14698-1 (696739)
Текст из файла
Архетипический политеизм М. Цветаевой и неоязычество в русской культуре ХХ в.
В 1925 г. в деревне под Прагой о. Сергий Булгаков крестил сына М.И. Цветаевой. Вот как она об этом пишет: "Чин крещения долгий, весь из заклинаний бесов В одном месте, когда особенно выгоняют, навек запрещают ("отрекись от ветхия прелести!"), у меня выкатились две огромные слезы - точно это мне вход заступали в Мура" (НСТ, 380). И далее: "Мур, во время обряда Одну ножку так помазать и не дал. (Ахиллесова пята язычества! Моя сплошная пята!)" (НСТ, 380). То есть и сама мать - сплошь ахиллесова пята, сплошь открыта проникновению той самой "ветхия прелести".
Чтобы понять значение ремарки Марины Ивановны, стоит конкретизировать понятие язычества как в контексте русской культуры XX столетия, так и в контексте личной судьбы Цветаевой.
Едва ли под язычеством в данном случае подразумевается поклонение Стрибогу или Вотану. Речь идёт, вероятно, о характерном для язычества и неприемлемом для христианства мироощущении, явленном, в частности, в поэтическом наследии М. Цветаевой и содержащем ряд позиций:
1. Толерантность политеизма и амбивалентность божества.
"Ересь" на греческом поначалу имело просто значение "выбор", а в языческом мире выбор между тем или иным культом происходил практически ежедневно. Люди могли отправлять множество культов одновременно, принимая как само собой разумеющееся, что они не противоречат высшему источнику божественного бытия (если, по их мнению, таковой был один). Языческие религии строились на основе общей линии и прецедента" 1. Мог бы и Христос войти в пантеон, но: не захотел.
"Бог: день - ночь, зима - лето, война - мир, пресыщение - голод (все противоположности)" 2, - этот перевод слов Гераклита знала Цветаева с ранней юности, благодаря В. Нилендеру.
2. Экоцентризм, предшествовавший христианскому антропоцентризму; сакральность стихий - природы, вне человека и в нём самом.
"Весь мир был святым в буквальном смысле этого слова. Вся Вселенная вместе с порождённым ею человеком оказывается пронизанной Святым Светом и образует, вместе с населяющими её людьми, единое божественное тело" 3. Язычники рассматривают природу как манифестацию божества.
3. Чувство мистической сопричастности и символическое восприятие явлений целостного, нерасчленённого мира.
В соответствии с ощущением мистической сопричастности и единства "предметы, существа, явления могут быть одновременно и самими собой, и чем-то иным. Пра-логическое мышление не думает о том, чтобы избегать противоречий. Чаще всего оно относится к ним с безразличием. Оно всюду видит самые разнообразные формы передачи свойств путём переноса, соприкосновения, трансляции" 4.
4. Наконец, особое видение жизненного пути человека, предполагающее среди прочего дерзновенность как добродетель и личную ответственность перед высшими силами за последствия выбора - вне какого бы то ни было посредничества. Неуместность, таким образом, Спасителя.
"Христианское понятие греха чуждо язычеству как таковому. Язычники могли совершать недостойные поступки, ошибки, или же не быть "просветлёнными" (в терминологии мистерий), но "грех" в язычестве был понятием бессмысленным" 5. "Согласно языческим представлениям, причастность к божественной природе полностью исключала какую-либо изначальную ущербность человеческого естества" 6.
Каковы могли быть источники формирования подобного мироощущения у М. Цветаевой?
Как всякий значительный поэт, Цветаева невольно являлась экраном, на который проецировались основные тенденции эпохи. И даже религиозное воспитание юной Марины происходило в фокусе влияний, вообще характерных для формирования религиозных взглядов русской интеллигенции.
Один православный, искренне верующий профессор, сын священника, жизнь свою положил на то, чтобы воздвигнуть напротив храма Христа Спасителя античный пантеон: Не секрет, что звали профессора И.В. Цветаев.
Прежде всего, в качестве источника мироощущения его дочери следует назвать эстетическое воздействие античности и греко-римской мифологии как составляющих европейской культуры со времён Ренессанса. Влияние это осуществлялось, главным образом, через отца. Подрастая в тени строительства Музея изящных искусств, Цветаева с детства физически была окружена окаменелыми останками олимпийцев.
Мать вместе с частью немецкой крови передала дочери свою очарованность языческим духом германского эпоса и литературного романтизма. Синтез родительского влияния просматривается в следующих признаниях Марины Ивановны: "Я, может быть, дикость скажу, но для меня Германия - продолженная Греция, древняя, юная. Германцы унаследовали. О, я их видела: пасторов, помешавшихся на Дионисе, пасторш, помешавшихся на хиромантии Это страна сумасшедших, с ума сошедших на высшем разуме - духе" (IV, 545, 551).
И вот уже переводя на себя: "Вячеслав Иванов обо мне говорил "красавица", но потому что любил античный и германский мир и узнавал их во мне" 7.
Главное же состояло в том, что и мать, и отец, соблюдавшие православную обрядность, оба были одержимы демонами искусства. Буйное вторжение в дом этих незримых бесов для девочки стало реальнее наглядного присутствия икон.
"Само искусство тот гений, в пользу которого мы исключаемся (выключаемся) из нравственного закона. кто же оно - искусство, как не заведомый победитель (обольститель) прежде всего нашей совести" (V, 353), - писала Цветаева в эссе "Искусство при свете совести".
Такое определение искусства становится правомерным, если заметить, что понятие совести сопряжено для поэта с понятиями пользы, разума, осознанности и осведомлённости, с однозначностью правды и непреложностью истины. Тогда как творчество свободно от утилитаризма и связано с интуитивным знанием совокупности "разовых аспектов правды" (V, 365), взаимоисключающих лишь при сопоставлении.
Искусство, переплавляющее противоположности в целостность явленного нам мира, кощунственно по своей сути. Стихия слова - мифологическое пространство кощун, где смертный (поэт) вечно подаёт Бессмертному - Кощею, алчущему сбыться (стихийному) демону. И вместе с тем она - последнее реальное пространство, где "рука" может быть рукой вообще - ни левой, ни правой, а слово "бог" грамматически допускает образование множественного числа. "Многобожие поэта. Я бы сказала: в лучшем случае наш христианский Бог входит в сонм его богов. Никогда не атеист, всегда многобожец " (V, 363).
Искусство - форма неиссякаемого плодоношения природы, в то время как контекст употребления Цветаевой слова "совесть" в упомянутом эссе - исключительно деструктивен: совестливость, идейность русской литературы - в ущерб её художественности, совесть поднимает Толстого против искусства, Маяковского - на поэтическое самоубийство (отмщённое самоубийством физическим), Гоголя - на сожжение "Мёртвых душ".
Совесть и художественное творчество тесно связаны с понятиями, представленными в виде антиномии: Христос/природа, христианский/языческий. Здесь творчество по сути своей оказывается неотделимо от языческой - природной, непосредственной, интуитивной, "внесовестной" - формы религиозности.
Актуальный для Цветаевой водораздел понятий проходит в области трактовки бессмертия.
Христианское бессмертие - спасение, окончательное извлечение из стихийности, гибель природного закона в нас. Бессмертие языческое - вневременное, предвечное существование, лишь мнящееся небытием из-за своей неназванности, непоименованности слитых в нём явлений. И М. Цветаева отчётливо осознавала такое понимание бессмертия как языческое:
"Бессмертья, может быть, залог! - цитирует Цветаева строку А.С. Пушкина и поясняет : - Залог бессмертья самой природы, самих стихий - и нас, поскольку мы они, она. Строка, если не кощунственная, то явно-языческая. Последний атом сопротивления стихии во славу ей - и есть искусство" (V, 347-348, 351), по мысли Цветаевой.
Помимо родительского, в детстве Цветаевой, бесспорно, имело место влияние народной, полуязыческой, религиозности через фольклор и так называемые суеверия. Суеверия не только русских нянек и поселян, но, не в меньшей степени, немецких и французских гувернанток: чёрт и Saint-Antoine de Padoue, по очереди возвращающие детям пропажу, полудённый и прочие (V, 42; IV, 160).
К шестнадцати годам, так и не обретя смысл православия, пройдя периоды воинствующего атеизма и, сразу вслед за тем, страстного увлечения католичеством, отстранив от себя протестантизм как только этическое учение, Цветаева имела за плечами собственный мистический опыт. Я имею в виду "кощунственные" вербальные навязчивости, спонтанные всплески фантазии на грани визионерства и изменённые состояния сознания, если считать достоверными откровения в автобиографической прозе ("Чёрт", "Дом у Старого Пимена"), на страницах тетрадей (См.: V, 36, 43, 45, 130-131; НСТ, 151).
Мистическим опытом было и состояние поэтического вдохновения, наития, уже знакомого 16-летней Марине.
В это время она знакомится с поэтом Эллисом, который вводит Цветаеву в среду символистов, группирующихся вокруг нового издательства "Мусагет". Издательство возникло как оппозиционное петербургскому "Аполлону" и, в противоположность символизму как художественному приёму, утверждало символизм как религию, образ жизни и живое мифотворчество, как путь в "Софийный" мир В. Соловьёва.
В символизме Цветаева впервые обнаружила созвучие собственному мировосприятию. "Ни одной вещи в жизни, - писала она, - я не видела просто, мне в каждой вещи и за каждой вещью мерещилась - тайна, т. е. её, вещи, истинная суть. Бант - знак, стихи - знак Но чего? Так я видела мир восьми лет, так буду видеть восьмидесяти, несмотря на то, что вещь неизменно оказывалась просто - собой" (НСТ, 156).
Как и всегда в жизни М. Цветаевой, речь шла не о философском или литературном, а в гораздо большей степени о человеческом влиянии. Такое влияние оказали на неё в молодости три поэта: Эллис, М. Волошин, Андрей Белый.
Эзотерика и европейский оккультизм, для В. Брюсова, например, бывшие смесью позы и нравственного эксперимента, а также предметом интеллектуального интереса, для "младших символистов", напротив, являлись способом познания, вероисповеданием и вообще формой духовной жизни.
Масонство и увлечение мистериальными практиками Волошина, бодлерианство Эллиса, теософские искания Андрея Белого, наконец, штейнерианство всех троих позволяют говорить об этих русских поэтах как о неоязычниках в том смысле, в каком неустанно предаёт неоязычников анафеме, например, дьякон Андрей Кураев нынче. Последний, впрочем, вообще видит язычество в "поклонении совести. Искусству. Здоровью. Богатству. Науке. Прогрессу. Общечеловеческим ценностям. Язычество, - пишет он, - не только милая народная этнография и разгадывание гороскопов. Язычество - религиозная реальность. С ним можно пропасть, погибнуть" 8.
В понимании Русской Православной Церкви неоязычество - не только политеистические религии, но все вообще нехристианские религии, особенно восточные, а также учения Блаватской, Рерихов и их последователей.
В специальном же смысле термина неоязычество, эклектически сочетая в разных пропорциях религиозные традиции древних славян и других традиционных культур мира, идеи германского неоязычества XIX в., "является оригинальным явлением нашего времени. К нему обращаются образованные городские жители, давно утратившие связи с традиционной крестьянской культурой, которая, казалось бы, являлась последним оплотом архаических дохристианских верований. Неоязыческие группы, созданные городскими интеллектуалами, уже несколько десятилетий существуют во многих странах Запада" 9 и лет пятнадцать назад появились в СССР.
Однако здесь нас интересуют не общественные движения исповедующих язычество сегодня, а то, что это понятие значило для М. Цветаевой. Нас интересует значение понятия язычества для индивидуальности крупного поэта, восприимчивой к глубинным тенденциям культуры, столь явно проявившимся к концу XX века.
Происходя, бесспорно, от того же корня, что и "дионисийство" помянутого Цветаевой германского пастора, и столоверчение, повсеместно развлекавшее в начале XX в. европейцев (в том числе без пяти минут доктора К.Г. Юнга), неоязычество поклонников Аполлона Мусагета имело в глазах Цветаевой два существенных отличия. Во-первых, оно не было вторично - оно боговдохновенно воссоздавалось в каждый настоящий момент гениальной личностью своего приверженца. Отсюда свидетельства о посвящении М. Волошина, медиумических трансах Эллиса и буйных экстазах Андрея Белого.
Эти поэты явили Цветаевой, помимо книжной поэтической магии, живое "чародейство" слова, сродни фольклорному заговору - тот творческий, ещё долитературный, процесс, который позже К.Г. Юнг назовёт "направленным воображением". Магия звучащего слова Эллиса преодолевала пространство, Волошина - размыкала цепь времён. Сама суть, тайна бытия и представала, и приоткрывалась в нём.
Во-вторых, важное отличие русского символистского мистицизма от европейского оккультизма заключалось в стремлении части символистов (Белого, Мережковских) обрести корни, оправдание, если угодно, в народном религиозном движении, в идеологии сектантства. Это было близко М. Цветаевой, хотя, разумеется, не почвеннические настроения обуревали её, а потребность означить и рефлектировать свой опыт.
Характеристики
Тип файла документ
Документы такого типа открываются такими программами, как Microsoft Office Word на компьютерах Windows, Apple Pages на компьютерах Mac, Open Office - бесплатная альтернатива на различных платформах, в том числе Linux. Наиболее простым и современным решением будут Google документы, так как открываются онлайн без скачивания прямо в браузере на любой платформе. Существуют российские качественные аналоги, например от Яндекса.
Будьте внимательны на мобильных устройствах, так как там используются упрощённый функционал даже в официальном приложении от Microsoft, поэтому для просмотра скачивайте PDF-версию. А если нужно редактировать файл, то используйте оригинальный файл.
Файлы такого типа обычно разбиты на страницы, а текст может быть форматированным (жирный, курсив, выбор шрифта, таблицы и т.п.), а также в него можно добавлять изображения. Формат идеально подходит для рефератов, докладов и РПЗ курсовых проектов, которые необходимо распечатать. Кстати перед печатью также сохраняйте файл в PDF, так как принтер может начудить со шрифтами.