158288 (736926), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Эта нормативность нравственных категорий, однако, иногда рассматривается как нечто самодовлеющее, когда высшей и первичной категорией нравственности объявляется обязанность, а не право. Право рассматривается лишь как отражение обязанностей. Человеческое поведение — индивидуальное или коллективное — определено не правом, а обязанностью, а именно обязанностью служить добру.
«Все человеческие права вытекают в конечном счете — прямо или косвенно — из одного-единственного "прирожденного" ему права: из права требовать, чтобы ему была дана возможность использовать его обязанность. Все дальнейшие индивидуальные права, вытекающие из принципа свободы и самоопределения личности, косвенно утверждены в обязанности охранять индивидуальную свободу как правомерное, т.е. обязательное, начало человеческой жизни, но и общество как целое может требовать от каждого своего члена, от отдельного человека не служения ему самому, обществу, как таковому, и его интересам — ибо многие, вместе взятые, не имеют сами по себе никакого преимущества перед одним, — а только соучастия в таком служении правде, которое есть обязанность не только отдельного человека, но и общества как целого».
Здесь мы сталкиваемся с известной гипертрофией долженствования в системе моральных категорий и в самой структуре общественной морали. Право, следует отметить,— это не только юридическое, но и нравственное понятие. Смещение понятия права лишь в юридическую плоскость вносит явную диспропорцию. Признавая за личностью свободу волеизъявления, мы неизбежно должны принять в свой категориальный арсенал и категорию «морального права» как категорию не только должного, но и возможного с нравственной точки зрения. Моральное право определяет тот круг действий и поступков, которые возможны или допустимы с нравственной точки зрения. Нельзя забывать, что человек обладает свободой выбора того или иного образа мысли и действий. Какую бы роль в общественной жизни ни играл момент принуждения, внешнего давления на волю, реальным участником общественных процессов является свободная человеческая индивидуальность. Никакая железная дисциплина, никакое давление не заменит действенность свободного нравственного выбора. Человек, скованный самыми жестокими обстоятельствами гитлеровских концлагерей, показывал удивительные примеры нравственного выбора, предпочитая собственную смерть предательству, высотой духа превозмогая униженность своего существования. Именно благодаря свободе духа человек использует свое моральное право как для собственного выбора, так и для того, чтобы противостоять, бороться с любыми проявлениями зла, бесчестия, насилия.
К счастью или к несчастью (скорее всего, и то и другое), поведение человека в нравственном плане не может быть регламентировано однозначно, раз и навсегда. Любое общество оставляет ему интервал свободы действий «от» и «до», не определенных, не заданных на 100%. В этом интервале человек может сам определить правила поведения, стиль своей жизни. Этот интервал не определен действующими нормами гражданского права, существующими законами. Человек имеет моральное право делать то, что не запрещено. Право как юридический институт определяет нормы поведения, которые не всегда совпадают с моральными. Нам важно подчеркнуть здесь лишь то, что моральные права у человека всегда есть, наряду с обязанностями. Обязанности в области нравственности неразрывно связаны с правами. Обязанности его действуют не иначе как в пределах прав. Но и права ограничивают более или менее определенно его обязанности. С позиции презумпции невиновности, например, человек не может считаться преступником, пока не доказан юридически факт его действительного нарушения законности. Однако эта невозможность доказательства не освобождает его от моральной ответственности, если он все же совершил преступление. Известно множество примеров, когда люди сами признаются в своем преступлении, не выдерживая укоров собственной совести. Вместе с тем человек имеет моральное право потребовать извинения от своего обидчика или настаивать, скажем, на возврате долга от своего друга, когда последний не имеет никаких юридических обязательств перед ним, если кредит не был оформлен юридически должным образом.
Многофакторность условий, в которых протекает жизнь каждого человека, присущая ему внутренняя свобода и духовность делают нравственные нормы и принципы весьма относительными, а следовательно, очень конкретными. Есть ли, спрашивается, какие-либо нравственные требования, которые следует назвать абсолютными? Этот вопрос, как и все прочие, касающиеся категорий абсолютного и относительного, таит в себе то противоречие, которое мы уже отмечали. Как можно говорить об абсолютности хотя бы такой, на первый взгляд, незыблемой нормы, как «не убий», если одни люди, участвующие в войне, считают ее справедливой, а другие несправедливой; если выносится приговор человеку, непреднамеренно погубившему другого, ни в чем не повинного человека? Абсолютна здесь лишь ценность человеческой жизни. А вопрос о том, чьей, убийцы или его жертвы,— вопрос, связанный со многими обстоятельствами, а следовательно, сугубо конкретный. Словом, диалектика здесь необходима самая тонкая, самая гибкая, ибо то, что в одном случае выглядит как зло, в другом отношении оказывается добром, и наоборот.
Углубляясь в суть «долженствования», присущего нравственному сознанию вообще, многие философы еще в древности видели его корни в объективной необходимости, присущей самому бытию. Таким образом, выявлялись как бы самые глубокие онтологические основания порядка, наблюдаемого в обществе.
Общественная жизнь в качестве «сферы», в которой человек подчиняется нравственным принципам, была для них лишь выражением принадлежности его к космосу, связи между духовным миром человека и силами природного, «внешнего» бытия.
Рассматривая эту концепцию, объясняющую авторитетность нравственных принципов устройства самого космоса, важно обратить внимание, однако, на то, что понятие «закон природы» в ней, как и сама идея космоса — стройного, внутренне упорядоченного и согласованного целого,— возникли через перенесение на природу категорий общественного бытия, т.е. имели в истории философии, например в древнегреческих системах, явно выраженный «антропный» характер.
На смену этой концепции пришло христианское откровение избранности человеческой жизни, а вместе с ним и христианское понимание сущности морали. В ней авторитетность моральных суждений и лежащее в их основе понимание должного, равно как и внутреннего нравственного идеала, выводится из сверхприродного, божественного начала в самом человеке.
Суть его хорошо выразил в рамках российской духовной традиции С.Л. Франк. Человек является человеком именно потому, что он есть нечто большее, чем природное существо. Главный признак человека, по Франку,— именно его сверхчеловеческая, божественная природа. Он не только знает Бога и обладает внутренней связью с ним. Речь идет о присутствии Бога в нем самом. Человек сознает Бога в себе самом, смотрит на себя и на мир как бы его глазами, подчиняет свою волю действующей в нем воле Бога. «Это подчинение,— пишет мыслитель,— это сознание высшей идеальной необходимости в отличие от высшей эмпирической необходимости и от всякого произвольного, чисто человеческого хотения — выражается в категории должного, которая определяет человеческую жизнь и образует специфическое существо его общественной жизни».
Абсолютная, божественная реальность в своем практическом воздействии на человеческую жизнь и есть, полагал Франк, его нравственное начало. Это не чья-либо чужая воля или исполнение закона, а основа и сущность его собственной жизни. Это «сущностная нравственность как благодать», которой наполнена человеческая жизнь. Это не фарисейская мораль как внешнее исполнение закона и даже не внутреннее следование ему из «уважения» к самому закону без любви к Богу и внутренней жизни в нем. Нет. Речь идет о сущностной нравственности как присутствии Бога в человеке и его жизни в Боге, нравственности не как законе, не как исполнении только трансцендентной воли Бога, а как живом субстанциальном начале, имманентно присущем человеческому бытию.
Однако религиозная мораль сама пережила непростую историю в жизни общества, оказываясь порой и по другую сторону от «правды», освященной Христом, Магометом, Буддой и другими пророками. Свой свет она пронесла через многие испытания. В них она отстояла свое право на преданность своих приверженцев. При этом главным ее конкурентом была и остается концепция морали, основанная на иных, рационалистических принципах. Вера в знание, научную истину, рациональную идею составляет ее фундамент. Авторитет «должного» отстаивается в ней обращением к истине. «Должным» (необходимым) к исполнению признается то, что нашло отражение в человеческом знании о природе, обществе и о себе самом. Человек поступает нравственно тогда и постольку, когда и поскольку знает закон природы, свою собственную суть, осознает свои цели и возможности и действует в соответствии с этим знанием. Опытная проверка этого знания обеспечивает ему достоверность, а следовательно, и признание его справедливости для всех членов общества. Остается лишь каждому овладеть необходимой суммой знаний, изучить последние достижения науки, чтобы действовать не только успешно в практическом плане, но и поступать в высшей степени нравственно во всех житейских ситуациях.
Истина обладает, это все замечают, притягательной силой. Она удовлетворяет человеческое любопытство, практически полезна и даже эстетически изящна. Именно поэтому истина обладает и авторитетом, статусом должного. Она заставляет одной лишь интеллектуальной силой следовать ей в процессе дальнейшего познания мира, практических действиях и в поступках человека вообще. Истина мобилизует человеческую волю и энергию человека, ради нее человек способен на подвиги и самопожертвования. Но может ли авторитет истины быть достаточным основанием должного в сфере нравственности?
В известном смысле — да! Для того чтобы поступать нравственно, человек должен следовать имеющемуся у него знанию о других людях, соседствующих с ним. Он должен знать, почему ему не следует убивать, грабить, насиловать, совершать другие поступки, несущие зло другим людям. Ему следует понимать, что, совершая их, он уничтожает свою личность, кроме того, обращает на себя зло со стороны окружающих его людей, он должен знать о последствиях своих поступков для себя самого и общества. Наконец, он должен знать о той боли и страданиях, которые его действия причиняют жертвам, их родным и близким. Знание всего этого становится действительно тем внутренним судьей, который принуждает человека не совершать злодеяний.
Чувство личной мести, желание ответить злом назло в этих делах — плохой советчик, так как умножают зло. Хотя в традициях и даже религиозных воззрениях некоторых народов до сих пор сохраняется «кровная месть» как правомерная и даже необходимая нравственная норма.
Сфера нравственности касается не только отношений между людьми, но и отношения человека к природе. Нанося ущерб природе, человек приносит зачастую вред другим людям, независимо оттого, идет ли речь о современниках или о следующих поколениях. Мы должны знать, что, загрязняя водные источники, мы лишаем себя и других возможности пользоваться чистой водой, любоваться красотой озера, ручья, реки. Высокопоставленный чиновник, причастный к распродаже невозобновимых минеральных ресурсов, безнравственен, ибо наносит непоправимый вред своему народу, государству ради кратковременной выгоды и сомнительного личного успеха.
Однако нравственность — развивающаяся система отношений. В начале века разбазаривание природных ресурсов не считалось таким уж безнравственным деянием, считалось если и злом, то небольшим. Сейчас укрепляется сознание того, что вред, наносимый живой природе, сам по себе безнравственен уже потому, что и сам человек — всего лишь одна из форм жизни. Мы знаем также, что деятельность человека уже сейчас губительно сказывается на флоре и фауне Земли. И следовательно, отношение ко всему живому, существующему на нашей планете, должно быть не менее благоговейным, чем отношение к своим домашним питомцам. Основания для такой эволюции нравственности, безусловно, есть. Мы знаем, что в просторах Вселенной хрупкий росток жизни, возникший на Земле,— не только чрезвычайно редкое, но, возможно, уникальное явление.
Итак, знание действительно является одним из оснований морали. Истина придает авторитетность, долженствование категориям морали, которые без опоры на сей фундамент могут стать рычагами произвольного манипулирования и самими принципами морали, и ее главным инструментом — общественным мнением. Вопрос в том, какие именно знания, какие истины могут стать фундаментом человеческой морали, если принять во внимание, что истина должна для этого стать идеей, овладевающей умами и душой каждого человека и к тому же обрести черты его идеала.
Между тем во всех попытках дать хотя бы более или менее удовлетворительный научный анализ духовной жизни общества всегда самой трудной проблемой были непреодолимые противоречия между идеями и идеалами, целями и основаниями, мотивами и средствами, разумом и человеческими страстями, намерениями и законами и т.д.
Вариант рационального объяснения действительности и обоснования морали предложил в свое время марксизм. Его «исторический материализм» базировался на том, что знания отражают объективную реальность и закономерности, присущие ей, действие которых не зависит от желания и воли отдельных людей. Естественная необходимость человека в пище, одежде, жилье и других жизненных условиях отражается в сознании людей и придает знанию человека о мире статус необходимости, определяет цели и идеалы, к которым следует стремиться. В рамках этой необходимости, присущей объективной действительности, человек обладает определенной свободой воли, но лишь в том случае, если эта необходимость осознана и если он действует со знанием этих законов.
Задача философии и других наук состояла в том, чтобы выяснить суть объективных законов природы, общества и мышления, чтобы на основе обретенной таким образом объективной истины установить соответствующие нормы морали, права, искусства и всех других проявлений человеческого духа.
Что и говорить, программа была впечатляющей и казалась вполне реалистической. Во всяком случае, она была более предпочтительной, чем всевозможные концепции «исторического идеализма».
Однако «исторический материализм», исказивший реальную природу человека, выразил из всех его способностей и свойств, по сути, дела лишь минимальный набор: способность трудиться и познавать мир. Весь духовный мир человека был разложен в пространстве двух «осей ординат»: сознание и труд. Все остальное многообразие его «микрокосма» складывалось из этих двух составляющих. Любовь? — Путь воспроизводства общественной жизни. Поэзия? — Образное отражение действительности. Чувство собственности? — Пережиток проклятого прошлого, уходящая эпоха рабского, отчужденного труда. Что же мы знали о человеке вплоть до последнего времени, кроме того, что он в своей сущности есть не что иное, как совокупность общественных отношений? Ничего, кроме, бесспорно, важной, но скудной идеи о том, что человека можно сформировать, как Буратино, одним топором и ножом общественного воспитания. Причем сразу высоконравственного, такого же, как Буратино.
В этом, что бы ни говорил и оппоненты марксизма, была доля правды, хотя и выраженная художественно. Она состояла в том, что знание и мораль в человеке не выводились исторически одно из другого. Лишь значительно позднее пришли к мысли укрепить мораль авторитетом истины, а от истины потребовать также соблюдение морали. Ибо в целостном человеке и целостном обществе все переплетено. Но в этом коротком «все», кроме морали и знания таилось столь многое, чего ни один, даже самый гениальный ум соединить бы не смог: множество затаенных потребностей, эмоций, «ненаучных» мыслей, врожденных задатков и пр.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
