72299 (701315), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Шумеро–аккадская светская школа (э–дуба) представляется отдаленным прототипом общеобразовательной школы Нового времени. Соответствующие им образовательные системы при многочисленных внешних отличиях обнаруживают и существенные общие черты. Назначение современной общеобразовательной школы на уровне обыденного сознания кажется совершенно очевидным: школа призвана снабжать новые поколения необходимыми элементарными началами знаний, свойственных современному социуму. Реальность такой функции передачи элементов научной традиции от поколения к поколению, конечно, не вызывает сомнений. Однако эффективность такой передачи, бесспорно, была бы оптимальнее, если бы начальные школы были узко специализированы. Это очевидное соображение обычно совершенно не осознается. Между тем из него определенно вытекает, что современная начальная школа как транслятор научной традиции во времени по самим основам своей организации является совершенно неэффективным учреждением, если полагать, что его единственной задачей действительно выступает трансляция начал научной традиции общества. Явное противоречие между предположительным назначением начальной школы и методами его реализации показывает, что у общеобразовательной школы, наряду с ее внешней известной функцией, имеется и некая глубинная функция, невидимая для обыденного наблюдателя.
С социально–философской точки зрения, специфику генерализованной программы общеобразовательной школы можно объяснить, исходя из предположения, что начальная школа издавна сочетала очевидную функцию передачи научных знаний с неявной функцией их интеграции. В самом деле, умозрительно более эффективной формой передачи научных знаний представляется ее специализированный вариант, свойственный высшей школе. Если бы образование преследовало только цель эффективной передачи знаний, то следовало бы ожидать, что зарождающаяся начальная школа сразу выступила бы в специализированном варианте вроде современной высшей школы. С самого начала ученики могли бы усваивать специализированную терминологию частных наук и основной корпус связанной с ними информации. В действительности организация начальной школы пошла по неэффективному общеобразовательному пути, причем, как нам известно из современного положения вещей, ряд общеобразовательных предметов, преподаваемых ученикам начальной школы, зачастую оказывается невостребованным ими в их дальнейшей деятельности в науке или практической жизни. Этот парадокс можно объяснить из упомянутой версии, согласно которой школа, воспитывая учеников, одновременно преследовала цель не допустить необратимой дифференциации наук. В этом своем качестве начальная школа выступала как учреждение, типичное для цивилизованного общества, стремящегося всячески нейтрализовать все проявления дифференциации своей материальной и духовной жизнедеятельности.
Шумеро–аккадская светская школа (и, вероятно, аналогичные древнеегипетские учреждения) обнаруживает все признаки общеобразовательного характера преподавания[121], мыслимого для своей эпохи. Системе знаний этой школы свойственны известные градации, однако основной корпус существующей информации получали все ученики. Таким способом разнородная совокупность месопотамских знаний сохраняла целостное состояние. Подобный способ интеграции наук стал свойственен цивилизации во все времена. Организация наук при помощи пропедевтических учреждений использовала способы интеграции, внешние самим наукам. Однако на поздних стадиях существования египетской и месопотамской науки цивилизованный древний мир породил средство интеграции знаний, внутренне присущее им самим.
Такими имманентными научному знанию средствами его интеграции должны были стать сущности более глубокого порядка, чем сущности частных наук. Более глубокие сущности, предполагая сущности конкретных наук как свой частный случай, могли послужить оптимальным вариантом интеграции научного знания. Иными словами, на первой стадии развития научного знания формировались более или менее обобщенные отражения предметных областей известных на этой стадии конкретных наук. На следующей стадии сущности конкретных наук, а также всякие иные сущности, открытые социумом и отражающие произвольные сферы материальной и духовной жизни общества, образовали идеальную предметную область, сущность которой стала основой новой когнитивной дисциплины, отвечающей ранней философии.
В Египте и Месопотамии наука ранней цивилизации без существенных качественных изменений просуществовала до эллинистической эпохи (династии Птолемеев, 305–31 до н.э., и Селевкидов, 311–64 до н.э.), и оригинальная философия в античном понимании там не возникла. Ее зарождение связано с периферией древнего мира ближневосточных цивилизаций: с греческой Малой Азией (Иония, Милет: Фалес, 625–547 до н.э., Анаксимандр, 610–540, Анаксимен, 586–528/25, Гекатей Милетский, ок. 520/516; Самос: Пифагор, ок. 537; Колофон: Ксенофан, 570 — после 478; Эфес: Гераклит, 520–460; и др.; прочие греческие философы были учениками, идейными наследниками или профессиональными последователями ионийцев).
Характерной чертой ранней греческой философии Малой Азии было открытие материальной сущности, составляющей единство всех мыслимых предметных областей материального мира (вода, воздух и апейрон Милетской школы и огонь Гераклита). Имелось также весьма абстрактное открытие еще одной сущности сущностей, а именно: общего закона, лежащего в основе всех без исключения закономерностей действительности (логос Гераклита). Сходную проблематику Пифагор (или его школа) решал количественным методом, возведенным в абсолют (сущность сущностей — число, а закон законов — количественные отношения).
Генезис греческой философии открыл существование сущностей второго теоретического порядка (например, бытие Парменида и его прототипа в ионийской философии). Попав в поле зрения деятелей умственного труда, теоретические сущности изменили структуру научного мышления, породив в конкретных науках математического характера представления о теоретических методах познания и соответствующих дедуктивных доказательствах научных положений. В Египте и Месопотамии математическое знание оставалось исключительно на эмпирическом индуктивном уровне. Генезис дедуктивного метода научного мышления невозможно вывести из практики эмпирических наук, поскольку он предполагает умение оперировать сущностями разного порядка, открытого в рамках философии. Эвристический путь к этому методу, таким образом, предполагает философский уровень как промежуточное звено. В эмпирических науках индуктивным путем формируются представления о сущностях первого эмпирического порядка (ближневосточная математика и грамматика). Затем тем же индуктивным методом частные эмпирические сущности обобщаются в представлениях о сущностях неэмпирического всеобщего характера (ионийская философия в широком смысле слова, включая и пифагорейство). Затем появляется возможность выводить дедуктивным путем эмпирические сущности из сущностей всеобщего, т.е. теоретического характера. Возникший таким способом дедуктивный метод имел явно философское происхождение, что доказывается феноменами пифагорейской математики (например, дедуктивный метод доказательства теоремы Пифагора) и аристотелевской физики. Нельзя, конечно, упрощенно утверждать, что геометрия Эвклида (III в. до н.э.) явилась прямым применением пифагорейской философии, однако дедуктивные методы Эвклида (аксиоматика) имела архетипом философские дедуктивные методы выведения всех вещей из их единичных и даже единственных начал.
Объективно античная философия создала понятийный каркас, отражающий сущности разной степени глубины и способные служить интегративным началом для всех мыслимых наук ранней цивилизации. В рамках этого каркаса греческие науки приобрели классическую форму и просуществовали без революционных изменений до Нового времени. Более ранние ближневосточные науки в рамках своих средств интеграции также существовали долго без революционных изменений. Эти факты застойного существования знания могут объясняться тем, что средства социальной и духовной интеграции по своей природе имели консервативные свойства, допускающие дифференциацию и развитие наук только до определенного ограниченного предела. Расконсервация аристотелевской науки произошла только в Новое время в связи с современным демографическим взрывом, промышленной революцией, дифференциацией западноевропейского общества и усвоением западноевропейским социумом новых статистических эвристических свойств. Нам представляется, что объективные данные из духовной истории раннецивилизованного общества показывают, что его духовное развитие нельзя рассматривать как результат самодвижения духа, поскольку оно тесным образом зависело от действующих в обществе материальных закономерностей демографического и структурного свойства. По этой же причине факты стабилизации сперва ближневосточного, а затем античного общества нельзя рассматривать как проявление собственно духовного застоя. На деле все выглядело несколько иначе.
Раннецивилизованное ближневосточное общество, благодаря своему демографическому и структурно–дифференцированному состоянию, приобрело объективные свойства открывать сущности и сделало заметный рывок от идеологического уровня первобытного общества, создав раннюю систему научного знания на базе эмпирических сущностей. В дальнейшем демографические и структурные свойства Египта и Месопотамии радикально не менялись. Соответственно не менялись и статистические эвристические свойства этих обществ. В результате их научное состояние также не претерпевало радикальных перемен, оставаясь законсервированным в рамках тех средств интеграции науки, которые были найдены еще на заре египетской и месопотамской цивилизации. Дифференциация наук оставалась в рамках этих средств потому, что способных их разрушить перемен в эвристических свойствах ближневосточного общества не происходило: не было радикальных перемен демографии и социологии общества.
В отличие от Египта и Шумера научная история греческой Малой Азии классической эпохи начиналась не с нуля. Общество этой периферии ближневосточного мира располагало представлением о первичных эмпирических сущностях египетско–месопотамской традиции, а потому греческий социум в своей статистической эвристической деятельности мог использовать первичные сущности как исходный материал обобщений, что привело его к открытию сущностей более глубокого порядка, составивших основу философского теоретико–научного и дедуктивного знания, неизвестного на Ближнем Востоке. Эти открытия были следствием демографических и социальных процессов становления послемикенской греческой цивилизации, которая не была прямым продолжением микенской цивилизации. С образованием классической цивилизации греков демографическое и социальное состояние их общества в дальнейшем не испытывало радикальных перемен, чем можно объяснить и существенную длительную стабилизацию древнегреческой науки после обретения ею своих классических черт в III в. до н.э. Таким образом, в VI–III в. до н.э. были в основном реализованы и исчерпаны статистические эвристические свойства греческого социума, а наступивший вслед за этим видимый духовный застой античного общества был всего лишь следствием относительной социально–демографической стабильности. Как только греческое наследие попало в условия современного демографического взрыва, на его базе произошла современная научная революция, начавшаяся с реставрацией Коперником старой гелиоцентрической идеи Аристарха Самосского (320–250 до н.э.).
Заключение
В своем исследовании мы предприняли попытку выявить некоторые социально–философские закономерности исторического процесса, способные объяснить то поступательное развитие древнего общества, которое привело его к цивилизованному образу жизни. История первобытного общества известна нам главным образом из археологических источников, которые рисуют определенную картину распространения популяций предков человека, а также смены их каменных индустрий.
Основная закономерность смены археологических культур состоит в том, что каждая новая культура длится менее, чем ее предшественница, и быстрее сменяется очередной культурой, которая в свою очередь имеет еще более короткую длительность. Это своеобразное ускорение исторического процесса отметил Б.Ф.Поршнев[122], однако никаких выводов, приемлемых для нашего исследования, указанный автор не сделал. Современные представления о смене и существовании археологических культур отличаются от тех, что были известны Б.Ф.Поршневу, однако в целом его наблюдения остаются в силе. Если отвлечься от фактов сосуществования различных культур и рассматривать их последовательность стадиально, т.е. от начала одной культуры, до начала другой, обнаружится следующая картина. Доашельские индустрии, возникшие около 2,63 млн. лет назад, существовали до начала ашеля (1,4 млн. лет назад) в течение 1,23 млн. лет, ашель до начала мустье (ок. 310000 лет назад) — 1,09 млн. лет, мустье до начала ориньяка (50000 лет назад) — 0,26 млн. лет, а ориньяк, закончившийся ок. 21500 лет назад, — 28500 лет. Иными словами, если доашель и ашель длились примерно одинаково, то стадиальная продолжительность мустье была уже вчетверо меньше, а длительность ориньяка — в девять раз меньше стадиальной продолжительности мустье.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
