13881-1 (714426), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Помимо права собственности, однако, право следования в некоторых случаях не действует и в других вещных правах. Так, очевидно, что при отчуждении имущества субъектом права хозяйственного ведения или оперативного управления в тех случаях, когда такое отчуждение допускается, указанные права прекращаются и никоим образом не обременяют приобретателя имущества. Точно так же прекращается право залога при продаже предмета залога по требованию залогодержателя. Если в последнем случае на этот счет имеется специальное указание закона (пп.4 п.1 ст.352 ГК), то в отношении хозяйственного ведения и оперативного управления сделанный вывод может быть обоснован лишь обращением к теоретическим аргументам. Полагаю, что под переходом права собственности, который является условием применения права следования, законодатель понимает лишь такой переход, который не зависит от воли носителя ограниченного вещного права; в тех же случаях, когда отчуждение произведено им самим, акт отчуждения следует рассматривать как направленный одновременно и на переход права собственности, и на прекращение соответствующего иного вещного права примерно так же, как и при описанном абзацем выше отчуждении имущества самим собственником. Недаром сама рассматриваемая проблема возникает лишь в отношении тех прав, которые предоставляют их носителям возможность распоряжения имуществом. Право следования в сервитутах, например, ни у кого не может вызвать сомнений. Некоторой оригинальностью отличается право следования в хозяйственном ведении и оперативном управлении: собственник может распорядиться имуществом унитарного предприятия или учреждения либо предварительно изъяв у него это имущество, но тогда сначала прекратится право оперативного управления (из хозяйственного ведения имущество изъять нельзя), а уже потом произойдет переход права собственности, так что основания для права следования не будет, либо предварительно ликвидировав юридическое лицо – носителя этого права, что опять же повлечет прекращение ограниченного вещного права и не даст оснований для применения права следования, либо вместе с имуществом уступив приобретателю и свои права учредителя соответствующего юридического лица (ст.300 ГК РФ, п.3 ст.11 Федерального закона «О государственных и муниципальных предприятиях» [34]), что фактически исключает право следования, приводя в действие совершенно иные механизмы правопреемства. О подлинном праве следования в последнем случае можно бы было говорить, если бы, не смотря на передачу имущества, право на управление юридическим лицом осталось у прежнего собственника. При залоге же возможен переход права собственности на предмет залога и с правом следования, и без него – с прекращением самого залогового права. Так, когда отчуждение производится залогодателем, право следования имеет место (ст.353 ГК РФ), а при реализации предмета залога в порядке ст.350 ГК залоговое правоотношение прекращается. В первом случае, очевидно, согласие залогодержателя на отчуждение, требуемое нашим кодексом (абз.1 п.2 ст.346) не дает все-таки оснований для признания перехода права собственности произошедшим по воле именно залогодержателя, т.к. отчуждателем здесь выступает собственник и его воля является определяющей.
В праве следования проявляется абсолютность вещных прав, но абсолютными являются не только они. Разумеется, ни о каком праве следования применительно к личным неимущественным правам в силу их неотчуждаемости речи быть не может, но абсолютными являются также авторские, патентные и другие исключительные права; кроме того, некоторый абсолютный характер, служащий предпосылкой для их оборота, свойственен и правам требования. Можно ли говорить о праве следования в этих отношениях? Вопрос тем более актуален в свете того, что одна из новейших иностранных кодификаций – ГК Нидерландов – закрепляет право следования в книге 3 «Общие положения имущественного права» (Ст. 3:82: «Зависимые права следуют за правом, с которым они связаны»). С теоретической точки зрения такой подход представляется правильным, проверим теперь, согласен ли с ним отечественный законодатель. Во-первых, надо дать более широкое, чем в п.3 ст.216 ГК РФ, определение права следования, которое может быть примерно следующим: «В силу права следования ограниченное право на определенное имущество (включая имущественные права) или результат интеллектуальной деятельности не прекращается при переходе полного права на этот объект». При этом в зависимости от специфики объекта правоотношения оно будет приобретать свое собственное «лицо», но в сфере авторского права оно все равно не будет совпадать с тем правом следования, которое предусмотрено в настоящее время абз.2 п.2 ст.17 закона «Об авторском праве и смежных правах». Надо признать, что отечественному законодательству неизвестно общее определение права следования, пригодное для всех абсолютных прав, нет и специальных определений для каждой их разновидности, вроде того, что предусмотрено для вещных прав в п.3 ст.216 ГК. Решение вопроса отдано на откуп нормам, регулирующим отдельные виды ограниченных прав. Так, представляется, что право следования имеет место при залоге имущественных прав. В отличие от залога вещей, который сохраняется при переходе права собственности на предмет залога по прямому указанию ГК (п.1 ст.353), для имущественных прав аналогичное положение предусмотрено лишь в Законе о залоге [35] (ст.32). Несмотря на то, что под имущественными правами, составляющими предмет залога, и ГК (п.1 ст.336), и Закон о залоге (п.1 ст.54) понимают в первую очередь права требования, т.е. относительные права, право следования не утрачивает своего абсолютного характера, ибо обременяет оно не должника по требованию, а нового правообладателя – кредитора, в момент возникновения залогового права не являвшегося участником относительного обязательственного отношения, а потому и с залогодержателем по поводу данного объекта он находится лишь в абсолютном правоотношении. Несколько сложнее определить, сохраняются ли ограниченные права на использование нематериальных объектов при переходе полных прав на них. Поскольку наше современное законодательство не знает, в отличие, например, от дореволюционного проекта Гражданского уложения [36], аренды имущественных прав, оставим их в стороне. Что касается «интеллектуальной собственности», то сохранение права использования при переходе полного права прямо предусмотрено лишь для тех объектов, которые могут быть предметом договора коммерческой концессии: для фирменного наименования, коммерческого обозначения, товарного знака и знака обслуживания (п.1 ст.1038 ГК РФ). По вопросу же о том, прекращает ли уступка патента на изобретение, например, действие прав лицензиата, наше законодательство хранит молчание. Такая же неопределенность существует и в отношении сохранения или прекращения прав, полученных по авторскому договору, при последующей уступке автором всех своих имущественных прав третьему лицу. Полагаю, что решение проблемы должно быть поставлено в зависимость от определения абсолютности или относительности прав лица, использующего объект интеллектуальной собственности на основании договора. Если его право абсолютно, то перемена субъекта полного права не должна менять его правового положения. Основания для признания этих прав абсолютными имеются, хотя доказательства тому в отечественном законодательстве можно найти только косвенные. Так, ст.49 закона «Об авторском праве и смежных правах» предусматривает защиту не авторов, а обладателей авторских и смежных прав, что дает основание для применения абсолютной авторско-правовой защиты и получившими право по договору [37]. Подходя к проблеме со стороны авторского договора, можно заметить, что теория уступки прав по договору, разделяемая, кажется, законодателем [38], лучше подходит для обоснования абсолютности полученных прав, чем конкурирующая с ней теория разрешения. Абсолютная защита предоставляется и обладателю исключительной лицензии п.3 ст.14 Патентного закона РФ [39]. Показательно, что А.А. Пиленко, обосновывая противоположное утверждение, ссылался на положения действовавшего в конце XIX века законодательства, предоставлявшего право гражданского и уголовного преследования контрафакторов лишь самому патентодержателю [40]. Еще один аргумент для непризнания за лицензиатом права следования состоял в отсутствии на тот момент обязательной регистрации лицензий [41]; в этом отношении наше действующее патентное законодательство также демонстрирует противоположный подход (см. п.5 ст.13 Патентного закона). Таким образом, право следования должно признаваться de lege lata и в правах лиц, использующих объекты интеллектуальной собственности на основании договора с правообладателем. De lege ferenda, однако, хотелось бы высказать пожелание прямого закрепления этого положения в тексте будущей четвертой части ГК РФ.
Список литературы
[1] См., например: Брагинский М.И. Договор подряда и подобные ему договоры. М., 1999. С.70; Власова А.В. К дискуссии о вещных и обязательственных правах // Правоведение. 2000. №2. С.147; Ефимова Л.Г. О соотношении вещных и обязательственных прав // Государство и право. 1998. №10. С.42; Старостина О.А. Правовая природа залога // Актуальные проблемы гражданского права: Сборник статей. Вып.5 / Под ред. В.В. Витрянского. М., 2002. С.36; Суханов Е.А. Право собственности и иные вещные права в России // Маттеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. М., 1999. С.318; Тимонина Ю.В. Категория ограниченных вещных прав в доктрине и законодательстве (Общие положения) // Актуальные проблемы гражданского права. Вып.2 / Под ред. М.И. Брагинского. М., 2000. С.59.
[2] См.: Годэмэ Е. Общая теория обязательств. М., 1948. С.13; Introducrion to Dutch Law / Edited by J.M.J. Chorus, P.H.M. Gerver, E.H. Hondius and A.K. Koekkoek. The Hague-London-Boston, 1999. P.98.
[3] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. М., 2000. С. 559.
[4] Сарбаш С.В. Право удержания как способ обеспечения исполнения обязательств. М., 1998. С.180.
[5] Российская газета. 1993, 3 августа; 1995, 26 июля.
[6] В русском тексте Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений 1886 г. (в редакции Парижского акта 1971 г.) указанное право именуется «правом долевого участия в продаже» (ст.14 ter) – см.: Гражданское законодательство. Сборник нормативных актов. Ч.2 / Сост. А.П. Сергеев. М., 1999. С.574.
[7] См.: Мейер Д.И. Русское гражданское право (в 2-х ч.). По исправленному и дополненному 8-му изд., 1902 г. М., 1997. Ч.2, с.171.
[8] См.: Гражданское право. Учебник для вузов. Часть первая / Под общ. ред. Т.И. Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.А. Плетнева. М., 1998. С.318 (автор главы – Г.И. Стрельникова); Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Рук. авт. колл. и отв. ред. – О.Н. Садиков. М., 1997. С.557 (автор комментария – М.И. Брагинский).
[9] См.: Дождев Д.В. Римское частное право. М., 1997. С.429; Новицкий И.Б. Основы римского гражданского права. М., 2000. С.141; Покровский И.А. История римского права. СПб., 1999. С.383.
[10] См. ст.1165 ФГК, ст.1372 ГК Италии, ст.1440 ГК Квебека.
[11] См. п.3 ст.387 ГК Азербайджана, абз.1 п.3 ст.349 ГК Армении, абз.1 п.3 ст.289 ГК Беларуси, п.3 ст.269 ГК Казахстана, п.2 ст.668 нового ГК Молдовы, п.3 ст.329 ГК Таджикистана, ст.235 ГК Узбекистана, а также ст.513 последней редакции проекта ГК Украины.
[12] См. §§241 и 305 ГГУ. Из стран СНГ по такому пути пошла Грузия – см. п.1 ст.316 ГК.
[13] «Частности» договора – англ.
[14] См.: Du Perron E. Contract and Third Parties // Towards a European Civil Code / Editors: A. Hartkamp, M. Hesselink, E. Hondius, C. Joustra and E. Du Perron. Nijmegen - The Hague/London/Boston, 1998. P.313-314.
[15] См.: Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву // Иоффе О.С. Избранные работы по гражданскому праву. М., 2000. С.618; Райхер В.К. Абсолютные и относительные права (К проблеме деления хозяйственных прав) // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. 1928. Вып. 1 (XXV). С.295; Флейшиц Е.А. «Абсолютная» природа права собственности // Проблемы гражданского и административного права. Л., 1962. С.223-224.
[16] См. п.23 и 24 Обзора практики разрешения споров, связанных с арендой (Информационное письмо Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 января 2002 г. №66) // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 2002. №3. С.36-37.
[17] Англ. qualitative obligation, нид. kwalitatieve verplichting.
[18] См.: Introduction to Dutch Law. P.149; Struycken A.V.M. Introduction to the Law of the Netherlands. Private Law. Socrates Lectures. Nijmegen, 2000. P.28; Du Perron E. Op. cit. P.323.
[19] Определение условия взято из ст.157 ГК, которая, хотя и обсуждает лишь условные сделки, дает, полагаю, общее определение условия, применимое и в нашем случае.
[20] Никто не может передать другому больше прав, чем имеет сам - лат.
[21] Грибанов В.П. Правовые последствия перехода имущества по договору купли-продажи в советском гражданском праве // Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М., 2000. С.387.
[22] Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. М., 2001. С.12.
[23] Там же. С.17.
[24] Скловский К.И. Механизм перехода права собственности и последствия цессии // Хозяйство и право. 2002. №2. С.62.
[25] См. там же. С.61.
[26] От usurecipere – «вновь приобретать давностью предмет, переданный в собственность другому» (Дыдынский Ф.М. Латинско-русский словарь к источникам римского права: По изданию 1896 г. М., 1998. С.544).
[27] См.: Хвостов В.М. История римского права. М., 1910. С.109-110.
[28] «Фидуциарий самим фактом ритуального принятия вещи от фидуцианта лишает себя собственного лица (выделение мое. – А.Л.)», - пишет Д.В. Дождев (Дождев Д.В. Основание защиты владения в римском праве. М., 1996. С.93).
[29] Черепахин Б.Б. Правопреемство по советскому гражданскому праву // Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М., 2001. С.312.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
