22815-1 (725000), страница 8
Текст из файла (страница 8)
Число потрясающих публикаций, которые появились в печати о Гиппиус, Клюеве, Кузмине, Есенине, Ивневе и Зиновьевой-Аннибал, не оставляет никаких сомнений, что в начале этого века в России было подлинное раскрепощение гомосексуалистов в литературе и других видах искусства.
Среди поэтов начала века можно назвать и Рюрика Ивлева - любителя садомазохизма, а точнее, пиромазохизма, с его настойчивой темой быть опаленным или сожженным возлюбленным мужчиной.
Среди других важных литературных явлений периода между 1905 и 1910 гг. было появление романа "33 урода" и сборника рассказов "Трагический зверинец" Лидии Зиновьевой-Аннибал. Эти две книги сделали для русских лесбиянок то же, что ""Крылья" Кузмина для мужчин-гомосексуалистов: они показали читающей публике, что лесбийская любовь может быть серьезной, глубокой и трогательной.
Примерно в 1910 г. в России появилась группа так называемых крестьянских поэтов, причем это название отвечало не только их происхождению, но и тому, что судьбы крестьян и их образ жизни в 20 веке были главной темой их творчества. Бесспорным лидером в этой группе был Николай Клюев (1884-1937). Родившийся в крестьянской семье, принадлежавший к секте хлыстов, Клюев научился (и научил своих последователей) соединять народный деревенский фольклор с современным стилем русских поэтов-символистов. Две книги его стихов, изданные в 1912 г., "Сосен перезвон" и "Братские песни", стали сенсацией и сделали Клюева знаменитостью. Нескрываемый гомосексуализм Клюева не помешал большинству поэтов и критиков, а также многим грамотным крестьянам считать его самым выдающимся представителем всего российского крестьянства в литературе.
Клюев имел многочисленные любовные связи с образованными из крестьян, но величайшей любовью в его жизни был Сергей Есенин (1895-1925). В течение примерно двух лет (1915-1917) Клюев и Есенин жили вместе как любовники и в стихах рассказывали о своей любви. Хотя Есенин был трижды женат и его женами были три знаменитые женщины (кроме великой балерины Дункан это были известная актриса и внучка Льва Толстого), самую выразительную любовную лирику Есенину удавалось создать только в тех случаях, когда она была адресована другому мужчине. Со стороны Клюева эта дружба определенно была гомоэротической. Друг Есенина Владимир Чернавский писал, что Клюев лсовсем подчинил нашего Сергуньку", "поясок ему завязывает, волосы гладит, следит глазами". Есенин жаловался Чернавскому, что Клюев ревновал его к женщине, с которой у него был его первый городской роман: "Как только я за шапку, он - на пол, посреди номера сидит и воет во весь голос по-бабьи: не ходи, не смей к ней ходить!" Есенин этих чувств Клюева, видимо, не разделял.
Новая свобода изображения гомосексуальных отношений в прозе и поэзии не осталась без критики. Ряд писателей и консервативных критиков были возмущены ею. Реакция консерваторов изложена в негодующей книге Г.П.Новополина "Порнографический элемент в русской культуре" (1909). Проповедуя откровенно расистский подход, Новополин писал, что насколько ему известно, ранее гомосексуализм существовал только у "малоцивилизованных" народов - в горных племенах Кавказа или в арабских странах.Ввод таких тем в русскую литературу Зиновьевой-Аннибал и Кузминым рассматривался Новополиным как попытка развращения русской молодежи. В его книге произведения этих двух писателей осуждались как источник мерзости, грязи, разврата.
На противоположном от Новополина краю политического спектра находился Максим Горький, член партии большевиков с 1905 года и близкий личный друг Ленина. Летом 1907 г. он писал драматургу Леониду Андрееву о благосклонном изображении гомосексуализма в творчестве Кузмина и Иванова: "Это старомодные рабы, люди, которые не могут удержаться и не спутать свободу с гомосексуализмом. Освобождение личности они каким-то особенным способом путают с переползанием из одной клоаки в другую, а иногда оно сводится до освобождения пениса и ничего более".
Но символисты и акмеисты заявляли, что затрагивающие темы гомосексуальности и лесбиянства литераторы - это новые большие таланты, которым есть что сказать. Среди других литераторов этого периода, писавших на эти темы, были Марина Цветаева (1892-1941), одна из величайших поэтесс нашего века, автор большого числа рассказов Сергей Ауслендер (1886-1943), поэт Рюрик Ивнев (1891-1981), Евдокия Нагродская (1866-1930), автор плохоньких бестселлеров, в одном из которых детективная история завязывается вокруг вопроса о том, кто из трех мужчин - главных героев - мог бы оказаться гомосексуалистом, прекрасная поэтесса-лесбиянка Софья Парнок (1885-1933). Были известны также художники-гомосексуалисты Константин Сомов и выдающийся русский живописец обнаженной мужской натуры Кузьма Петров-Водкин, уже не говоря о гомосексуалистах среди музыкантов, ученых, актеров и режиссеров. Ошеломляюще гомосексуальная атмосфера вокруг различных акций, предпринимаемых Сергеем Дягилевым начиная с 1898 года - шла ли речь о журналах по искусству, художественных выставках, оперных постановках, организации концертов или о балетной труппе - была лишь самым очевидным примером восхитительной терпимости к гомосексуализму, типичной для того времени. Такие фигуры, как Дягилев, Клюев и Кузьмин были национальными знаменитостями, о которых много писала пресса. Их гомосексуализм был известен всем и не вызывал никаких проблем в их общественной или профессиональной деятельности.
История гомосексуализма в России. С.В.Дягилев и русский балет Умышленно эпатировал публику, вызывая всеобщие пересуды, основатель журнала лМир искусства" и создатель нового русского балета Сергей Дягилев (1872Ч1929). Разносторонне талантливый и предприимчивый человек, Дягилев сознательно рисовался дэндизмом, а "при случае и дерзил напоказ, не считаясь a la Oscar Wilde с "предрассудками" добронравия и не скрывая необычности своих вкусов назло ханжам добродетели..." Первой известной любовью был его двоюродный брат Дима Философов (1872Ч1940). Обладатель "хорошенького, ангельского" личика", Философов уже в петербургской гимназии Мая привлекал к себе недоброжелательное внимание одноклассников слишком нежной, как им казалось, дружбой со своим соседом по парте будущим художником Константином Сомовым. "Оба мальчика то и дело обнимались, прижимались друг к другу и чуть что не целовались. Такое поведение вызывало негодование многих товарищей, да и меня раздражали манеры обоих мальчиков, державшихся отдельно от других и бывших, видимо, совершенно поглощенными чем-то, весьма похожим на взаимную влюбленность". "Непрерывные между обоими перешептывания, смешки продолжались даже и тогда, когда Костя достиг восемнадцати, а Дима шестнадцати лет... Эти "институтские" нежности не имели в себе ничего милого и трогательного" и вызывали у многих мальчиков "брезгливое негодование"
После ухода Сомова из гимназии его место в жизни Димы занял энергичный, румяный, белозубый Дягилев, с которым они вместе учились, жили, работали, ездили за границу и поссорились в 1905 г., когда Дягилев публично обвинил Философова в посягательстве на своего юного любовника.
Создав собственную балетную труппу, Дягилев получил новые возможности выбирать красивых и талантливых любовников, которым он не только помогал делать карьеру, но в буквальном смысле слова формировал их личности. Эротические пристрастия Дягилева были запрограммированы жестко, он увлекался только очень молодыми людьми. Его знаменитые любовники-танцовщики - Вацлав Нижинский, Леонид Мясин, Антон Долин, Сергей Лифарь - пришли к нему 18-летними, а его последнее увлечение - композитор и дирижер Игорь Маркович - 16-летним. Властный, нетерпимый и в то же время застенчивый (он стеснялся своего тела и никогда не раздевался на пляже), Дягилев не тратил времени на ухаживание. Пригласив подававшего надежды гоношу к себе в гостиницу, он сразу же очаровывал его властными манерами, богатством обстановки и перспективой блестящей карьеры. Его обаяние и нажим были настолько сильны, что молодые люди просто не могли сопротивляться. Мясин. который не хотел уезжать из Москвы, пришел к Дягилеву во второй раз с твердым решением отклонить предложение о переходе в дягилевскую труппу, но, к собственному удивлению, вместо "нет" ответил "да". Никто из этих юношей не испытывал к Дягилеву эротического влечения. Мясин и Маркович, по-видимому, были гетеросексуалами, Нижинский до знакомства с Дягилевым был любовником князя Львова, а Дягилева больше боялся, чем любил. Работать и жить с Дягилевым было невероятно трудно. Он бывал груб на людях, отличался патологической ревностью (Лифарь называл его лОтеллушка"), ревнуя своих любимцев и к женщинам и к мужчинам, включая собственных друзей, требовал безоговорочного подчинения во всем. Это касалось не только творческих проблем. Стоило Лифарю не надеть подаренную ему Дягилевым шляпу, как тот на него публично накричал: лЧто? Она тебе не идет? Ты хочешь сказать, что у меня нет вкуса, что я не знаю своего ремесла? Вон с глаз моих, негодный щенок!" Однако он давал своим любовникам не только положение и роли, которых они безусловно, заслуживали, но за которые в любой группе идет жесткая конкуренция. Приблизив молодого человека, Дягилев возил его с собой в Италию, таскал по концертам и музеям, формировал его художественный вкус и раскрывал его скрытые, неизвестные ему самому, таланты. Поскольку сам Дягилев не был ни танцовщиком, ни хореографом, между ним и его воспитанниками не могло быть профессионального соперничества, а получали они от него очень много, причем на всю жизнь. И хотя после нескольких лет совместной жизни и работы их отношения обычно охладевали или заканчивались разрывом (как было с Нижинским и Мясиным), молодые люди вспоминали Дягилева благоговейно (исключением был Нижинский, с юности страдавший серьезным психическим заболеванием; уход от Дягилева, казавшийся ему освобождением, на самом деле усугубил его психические трудности).
История гомосексуализма в России. Начало XX в: Лесбийская субкультура Отношение к лесбиянкам в России | Проза Зиновьевой - Аннибал | Марина Цветаева и Софья Парнок
Заметное место в культуре Серебряного века занимает лесбийская любовь. Разумеется, этот феномен был известен в России и раньше. Историки небезосновательно подозревают в этой склонности знаменитую подругу Екатерины II княгиню Екатерину Романовну Дашкову (1743Ч 1809).
Отношение русского общества к лесбиянкам, как и к гомосексуалам, было отрицательно - брезгливым и ассоциировалось главным образом с проститутками. Характерен отзыв Чехова: "Погода в Москве хорошая, холеры нет, лесбосской любви тоже нет... Бррр!!! Воспоминания о тех особах, о которых Вы пишете мне, вызывают во мне тошноту, как будто я съел гнилую сардинку. В Москве их нет - и чудесно". Лесбиянки в Москве, конечно, были, но к уважаемым женщинам этот одиозный термин обычно не применяли, а эротические аспекты женской "романтической дружбы" предпочитали не замечать. Никому не приходило в голову подозревать что-то дурное в экзальтированной девичьей дружбе или "обожании", какое питали друг к другу и к любимым воспитательницам благонравные воспитанницы институтов благородных девиц. Их описания в произведениях Лидии Чарской вызывали у читательниц только слезы умиления.
Достаточно спокойно воспринимала общественность и стабильные женские пары, обходившиеся без мужского общества. Одна из первых русских феминисток, основательница литературного журнала лСеверный вестник" Анна Евреинова (1844Ч1919) много лет прожила совместно со своей подругой жизни Марией Федоровой, а Наталия Манасеина, жена известного ученого, даже оставила мужа ради совместной жизни с поэтессой-символисткой Поликсеной Соловьевой (1867Ч1924) (первой переводчицей "Алисы в стране чудес"). Их отношения просто не воспринимались как сексуальные.
Среди важных литературных явлений периода между 1905 и 1910 гг. было появление романа "33 урода" и сборника рассказов "Трагический зверинец" Лидии Зиновьевой - Аннибал. Эти две книги сделали для русских лесбиянок то же, что ""Крылья" Кузмина для мужчин-гомосексуалистов: они показали читающей публике, что лесбийская любовь может быть серьезной, глубокой и трогательной и стали первым художественным описанием лесбийской любви в русской прозе. Сюжет ее в высшей степени мелодраматичен. Актриса Вера расстраивает свадьбу молодой женщины, в которую она влюблена, покинутый жених кончает самоубийством, а две женщины начинают совместную жизнь. В уставленной зеркалами комнате они восторженно созерцают собственную красоту и предаются упоительным ласкам, на которые неспособны примитивные любовники-мужчины. Видя себя глазами влюбленной Веры, юная красавица уже не может воспринимать себя иначе. Однажды она позирует нагой сразу 33 художникам, но нарисованные ими портреты не удовлетворяют ее: вместо созданной Вериным воображением богини, художники-мужчины нарисовали каждый собственную любовницу, "33 урода". Однако блаженство продолжается недолго. Болезненно ревнивая Вера понимает, что молодая женщина нуждается в общении и не может обойтись без мужского общества, и мучается тем, что рано или поздно она потеряет ее. Когда девушка соглашается на поездку с одним художником, Вера в отчаянии кончает с собой. Как и в аналогичных западных романах, лесбийская любовь кажется наваждением и заканчивается катастрофой.
История гомосексуализма в России. Марина Цветаева Большинство любовных связей между женщинами оставались фактами их личной жизни, и только. Роман Марины Цветаевой (1892-1941) и Софьи Парнок (1885-1933)56 оставил заметный след в русской поэзии. Цветаева, по собственному признанию, уже в детстве "не в Онегина влюбилась, а в Онегина и Татьяну (и, может быть, в Татьяну немного больше), в них обоих вместе, в любовь. И ни одной своей вещи я потом не писала, не влюбившись одновременно в двух (в нее - немножко больше), не в двух, а в их любовь". Ограничивать себя чем-то одним она не хотела и не могла: "Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное - какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное (редкое? - И. К.) - какая скука!"
Парнок же любила исключительно женщин. Многих женщин. Любовь Цветаевой и Парнок возникла буквально с первого взгляда и была страстной с обеих сторон. Марина уже была замужем и имела двухлетнюю дочь, отношения с Парнок были для нее необычными.
Сердце сразу сказало: "Милая!"
Все тебе - наугад - простила я,
Ничего не знав, - даже имени!
О люби меня, о люби меня!
После встречи с Парнок Цветаева ощущает лироническую прелесть, / Что Вы - не он", и пытается разобраться в происшедшем, пользуясь традиционной терминологией господства и подчинения, но ничего не получается:













