совмещаются значения двух частей речи: глагола и наречия, т.е. обозначение действия и обстоятельственно-определительное» (Грамматика 1980:672). Глагольными признаками деепричастия считаются 1) его грамматическое значение (действие), 2) его грамматические категории (вид и залог) и 3) его синтаксическая сочетаемость. Наречными признаками деепричастия считаются 1) синтаксическая функция приглагольного определения и 2) неизменяемость.
Традиционный подход к деепричастию, как представляется, преувеличивает его близость к наречию. Деепричастие - это одна из основных форм глагола, глагольный репрезентант, оно входит если не в систему спряжения, то в систему формообразования глагола.
Прежде всего, совершенно необоснованно наречным признаком деепричастия признается его неизменяемость. Во-первых, неизменяемость (т.е. отсутствие флексии) присуще не только формам деепричастия (инфинитив, формы сослагательного и повелительного наклонения), во-вторых, у глаголов совершенного вида и у двувидовых глаголов деепричастие обладает как активными, так и пассивными залоговыми формами.
Подобное соотношение представляет собой системно обусловленное явление. Форма деепричастия действительного залога образуется от активного инфинитива - исследовав, форма деепричастия страдательного залога - от второй формы пассивного инфинитива - будучи исследован. Она состоит из формы деепричастия глагола быть и формы краткого страдательного залога и обозначает второстепенное пассивное действие подлежащего, т.е., по сути дела, действие над предметом, который обозначен подлежащим, например: будучи отправлен в отпуск, он уехал в деревню.
Категория вида у деепричастий имеет то же внутреннее содержание, что и у личных форм, но существующая специфика заключается в том, что она жестко связана с выражением значений времени. Как правило, деепричастия несовершенного вида обозначают действие, одновременное с действием сказуемого: Старик, прямо держась, шел впереди, широко передвигая ноги (Толстой), а деепричастия совершенного вида - предшествующее действие: Вспомнив впечатления косьбы, он решил, что будет косить (Толстой). Это было зафиксировано еще А.М. Пешковским (Пешковский 1938:139-140), отметившим также, что иные временные значения у деепричастий возможны лишь при поддержке контекста. Таким образом, деепричастию, как и причастию, присуще морфологическое (суффиксами -а/-я, -в/-вши) выражение относительного времени. Это дает основание считать, что у деепричастий, кроме категории вида, имеется еще и категория относительного времени с двумя значениями - одновременности и предшествования. Категория временной последовательности, установленная для деепричастия в монографии Волоцкой и др. (Волоцкая и др. 1964:131,143), соответствует категории относительного времени. В теоретических грамматиках русского языка отмечается, что в категориальную структуру деепричастий «входят ... значения времени и залога в широком смысле этого термина». Различаются деепричастия настоящего времени (т.е. несовершенного вида) и деепричастия прошедшего времени (т.е. совершенного вида). Первые выражают одновременность, вторые - неодновременность по соотнесенности со временем сказуемого (Зализняк 1977:85). При таком подходе противопоставление значений одновременности и предшествования у деепричастий может трактоваться как грамматическая категория. Однако, если понимать под грамматической категорией единство противопоставленных друг другу граммем, находящихся в отношении оппозиции или неоппозитивного различия, то необходимо учитывать, что деепричастие не обладает морфологически выраженным временным значением.
Другая точка зрения на особенность выражения значений времени у деепричастий разрабатывается в трудах А.В. Бондарко, который, вслед за Р. Якобсоном, считает деепричастие основной формой выражения зависимого таксиса. А.В. Бондарко видит тождество таксисных отношений, выражаемых деепричастием, и значений относительного времени [8]. Однако он не усматривает у деепричастий особой грамматической категории относительного времени, а таксису во всех случаях его проявления (т.е. не только у деепричастий) отказывает в статусе грамматической категории (Бондарко 1984:86), поскольку видит в таксисе функционально-семантическую категорию, выражающую в полипредикативных конструкциях сопряженность действий, сосуществующих в рамках единого временного плана (Бондарко 1999:98-100) [9].
Синтаксическая природа деепричастия состоит в том, что оно, будучи «второй» глагольной формой при глагольном сказуемом («первой» форме), имеет двойную синтаксическую отнесенность - к подлежащему (что обусловлено генетически) и к сказуемому, с которым деепричастие состоит в определительных. Эта двойная отнесенность реализуется в синтаксической позиции обособленного полупредикативного (т.е. выражающего неполную предикативность) оборота. Отсюда и полупредикативная репрезентация деепричастия.
Преувеличение близости деепричастия к наречию, о чем говорилось в связи с неизменяемостью деепричастия, распространяется и на синтаксис. Наречие, примыкая к глаголу в словосочетании, выражает обстоятельственно-определительные отношения (это наиболее типичная для наречия ситуация). Деепричастие не входит в глагольное словосочетание на правах примыкающего члена, оно в обособленной полупредикативной конструкции выполняет функцию второстепенного сказуемого. Именно эта функция выступает для деепричастия как основная. Потенциально она свойственна любому деепричастию независимо от его лексического значения и от значения глагола-сказуемого, т.е. является семантически несвязанной. Другая функция деепричастия состоит в выражении различного рода обособленных обстоятельств. Она реализуется при условии тесного семантического взаимодействия глагола и деепричастия, вплоть до образования более или менее устойчивых выражений на основе деепричастного оборота. Именно в таких сочетаниях, а также в условиях абсолютивного употребления деепричастие, на основе обстоятельственной семантики, сближается с наречием, но только по значению, а не в грамматическом плане, например: сидит, скрестив ноги; пишет, не делая ошибок и т.п. [10]. Таким образом, любая степень адвербиализации может затрагивать только отдельные деепричастия в данном контексте, но не может быть характеристикой деепричастия в целом как глагольного репрезентанта.
В итоге деепричастие может быть определено как одна из основных форм глагола с грамматическим значение полупредикативной репрезентации (обозначение действия как сопутствующего другому действию), выражаемым грамматическими категориями вида, залога и относительного времени и типичной синтаксической позицией второстепенного сказуемого.
Рассмотрение структуры глагола показывает, что он представляет собой сложную, иерархически организованную систему основных форм. Глагольные словоформы способны выражать широкий спектр грамматических значений от предикативных до атрибутивных. Доминантой системы являются личные формы (предикативный репрезентант), периферию образуют причастия и деепричастия. В системе непредикативных репрезентантов особняком стоит инфинитив со своей синтаксической полифункциональностью и отвлеченным обозначением действия. Причастия и деепричастия объединяются общностью категорий вида, залога и относительного времени, но резко различаются тем, что у полных причастий нет специфической глагольной функции, тогда как и деепричастия, и личные формы, обладают уникальной для глагола синтаксической функцией. Набор грамматических категорий и определенное синтаксическое функционирование являются выразителями того или иного репрезентативного значения в рамках общего значения глагола как части речи. Однако только аспектуальные и залоговые отношения являются центральными категориями, выражение которых присуще всем глагольным формам. Выражение любых других значений (лица, числа, рода, падежа) свойственно не только глагольным формам.
Примечания
1. Репрезентация означает представление - различное представление значения процесса. А.И. Смирницкий сознательно отказывается от термина «представление» ввиду его многозначности (Смирницкий 1959:247).
2. Ср. у Шахматова: «Часть речи, называемая глаголом, включает в себе не только названия активного признака простые, но также обосложненные теми или иными сопутствующими представлениями» (Шахматов 1941:460).
3. Понятие репрезентанта не равно понятию вербоида, поскольку в число репрезентантов входят и личные формы.
4. В современной грамматической теории господствует мнение о доминирующей роли глагола, глагольного предиката в предложении, например: «конституирующим членом предложения является определяющий член, т.е. сказуемое» (Курилович 1962:55); «в содержательном плане глагольный предикат - это нечто большее, чем просто лексическое значение. Выражая определенное значение, он в то же время содержит в себе макет будущего предложения» (Кацнельсон 1972:88). Г.Г. Почепцов отмечает, что «синтаксические свойства глаголов во многом определяют структуру предложения» и что поэтому положение глагола в структуре предложения «нельзя не признать уникальным» (Почепцов 1969: 65); см. также Холодович 1979:293-298; Храковский 1983:110-117.
5. Среди синтаксический функций инфинитива (их примерный перечень был дан выше при анализе синтаксической разнородности основных форм) функция элемента составного глагольного сказуемого (типа умеет плавать), пожалуй, являются для него наиболее типичными и специфичными (специфичными потому, что здесь инфинитив не имеет конкурентов).
6. В «обычную» характеристику причастия входит, как правило, указание на время, а не на относительное время.
7. Ср. у Пешковского: «Они (причастия - С.К.) имеют последовательно проведенные по всей категории значения глагольных видов» (Пешковский 1938:141).
8. Таксис, выраженный конструкциями с деепричастиями «СВ и НСВ, следует признать относительным временем, поскольку деепричастия не имеют абсолютного времени и могут выражать лишь относительную временную ориентацию на время основного действия» (Бондарко 1984:76).
9. Основатель учения о таксисе Р. Якобсон называет его все время грамматической категорией (Якобсон 1972:101). Говоря о зависимом таксисе, выражаемом русским деепричастием, Якобсон указывает, что «при зависимом таксисе категория времени сам выступает в функции таксиса» (Якобсон 1972:106).
10. На приоритете этой функции деепричастия построена концепция Д.И. Арбатского (см. Арбатский 1980).
Список литературы
Арбатский Д.И. (1980), О лексическом значении деепричастий, Вопросы языкознания, 1980, No 4, с. 108-118.
Бондарко А.В. (1984), Функциональная грамматика. Л. 136 с.
Бондарко А.В. (1999), Основы функциональной грамматики. Языковая интерпретация идеи времени. СПб. 256 с.
Буланин Л.Л. (1976), Трудные вопросы морфологии, М.
Буланин Л.Л. (1983), Структура русского глагола как части речи и его грамматические категории, Спорные вопросы русского языкознания. Теория и практика. Л. 94-115.
Виноградов В.В. (1972), Русский язык, М. 451 с.
Волоцкая З.М., Молошная Т.Н., Николаева Т.М. (1964), Опыт описания русского языка в его письменной форме. М.
Русская грамматика 1980, Т. I - II. М.
Зализняк А.А. (1977), Грамматический словарь русского языка. М.
Karcevski S. (1927), Systeme du verbe russe. Prague
Кацнельсон С.Д. (1972), Типология языка и речевое мышление. Л. 202 с.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
