72616 (701593), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

§2.1. Сенсорность относительных компаративных тропов

Относительный перенос по функции часто выделяют как особое лексико-семантическое смещение, не зачисляя его ни в метафорические, ни в метонимические переносы. Но анализ функциональных переносов показывает, что в их основе лежит сходство двух денотатов в функциональном плане, в ролевой нагрузке. Конечно, эти совпадения, как правило, частичны и нередко носят неявный характер. Однако момент сравнения делает функциональный перенос разновидностью метафорического.

Если автор ощущает, что относительный компаративный троп несколько «суховат», он может поддержать перенос другим относительным компаративным тропом, причем лексика и семы, актуализирующиеся при такой массированной подаче компаративных тропов, находятся в одном семантическом поле, например:

Его мы очень смирным знали,

Когда не наши повара

Орла двуглавого щипали

У бонапартова шатра.

А. Пушкин.

Словоформа «повара» использована здесь вместо словоформы «маршалы» или «военачальники», т.к. речь идет о неудачных для России войнах с наполеоновской Францией в 1805 и 1807 гг. Второй метафорический перенос «щипали» (вместо «громили») очень важен, ибо он дополнительно и эксплицитно наводит функциональную сему «деструкция» (или «уничтожение», «поражение») на значение словоформы «повара». Доказать точность, эстетичность и, главное, общее функциональное основание метафоры «маршалы – повара» было бы труднее именно без поддержки вторым функциональным переносом.

При рассмотрении относительных компаративных тропов весьма актуальным является наблюдение И.С. Куликовой, которая в 1976 г. писала о сильных актуализаторах, «способных апеллировать к представлениям даже у наиболее рационального или самого невнимательного читателя». Конечно, такие актуализаторы могут создать впечатление о качественном, а не об относительном компаративном тропе, особенно если есть очень отдаленное сходство (визуальное, слуховое) двух денотатов.

От относительных функциональных компаративных тропов немного отличаются по семантике и речевой «архитектуре» компаративные тропы, созданные на семантической базе общих внутренних, существенно важных признаков. Конечно, и такие признаки (смыслы) в какой-то мере «нагружены» функциональностью. Но, во-первых, в семантике функционального компаративного тропа в несколько большей степени ощущается авторская воля, искусственность понятийного основания. Во-вторых, функциональная семантика компаративного тропа имеет более выраженный ролевой характер, нежели семантика компаративных тропов, созданных на семантической основе внутренних, жизненно важных признаков. В-третьих, компаративные тропы «по внутреннему признаку» обычно не представлены двумя частями переноса. Например: «Слушай-ка, ты, растение!» (А. Грин; здесь приведено обращение к девятилетней девочке; видимо, имелись в виду такие качества ребенка, сближающие его с растением, как бездумность существования, безобидность и беззащитность).

К относительным компаративным тропам следует отнести и такие, у которых семантическое основание построено на пересечении валентности двух слов (двух значений).

Все разновидности относительных компаративных тропов могут иметь самую различную степень образной яркости. Однако семантические противоречия между внутренним основанием переноса и внешним, реальным лексическим оформлением переноса не редко приводят к тому, что оценки образности таких компаративных тропов оказываются весьма отличающимися друг от друга.

§ 2.2. Сенсорность качественных компаративных тропов

Качественные компаративные тропы основываются на реальных сходствах денотатов (объектов, признаков, процессов). Однако это обстоятельство не сокращает то семантическое пространство, в котором создаются и воспринимаются компаративные тропы, не мешает интенсивному проявлению сторон тропа и поисковой творческой работе авторов художественных тропов. Семантическое богатство качественных компаративных тропов, их экспрессивность обусловлены нахождением авторами художественных тропов таких общих черт денотатов, которые несомненно реальны и объективны, но, будучи до поры до времени не найденными писателем, остаются и сущностной, и художественной «неизвестностью» практически для всех читающих людей.

Можно выделить несколько подтипов, видов и подвидов качественных компаративных тропов.

1. Визуальные компаративные тропы

1. Сравнение (перенос) по форме

Точность компаративных тропов «по форме» и корректность сравнения двух денотатов колеблются в широком диапазоне: некоторые из этих тропов бесспорны в плане денотативной основы (один объект явно похож на другой объект). Другие компаративные тропы, напротив, можно с полным правом назвать художественными находками, эвристическими метафорами и сравнениями. Правда, бывает и так, что даже тривиальность не мешает проявлению высокой образной яркости.

Чаще всего семантическое основание таких тропов вполне понятно читателю. Но визуальные компаративные тропы «по форме» имеют и более проблемную денотативную адресацию, что приводит к вариативности восприятия и даже к трудности общего понимания компаративного тропа, например: «Скорлупой облупились два ампирных ствола» (А. Вознесенский; автор мог иметь в виду не только узоры на стволах, но и их толщину).

1. Сравнение (перенос) по цвету

В визуальных компаративных тропах «по цвету» довольно часто параллельно функционирует метонимический механизм: цвет – постоянный атрибут вещества, материала, объекта, и такая смежность в пространстве естественно приводит к образованиям метафоро-метонимических переносов. Интересной особенностью «цветовых» компаративных тропов является их нередкое совмещение со сравнительностью «по форме».

1. Сравнение (перенос) по динамическому признаку

В отношении этих компаративных тропов, пожалуй, чаще всего встает вопрос об адекватности компаративного момента между двумя денотатами (то есть процессами, действиями), о его принципиальной возможности.

При создании компаративного тропа «по динамике» отчетливо проявляется то, что Ю. Левин назвал «приписыванием объекту нехарактерного признака». Это обусловливает большие семантические расстояния между сравниваемым и сравнивающим значениями. В некоторых компаративных тропах «по динамике» прежде всего анализируется смысл интенсивности и несколько редуцируется собственно кинематическая сторона денотативного подобия. Для таких компаративных тропов характерна гиперболизация: «Додумывал он эту мысль уже на бегу, разгребая руками прохожих, как пловец воду в состязании на побитие мирового рекорда ».

1. Слуховые компаративные тропы

Разнообразные слуховые компаративные тропы можно прежде всего разделить на две группы. Компаративные тропы первой группы создаются по схеме «от машины – к человеку», что придает тропу антропоцентрическое качество и обеспечивает художественное одушевление (В моторе слышались посторонние шумы и хрипенье, будто бы под желтым капотом автомобиля кого-то душили. (И. Ильф, Е. Петров). Качественные тропы второй группы создаются по схеме «от человека – к машине», что определяет инструментальный характер компаративных тропов и утрату одушевления (Уполномоченный по копытам испустил тяжелый насосный вздох. (И. Ильф, Е. Петров).

Конечно, есть немало «слуховых» качественных тропов, реализованных в одной денотативной плоскости, «от неодушевленного – к неодушевленному». «Слуховые» компаративные тропы, созданные по схеме «от одушевленного к одушевленному» или «от человека – к человеку» встречаются гораздо реже.

1. Тактильные, вкусовые и комбинированные компаративные тропы

Компаративные тропы этих видов встречаются реже, чем визуальные и слуховые. Но тот факт, что тактильные и вкусовые значения часто сопутствуют иным образным значениям, не является препятствием для выделения указанных компаративных тропов.

Комбинации образных значений чаще всего усиливают сенсорные и экспрессивные качества тропа: «Шершавый запах шариков нафталина» (В. Набоков) – сочетание вкусовых и тактильных ощущений.

Практическая глава

Особенности функционирования метафор и символов в поэзии

Шарля Бодлера

Уже при первом ознакомлении с поэзией Шарля Бодлера мы отметили сложный и разнообразный характер функционирования метафор и символов. В данной главе мы предложим ряд стихотворений из поэтического цикла «Цветы Зла», в которых метафоры и символы представлены различными типами, контекстуальной средой и степенью эксплицитности, то есть степенью явной выраженности, объективации в тексте.

1. «Вступление» (пер. Эллиса)

Безумье, скаредность и алчность и разврат

И душу нам гнетут, и тело разъедают;

Нас угрызения, как пытка, услаждают,

Как насекомые, и жалят и язвят.

С первых строк цикла «Цветы Зла», бросая вызов умильным самообольщениям, Бодлер приглашает всякого, кто возьмет в руки его книгу, честно узнать себя в ее нелицеприятном зеркале и делает намеренный крен в сторону саморазоблачения.

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья.

Это функциональная метафора; сеть олицетворяет ловушку, затруднительное положение. В христианстве сеть – это двойственный символ: она обозначает и неразрушимую сеть церкви, и, в то же время, силки Дьявола.

Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет

В вертепе нищенском иной гуляка праздный,

Мы новых сладостей и новой тайны грязной

Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод.

Здесь мы видим функциональное сравнение: звериное любопытство человека сравнивается с сексуальным инстинктом.

Как по канве, по дням бессилья и позора,

Наш дух растлением до сей поры объят!

Канва – это ткань, применяемая как основа или трафарет; здесь при помощи функционального сравнения выражена мысль, что дни – это признаки различенности, границ.

То – Скука! – облаком своей houka одета

Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.

Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник,

Ты знал чудовище утонченное это?

Здесь проявляется отрицательный параллелизм, то есть отрицательное сравнение: Скука не напоминает рыкающих, лающих, свистящих чудищ; Бодлер же сравнивает ее с обезьянами, пантерами и другими животными. Но она – признак эшафота. Для него Скука – многозначное понятие, в котором сплавлены и уныние, и романтическая тоска, и «мировая скорбь», и болезненный упадок духа или сплин.

1. «Флакон» (пер. В. Рождественского)

Развитие образа протекает скачкообразно: без всякой подготовки актуализируется образ, который с полным правом следует назвать составным (сложным) компаративным образом, так как его метафорический результат «призраки минувшего» в свою очередь базируется на неожиданно введенных понятиях «гусениц» и «бабочек». Воспоминания сравниваются с призраками, а призраки в свою очередь – с бабочками. Но следует отметить, что на этом участке текста «гусеницы» введены совершенно без опоры на предшествующие образы. Можно сказать, что самый общий компаративный образ выстроен Бодлером эклектично: частные образы фактически не вытекают, не выводятся друг из друга. Но, конечно, это художественная эклектика. Здесь проявилась «размашистая» ассоциативность его художественного мышления. Из эклектичного набора частных метафорических образов автор выбирает для поэтического финала образ «флакона» – разрушенного, мутнеющего.

Возможно, в этом стихотворении создан символ, который «вырос» из «флакона» , «стекла» : трагедия человека эпохи Бодлера заключается в невозможности душевного уединения и духовного самосохранения. Возможно также, что данный символ был актуализирован во второй половине XX века, когда современный французский писатель Луи де Мерль посвятил проблемам современной молодежи знаменитый роман, названный им «За стеклом». Но в этом произведении возможный символ, введенный Бодлером в литературную традицию, был переосмыслен: молодежные и студенческие бунты (1968 г.) остались внутренним делом европейской молодежи, не переросли в общенациональные, значимые для народов варианты развития.

Трагедия «флакона» и «стекла» эпохи Бодлера – в их неспособности сохранить мир личности. Видимо, стекло во французской литературной традиции – невидимая преграда между людьми.

Общий метафорический образ на первый взгляд имеет простой качественный характер, который можно уточнить как обонятельный. Но, возможно, данная простота скрывает намек на очень важное для Бодлера состояние и проявление жизни: ипостаси жизни, ее лица сменяют друг друга, проникают друг в друга – стеклянные преграды не останавливают перетекания друг в друга жизненных форм, словно вездесущих запахов.

В дальнейшем этот образ также метафорически усиливается компаративным переносом, содержание которого – открываемый ларец; возможно, образ преодолеваемых преград уточняется детально: «чуть звякнувший замок» – преграды временны, они не останавливают напора жизни.

Образ развивается и в невыраженной метафоре: «Иль в доме брошенном шкаф распахнешь старинный, где запах времени остался пыльный, чинный» . Даже прошлое пронизывает настоящее, его запах – реальный и переносно-художественный, проникает в современность. Образ всепроникновения словно замыкается, переживает процесс сюжетно-метафорического «закругления»: в шкафу оказывается флакон, то есть стартовая метафора-намек на потенциальное жизненное проникновение, диффузию явлений бытия.

1. «Отрава» (пер. В. Левика)

В этом стихотворении поэт использовал следующее сравнение: «И все ж сильней всего отрава глаз зеленых, твоих отрава глаз» . Зеленые глаза в романтическое литературе – символ тайны и жестокого очарования; это также – важная часть символа ревности, получившая волей поэта относительную самостоятельность, но и у В. Шекспира ревность – «чудовище с зелеными глазами» . Возможно, здесь мы видим пересечение целостного символа и «парцелл» двух других символов. Здесь проявляется символическая насыщенность, которая основана на контаминации символов и их частей.

1. «Кошки» (мы приводим здесь подстрочный, буквальный перевод)

Перевод стихотворения «Кошки» выглядит следующим образом:

1. Пылкие любовники и суровые ученые

2. Равно любят в свою зрелую пору

3. Могучих и ласковых кошек, гордость дома,

4. Которые, как и они, зябки и, как они, домоседы.

1. Друзья наук и сладострастия,

2. Они ищут тишину и ужас мрака;

3. Эреб взял бы их себе в качестве траурных лошадей,

4. Если бы они могли склонить свою гордыню перед рабством.

1. Грезя, они принимают благородные позы

2. Огромных сфинксов, простертых в глубине одиночеств,

3. Которые кажутся засыпающими в сне без конца;

1. Их плодовитые чресла полны магических искр,

2. И крупицы золота, как и мельчайший песок,

3. Туманно усыпают звездами их мистические зрачки.

Кошки, по имени которых назван сонет, в самом тексте называются только один раз. Вначале они предстают в качестве реально существующих животных, но затем речь идет об их фантастическом превращении. «Их гордость» заставляет их принимать «благородные позы» «огромных сфинксов». Кошки отождествляются со сфинксами, которые, в свою очередь, выглядят спящими; но это обманчивое сравнение, уподобляющее домоседов-кошек неподвижным сверхъестественным существам, на самом деле приобретает значение метаморфозы. Кошки и отождествленные с ними человеческие существа как бы встречаются в облике сказочных чудовищ с человеческой головой и с телом животного. Кошки отождествляются с «огромными сфинксами» благодаря тому, что они лежат в задумчивости.

Последние два трехстишия посвящены чудесному превращению кошек. Это превращение длится до конца сонета. Если в первом трехстишии лежащие в пустыне сфинксы заставляли колебаться между представлением о живых существах и представлением о каменных изваяниях, то в следующем трехстишии живые существа «окутываются» мистическими частицами: искрами, крупицами золота, песком, звездами.

В заключительных строках сонета происходит возврат к теме ученых и любовников, которой сонет открывался; и те и другие словно объединены в «могучих ласковых кошках». Поскольку кошки являются «друзьями сладострастия», то «их плодовитые чресла полны магических искр». Можно предположить, что речь здесь идет о производительной силе, но сонет Бодлера допускает и иные интерпретации. Идет ли здесь речь о силе, заключенной в чреслах, или же об электрических искрах в шерсти животных? Как бы то ни было, в любом случае им приписывается магическая сила, которая, возможно, как-то усиливает намек на проявление научной, творческой энергии ученых и любовников.

В первом трехстишии кошки, первоначально находившиеся в доме, выскальзывают из него и начинают расти в пространстве и во времени – в бескрайних пустынях и в бесконечных снах. Во втором трехстишии уничтожение границ происходит внутри самих кошек, достигающих космических размеров, поскольку некоторые части их тела (чресла и зрачки) заключают в себе песок пустынь и звезды неба. В обоих случаях превращение осуществляется за счет метафорических средств. Ситуация, в которую помещены кошки, развивается от зябкого затворничества к великому одиночеству в свете звезд, когда наука и сладострастие становятся бесконечным сном.

Характеристики

Список файлов реферата