97257 (703299), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Именно после августовского (1977 г.) визита Вэнса в Израиль у президента Картера возникла мысль подготовить совместное заявление, в целом приемлемое для советской стороны и не расходящееся с "новыми идеями" американской администрации в вопросах урегулирования, которые, однако, не воспринимались, по свидетельству израильской прессы, двумя третями израильского общества. Картер счел подготовку совместного советско-американского заявления по Ближнему Востоку своевременным шагом и оправданным риском, но он явно недооценил масштабы израильского влияния на официальную ближневосточную политику Вашингтона, что в конечном итоге оказалось решающим фактором для судьбы совместного заявления. После того, как этот документ "приказал долго жить", в советско-американских усилиях по достижению ближневосточного урегулирования долгое время не было никакого проблеска хотя бы потому, что самих усилий (совместных) в этом вопросе предпринято не было, советско-американские контакты, в том числе и на высоком уровне, по вопросам положения на Ближнем Востоке не принесли сколько-нибудь весомых результатов.
Завершение "холодной войны", процесс улучшения советско-американских отношений давали основание надеяться на прогресс в деле урегулирования конфликтной ближневосточной ситуации, на успешность поисков компромиссной и сбалансированной основы такого урегулирования. Внешне могло создаться впечатление, что и американская сторона преследует те же цели. Однако содержание переговоров Горбачева и Дж. Буша на Мальте и ряд других советско-американских, а позднее и российско-американских встреч и переговоров аналогичного характера показали, что американская сторона готова к согласованию позиций двух стран, в том числе и по вопросам ближневосточного урегулирования, исключительно на американских условиях и под американскую диктовку. США считали и считают, что ими одержана полная победа в "холодной войне", и этого, по их мнению, достаточно для того, чтобы Россия "спрятала подальше" свои амбиции и перестала претендовать на проведение на Ближнем Востоке самостоятельной политики.
Как по команде, авторитетные американские СМИ стали в благожелательном тоне комментировать те внешнеполитические действия, предпринимавшиеся нашей страной в последние месяцы существования СССР, равно как и последующие акции России как правопреемницы СССР, которые отвечали интересам США; равным образом нарочито замалчивались, искажались и показывались в ложном свете те действия России, которые "не одобрялись" Вашингтоном. Американская сторона откровенно стремилась представить дело так, что Советский Союз (Россия) проявляет полную солидарность с США в отношении их действий в кувейтском кризисе, в их стремлении "примерно наказать" Ирак. Об этом, в частности, публично заявил Дж. Буш после его хельсинкской встречи с Горбачевым.
В западной печати широко комментировалось сделанное Бушем в ходе бесед с Горбачевым в Хельсинки предложение стать полноправным членом некоего "долгосрочного стратегического союза", целью которого было бы "удержание" Ирака и других "потенциально воинственных" стран ближневосточного региона от "необдуманных и опрометчивых" акций. Согласие руководства нашей страны с идеей такого альянса и на вступление в него предусматривало бы направление наших "символических" воинских подразделений на Ближний Восток; этот шаг, равно как и отзыв военных специалистов из Ирака и согласие с американскими силовыми действиями против него могли быть соответствующим образом "оплачены" широкой экономической помощью западных государств. К счастью, у Горбачева хватило здравого смысла, чтобы отказаться от столь "лестного" предложения.
Американские политические наблюдатели быстро заметили смену ближневосточных ориентиров политики нашего государства. В частности, было высоко оценено в США активно развивавшееся сближение России с Израилем, тот факт, что Россия "отошла от своей прежней роли поддержки неконструктивной ООП, вступила в широкие отношения с Израилем, активно противостоит Ираку, способствует сдержанности Сирии и предоставила Израилю такое богатство, которое ему не дала вся огромная американская помощь - еврейскую эмиграцию. Американцы и израильтяне были бы сумасшедшими, если бы не использовали открывающиеся в связи с этим широкие возможности"10.
Звучит парадоксально, но эта смена ориентиров была или излишне спокойна встречена российским общественным мнением, или просто не замечена им. Внешне все как будто обстояло по-прежнему, российское руководство вроде бы придерживалось прежних "формул" ближневосточного урегулирования. Казалось, что советско-американская "соответствующая эгида" продолжала действовать. Так, в совместном американо-советском приглашении на мирную конференцию в Мадриде, направленном сторонам в конфликте 18 октября 1991 г., говорилось, что СССР и США "готовы сотрудничать со сторонами с тем, чтобы добиться справедливого, длительного и всестороннего мирного соглашения через прямые переговоры по двум трекам (направлениям) - между Израилем и арабскими государствами и между Израилем и палестинцами - на основании резолюций 242 и 338 Совета безопасности ООН"11. В приглашении говорилось, что двусторонние прямые переговоры начнутся через четыре дня после торжественного открытия конференции, которое было назначено (и состоялось) 30 октября 1991 г. В приглашении было оговорено, что "конференция не будет иметь силы, чтобы навязывать сторонам решения или вотировать решения, уже достигнутые сторонами"; этот пункт приглашения молчаливо соглашался с перспективой достижения закулисных, "подковерных" сделок. В приглашении также подчеркивалось, что СССР и США "верят, что существует историческая возможность продвижения к подлинному миру во всем (ближневосточном) регионе".
В тот же день, 18 октября 1991 г., американская сторона направила специальные "письма о заверениях" палестинскому и израильскому руководству. В письме палестинцам содержались многословные заверения в понимании Соединенными Штатами насущной необходимости решения палестинской проблемы, говорилось, что сооружение израильских поселений на территориях, оккупированных Израилем в 1967 г., является препятствием на пути к ближневосточному урегулированию, провозглашалась готовность американской стороны "упорно работать" совместно с палестинцами "с цепью достижений прогресса в деле утверждения мира на Ближнем Востоке"12.
В письме, направленном руководству Израиля, подтверждалась "приверженность Соединенных Штатов отношениям дружбы и сотрудничества с Израилем, говорилось, что США готовы сыграть на арабо-израильских переговорах роль "честного брокера"13. Характерно, что в письме, направленном израильской стороне, обходился молчанием вопрос о судьбе восточного Иерусалима, а в письме палестинцам прямо говорилось, что США "не признают израильской аннексии восточного Иерусалима или расширения его муниципальных границ".
Если в "письме о заверениях", направленном палестинцам, несколько раз упоминался Советский Союз, что могло создать впечатление о согласованности текста письма с Москвой, то в письме израильскому руководству Советский Союз не упоминался вообще.
Содержание указанных писем явилось наглядным подтверждением намерений американской стороны выступать в качестве единоличного посредника в арабо-израильском урегулировании, что, по мнению американского руководства, было обеспечено военным успехом США в войне с Ираком победным завершением пресловутой "Бури в пустыне".
Конечно, созыв мадридской конференции явился успехом прежде всего американской дипломатии. В ходе многочисленных и многоуровневых переговоров, которые предшествовали ее созыву, все заметнее проявлялась одна характерная тенденция: официальные представители нашей страны как бы априорно отбрасывали многолетние последовательные усилия советской дипломатии, стремившейся к возобновлению МКБВ, ими по сути дела не востребовался наработанный годами позитивный потенциал наших предложений по ближневосточному урегулированию. Вместо согласования позиций нашей страны с позицией США, что, естественно, должно было предусматривать определенные взаимные уступки, представители нашего государства предпочли "подстраивание" к американской позиции, даже "встраивание" в нее, "растворение" в ней. Это было заметно уже в ходе контактов, предшествовавших принятию известной резолюции 678 Совета Безопасности, которая открыла "зеленую улицу" американским военно-силовым действиям против Ирака; например, на встрече в Урумчи Шеварднадзе откровенно "выкручивал руки" своему китайскому коллеге, убеждая его согласиться с американской позицией, сводившейся к необходимости широкомасштабной военной акции против Ирака в качестве наказания за его действия по отношению к Кувейту. Этим действиям аннексионистского характера, захвату Кувейта и его оккупации иракскими войсками, конечно, нет оправдания, но трудно отделаться от мысли, что США искали (и наконец-то нашли) желанный предлог для развязывания войны против Ирака, заранее создав у иракского руководства иллюзию о возможной безнаказанности агрессии против Кувейта.
В ходе уже первых заседаний ближневосточной конференции в Мадриде стали заметны определенные осложнения в российско-палестинских отношениях. Дело в том, что даже созыв конференции проходил полностью по американскому сценарию, официальные представители Организации освобождения Палестины были отстранены от участия в конференции, в состав объединенной иордано-палестинской делегации были включены палестинцы, представлявшие только оккупированные территории (за исключением восточного Иерусалима), но не палестинскую диаспору. Палестинцы были вынуждены принять эти откровенно дискриминационные условия, когда убедились, что российская сторона готова согласиться с любыми американскими предложениями по "формату" конференции и не настаивает на принятии выдвинутых ранее российских же предложений о необходимости самостоятельного участия палестинской делегации в работе МКБВ. По сути дела, палестинцам было отказано в статусе, которым пользовались другие участники конференции. Самым обидным для палестинцев, по их откровенному признанию, было то, что такой поворот событий стал возможным из-за послушного следования России, в недавнем прошлом их достаточно надежного друга и защитника, за всеми антиарабскими и антипалестинскими зигзагами и пируэтами американской ближневосточной политики.
Подтвердилась американская уверенность, что Россия, где в геометрической прогрессии нарастали внутриполитические и внутриэкономические трудности, всегда будет готова "подстроиться" к новым американским инициативам в деле ближневосточного урегулирования, если такие инициативы появятся.
Летом 1999 г. российская сторона упустила удобный момент для своего "возвращения" на Ближний Восток и не использовала заинтересованность Сирии и Израиля в организации встречи руководителей этих стран на высшем уровне при российском посредничестве. В Москве на редкость пассивно и индифферентно отнеслись к такой возможности, в то время как перспективы встречи Асада и Рабина серьезно обеспокоили американскую администрацию, которая заметно опасалась утраты своего контроля над событиями на сирийско-израильском "треке" ближневосточного урегулирования. Конечно, можно предположить, что пассивность российской стороны объяснялась утратой интереса к вопросам ближневосточного урегулирования, но нельзя отделаться от мысли, что такая пассивность была весьма продуманной акцией, поскольку снимала обеспокоенность Вашингтона, а подыгрывание американской стороне практически во всех международных вопросах, бездумное и зачастую противоречившее национальным интересам России следование американским "добрым советам" и "искренним рекомендациям" в международных делах красной нитью проходили через всю бесславную деятельность их "дорогого друга Андрея" - российского министра иностранных дел Козырева.
В последние годы существования Советского Союза американская сторона игнорировала "советский фактор" как второстепенный и мало значащий компонент ближневосточной ситуации. Так, в Вашингтоне посчитали, что возможные внешнеполитические осложнения в результате проведения военной акции против Ирака не смогут перевесить военных и политических выгод. Белый дом, несомненно, учитывал в своих действиях колебания, непоследовательность и противоречивость позиции Москвы в отношении к развертывавшемуся кризису вокруг Кувейта и ту излишне суетливую поспешность, с которой Горбачев и Шеварднадзе согласились с американскими действиями, видимо, не отдавая себе отчета в последствиях такого поведения. Все это не могло не отразиться на наших отношениях с арабским миром, ускорив их эрозию.
Но эти события уже стали достоянием истории, хотя и недавней. Удивляет другое. Российская общественность, как известно, почти единодушно осудила действия США в отношении Ирака, приведшие к гибели многих тысяч ни в чем неповинных мирных граждан, почти полному разрушению экономической инфраструктуры страны, значительным убыткам, породившим возникновение серьезных экономических трудностей. Официальных правительственных заявлений с осуждением злополучной "Бури в пустыне" почти не было, а те, которые все же имели место, звучали весьма вяло и аморфно. Но во всяком случае российское руководство постаралось дистанцироваться от действий США, видимо, понимая, что "превышение своих полномочий", на которое пошли американские вооруженные силы в ходе антииракской операции (этим эвфемизмом, впервые употребленным американской прессой, а затем растиражированным российской рептильной прессой, прикрывались противозаконные действия американских вооруженных сил в ходе "Бури в пустыне"), откровенно шокировали отечественную общественность и отнюдь не способствовали благожелательному отношению к разрекламированному "партнерству во имя мира".
И вдруг, в середине ноября 1999 г., в "Нью-Йорк Таймс" появляется статья главы российского правительства В. Путина, одного из кандидатов на президентский пост, в которой, видимо, для придания большей убедительности словам автора, действия российской армии в Чечне по подавлению бандитов и террористов сравниваются с действиями американской армии в ходе "Бури в пустыне", при этом из смысла статьи становится ясно, что автор одобряет - пусть и задним числом - эти противоправные действия. Такое сравнение оскорбительно не только для иракского руководства, которое ставится на одну доску с незаконными бандитскими формированиями и международными террористами, действующими в Чечне под знаменем воинствующего ислама. Это сравнение оскорбительно для солдат и офицеров российской армии, которые рискуют жизнями и жертвуют собой во имя сохранения единства и территориальной целостности России, а не вторгаются в независимое государство. Поражает, мягко говоря, незнание и непонимание подлинного существа американской "Бури в пустыне", продемонстрированное главой российского правительства и теми "экспертами", кто помогал готовить эту статью. Это непонимание, видимо, отражает известный тезис Козырева о необходимости выработки единого с США подхода к локальным конфликтам средней и малой интенсивности. Очевидно, однако, что такой "единый подход" на практике может означать только одно - все то же злополучное "растворение" позиции Москвы в позиции Вашингтона, который в своем отношении к подобным конфликтам преследует свои собственные гегемонистские цели, весьма далекие от национальных интересов России.
Невольно напрашивается вопрос: что является определяющим фактором в российско-американских отношениях применительно к обстановке в ближневосточном регионе и проблеме ближневосточного урегулирования - соперничество или сотрудничество, конфронтационное мышление в духе "холодной войны" или политика взаимных уступок, обоюдное стремление к поискам решения сложных и деликатных проблем на конструктивной основе?
Остается фактом, что когда существовал Советский Союз, условия конструктивного советско-американского сотрудничества в деле поиска взаимоприемлемых путей достижения справедливого и прочного арабо-израильского урегулирования были иными, чем сейчас. Когда авторы и исполнители американской ближневосточной политики видели, что политический курс Вашингтона вступает в опасное для США противоречие с реалиями ближневосточного региона, что грозило утратой или ослаблением американских позиций; когда даже самые надежные американские союзники на Ближнем Востоке негативно воспринимали "дружеские советы" из-за океана; когда в ближневосточной политике США проявлялись откровенные слабости, - тогда в Вашингтоне прибегали к "патентованному средству", вспоминали, что сделав (по преимуществу, на словах) некоторые шаги навстречу нашей позиции, можно создать впечатление о сближении позиций наших стран, о стремлении Москвы и Вашингтона действовать совместно в направлении конструктивного и основанного на принципе "справедливости для всех" ближневосточного урегулирования. Такая закономерность наблюдалась на протяжении последних двадцати пяти лет существования Советского Союза, т.е. в тот период, когда сформировалось само понятие "ближневосточное урегулирование" в его нынешнем понимании: за резолюцию 242 Совета Безопасности американский представитель проголосовал, убедившись в повышенной "обтекаемости" ее формулировок; договоренность о совместных с СССР действиях после Октябрьской войны 1973 г. была достигнута тогда, когда итоги в значительной мере поколебали миф о военной неуязвимости Израиля, когда в арабских столицах появилась уверенность, что совместными усилиями можно и должно противостоять американо-израильскому курсу, и были сделаны практические шаги, вначале может быть робкие и недостаточно последовательные, в этом направлении. Подготовка американской стороной проекта совместного советско-американского заявления от 1-го октября 1977 г. и инициатива США с публикацией этого заявления были вызваны откровенным стремлением Вашингтона снять с США обвинения в извечно негативном подходе к поискам решения палестинской проблемы - важнейшего аспекта ближневосточного урегулирования. ё
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
