114871 (711449), страница 3
Текст из файла (страница 3)
На наличие в крестьянской среде эстетических способностей, которые формируются под влиянием их практической деятельности обращает внимание и известный в прошлом веке педагог, профессор Московского университета С.А.Рачинский. Сам в прошлом сельский учитель, он пишет о том, что в начальной сельской школе при толковых учителях в деле эстетического воспитания можно многого добиться: “Пение при сколько-нибудь умелом преподавателе прививается несравненно успешнее, чем в средних учебных заведениях... музыкальная даровитость наших крестьян поистине изумительна. Ничуть не менее распространена другая художественная способность, которая при нынешнем зачаточном состоянии нашей сельской школы лишь в редких случаях имеет возможность проявиться - способность к рисованию. Количество дремлющих художественных сил, таящихся в нашем народе, громадно, и о нем пока может составить себе приблизительное понятие лишь внимательнейший сельский учитель” [1.270]. То есть благодаря земледельческому труду российское крестьянство (очевидно, не повсеместно) было объективно втянуто в сферу эстетического воздействия, хотя практически не имело возможности продолжить образование в гимназии, а затем в университете.
Правда, следует признать, что со второй половины XIX века, в особенности после реформы 1861 года, ситуация начинает изменяться. Гимназии и университеты стали шире раскрывать свои двери представителям низших сословий.
Что же представляли собой гимназии XIX века с точки зрения интересующего нас предмета? Во-первых, следует обратить внимание на то, что весь XIX век для гимназий прошел под знаком дискуссий о преимуществах классического и реального образования. Основой классического образования, как известно, было изучение античной культуры (греческого и латинского языков, памятников античной литературы и искусства). Это был своего рода процесс гуманитаризации образования, начавшийся в России еще в начале прошлого века. Классическое образование было обусловлено гражданской направленностью, соборностью российской жизни, исходя из чего воспитатель должен был подготовить следующее за ним поколение таким образом, чтобы оно было в состоянии продолжить дело строительства здания “истории народа” (А.С. Хомяков). Античная культура для этих целей была оптимальным “инструментом”.
Противники классического образования призывали отказаться от изучения завоеваний, достигнутых в прошлых культурах, на том основании, что нечего бесконечно повторять те знания, которые не приносят “видимой” пользы для жизни. По этому поводу один из защитников классического образования, общественный деятель и один из лидеров западничества Т.Н. Грановский писал, что истинные творения духа отличаются своей неисчерпаемостью, и речь следует вести не о превосходстве античного искусства над новым, а о том, что одно не может заменить другого” [1.443], что античную культуру и искусство следует изучать по той причине, что они являются незаменимым ничем “другим средством нравственного, эстетического и логического образования” Памятники классической античной литературы несут в себе, по словам Т. Грановского, «совершенное сочетание изящной формы с благородным содержанием», античное искусство, как никакое другое, способно воспитывать чувство красоты и “столь возвышенные чувства нравственного долга и человеческого достоинства”. Эту традицию, по мысли Т. Грановского, должна продолжить и христианская культура, а ее изучение может стать духовным препятствием “против загрубения сердец и умственного упадка” [1.435].
Интересно обратить внимание на то, что в вопросе классического образования позиции западника Т. Грановского один к одному перекликаются с позицией лидера славянофилов А.С. Хомякова. Он считает, что общее образование должно быть положено во главу угла и в гимназии упор нужно делать на изучение “чистой математики” и словесности. Эту же линию, по мысли А. Хомякова, должно продолжить университетское образование, первые два года которого следует посвятить таким предметам, которые необходимы всякому образованному человеку, к какой бы специальности он ни готовился: “Таковы знания русского языка и русской словесности, истории словесности всемирной и понятие об ее образцовых произведениях...” [1.509].
Почему А. Хомяков отдает предпочтение общему образованию, в систему которого входит и образование эстетическое? Потому, что “человек, получивший основное образование общее, находит себе пути по обстоятельствам жизни, человек, замкнутый в тесную специальность, погиб, как скоро непредвидимая и неисчислимая в случайностях жизнь преградит ему единственный путь, доступный для него” [1.505]. А. Хомяков пишет о том, что общекультурное развитие (и эстетическое в том числе) способствует не только общему развитию личности, расширению ее кругозора, но и влияет на интеллект су объекта.
Безусловно, что развитие в XIX веке прикладных наук, техники не могло не сказаться на внедрении в среднюю школу так называемого реального образования. Но рационально это было делать не вместо, а параллельно с практикой существовавшего классического образования. К слову заметим, что наша школа в содержании народного образования XX века не раз повторяла уже однажды пройденное, очевидно предпочитая учиться на своих ошибках, чем на чужих. Рационализированное донельзя обучение и в прошлой советской и нынешней российской школе - яркое тому свидетельство.
К чести руководителей народного образования прошлого, при содействии здравомыслящих общественных деятелей российская школа во второй половине XIX века не шарахнулась в сторону чистой конъюнктуры и не повела борьбу с культурной направленностью преподавания в гимназиях. Под влиянием требований времени во второй половине XIX века в России стали открываться реальные и коммерческие училища, призванные обеспечить нужды развивающейся промышленности.
Гимназии же по-прежнему продолжали в воспитании и обучении линию духовно-гражданского развития подрастающего поколения, формируя тот слой, который неимоверно много сделал для величия России и носил гордое имя “русская интеллигенция”. В этих учебных заведениях не только образовательные предметы, как уже отмечалось выше, были насыщены эстетическим содержанием, но и то, что окружало гимназиста после занятий, было направлено на формирование эстетических чувств и вкусов. Так, в конце XIX - начале XX века в гимназиях стали широко практиковаться литературно-музыкальные вечера, на которых разыгрывались литературные композиции и целые спектакли. В известной в Москве гимназии Потоцкой “была широко развита самодеятельность - каждый класс в содружестве с учителями устраивал вечера: один класс - вечер Древней Греции, другой - вечер Средневековья, третий - из эпохи Древнего Египта; пьесы для этих вечеров писали учителя, ученицы разыгрывали их. Ставились отрывки из Фонвизина, сцены из “Горя от ума” [11.303]. О таких же гимназических вечерах, но уже в Феодосии, на которых читались произведения русских писателей, ставились спектакли, пишет и И.Куприянов в работе о М. Волошине “Судьба поэта” [8.29]. То есть мы можем говорить о традиционности досугового времяпрепровождения гимназистов, проникнутого эстетическим содержанием. Отрадно, что эту традицию впоследствии позаимствовала у дореволюционной гимназии и советская школа, в которой широко была распространена система различного рода самодеятельных кружков и студий эстетической направленности. К сожалению сегодня подобное времяпрепровождение среди школьников перестало быть популярным. В нашу задачу не входит анализ причин того, почему это случилось. Ясно одно, что в этом смысле мы имеем дело как с нарушением сложившихся в российском образовании традиций, так и с разрушением той части системы эстетического воспитания, которая связана с досугом школьников, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
В системе образования России прошлого века существовало несколько элитных учебных заведений, среди которых первостепенное место занимал Царскосельский лицей. Это было учебно-воспитательное заведение, приравненное к университету. В Царскосельском лицее получили образование известные деятели науки, литературы, государственные и военные деятели. Обучение в лицее разделялось на два курса, один из которых назывался начальным, а другой окончательным. Каждый продолжался по три года.
На первом этапе изучались языки (русский, латинский, французский, немецкий), основы закона Божия, логики, математические, естественные, исторические науки, “первоначальные основания изящных письмен: избранные места из лучших писателей с разбором оных... изящные искусства... чистописание, рисование, танцы, фехтование...” [1.132]. На первом этапе обучения педагогам вменялось особое внимание уделять словесным наукам. Считалось, что “поелику словесные науки для возраста, в котором воспитанники будут проходить курс начальный, удобовразумительнее...” [1.132], то и в распределении времени приоритетом должны пользоваться предметы, относящиеся к словесным наукам, чтобы последние “составляли предпочтительное занятие воспитанника перед науками, которые называются точными” [1.132]. Уроки словесности должны были учить воспитанников ясно и логично мыслить, прививать им вкус к изящному слову. Что же касалось уроков танцев, пения, рисования, то они на первом этапе обучения должны были доставлять радость и развлечение.
На втором этапе обучения упор делался на развитии рационального мышления. Это достигалось не столько введением новых дисциплин, сколько коренным изменением содержания прежде изучаемых. На первый план на этом этапе выдвигались науки “нравственные”, рассказывающие об устройстве гражданского общества, правах и обязанностях гражданина, физические и математические науки.
При изучении наук, связанных с изящными искусствами, упор делался на рассмотрении их теоретических основ: “словесность во втором курсе должна также приближаться более к упражнениям разума, нежели памяти, и поелику круг слов, постепенно расширяясь, наконец делается смежным со всеми рядами изящного, то в сем курсе к словесности собственно так называемой, присоединяется познание изящного вообще в искусствах и природе, что собственно и называется эстетикою” [1.137]. То есть в начале XIX века мы сталкиваемся с тем, что в общеобразовательном учебном заведении (правда, учебном заведении совершенно особого рода) начинается изучение эстетики. Причем примечательно, что европеизированные в целом правила преподавания в лицее применительно к эстетике отходят от традиций европейской философии (в частности, Канта и Гегеля) и предписывают преподавать эстетику не как философию искусства, а как “познание изящного вообще в искусствах и природе” (курсив мой - В.Л.). Подобный подход к эстетическому впоследствии стал распространенным в русской эстетике.
Подытоживая рассмотрение эстетического воспитания и образования, существовавшего в Царскосельском лицее, мы можем говорить о наличии, во-первых, научно-философского и научно-педагогического подходов к этой проблеме. Это проявлялось в дифференциации обучения: упор на развитие чувственного познания на первом этапе с приоритетом преподавания словесности и изящных искусств (что в первую очередь и способствует развитию чувственного познания) и доминирование рационального познания на втором этапе. Во-вторых, как мы видели, на этом этапе теоретическое изучение словесности превращается в преподавание в лицее курса эстетики. Единство чувственного и рационального, реализующееся через содержание предметов, постоянное наличие устойчивого ряда предметов эстетического цикла на обоих этапах с их усложнением по мере обучения дает основание утверждать, что в Царскосельском лицее существовала осознанно выработанная система эстетического воспитания и образования.
Завершая разговор о постановке эстетического воспитания в образовательных учреждениях прошлого века, нельзя обойти вниманием военные учебные заведения. После реформы 1861 г. началась и военная реформа, во главе которой стоял военный министр Д.А. Милютин. Реформированию подверглась как сама армия, так и система подготовки военных специалистов. В дореформенной армии с легкой руки верховных главнокомандующих (царей Павла I и Александра I) больше всего ценились различного рода действа: парады, смотры и пр., во время которых превыше всего были композиция парада, эстетика строя и пр. “Фрунт” был наукой и искусством одновременно, и соображения красоты, “стройности” всегда оказывались тем высшим критерием, которому все Павловичи приносили в жертву и здоровье солдат, и свою собственную популярность в армейской среде, и боеспособность армии” [9.193].
Переход от ориентации на прусское построение армии с ее парадно-строевой зрелищностью к армии нового типа, построенной на более демократических принципах, естественно сказался на постановке эстетического воспитания и образования в военных училищах, корпусах, на распространении эстетических элементов в армейской среде в целом.
В первую очередь следует сказать о том, что атрибуты эстетического воспитания и образования, имеющиеся в гражданских учебных заведениях, в основном повторялись и в военных. Однако воинская специфика вносила свои коррективы, меняя отдельные акценты, придавала эстетическим отношениям воинский колорит. Именно на этом мы и остановим свое внимание, чтобы не повторять уже сказанное.
Преимущество армейского коллективного воспитания и образования состояло в том, что к преподаванию привлекались лучшие силы Петербурга, Москвы и др. городов, где располагались военно-учебные заведения. “По училищным преданиям, - вспоминает А. Куприн, прошедший и через кадетский корпус, и через юнкерское училище, - в неписанном списке юнкерских любимцев, среди таких лиц, как профессор Ключевский, доктор богословия Иванцов-Платонов, лектор и прекрасный чтец русских классиков Шереметьевский, капельмейстер Крейнтранг... танцмейстер Ермолов, баритон Хохлов, великая актриса Ермолова и немногие другие штатские лица” [7.274]. Кроме всего прочего данный список свидетельствует о том, что среди интересов юнкеров эстетические интересы занимали довольно значительное место в их училищной жизни.
Основательное внимание, которое уделялось танцевальному искусству в военных учебных заведениях, общеизвестно. Сошлемся лишь на одно любопытное свидетельство маршала Б.М. Шапошникова, окончившего юнкерское училище в Москве. Б. Шапошников пишет о том, что танцам их учил бывший танцор Большого театра Ершов и отношение к умению танцевать было таким, что “без умения танцевать вальс в отпуск не пускали” [12.67].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
