96966 (685166), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Рассуждая о стратегических интересах США применительно к данному конфликту, представители администрации Б. Клинтона постоянно заявляли, что целью американского вмешательства в косовский кризис является прежде всего предотвращение выхода конфликта за рамки Сербии, что привело бы к дестабилизации ситуации во всех соседних странах включая балканских союзников США по НАТО - Грецию и Турцию. Причем, по оценкам официальных представителей США, "в случае резкого обострения ситуации в Косово риск распространения вооруженного конфликта во всех направлениях... будет значительно выше, чем в свое время в Боснии". Отметим, что хотя дестабилизационный потенциал косовского кризиса в случае его выхода за пределы Сербии действительно довольно высок, непосредственное вовлечение в конфликт таких стран, как Греция, Болгария или Румыния, также как и резкое ухудшение греко-турецких отношений (вплоть до возможного военного конфликта) из-за разногласий по косовской проблеме, все же представляется маловероятным53.
Гораздо более реальную угрозу для США представляло возможное негативное влияние косовского кризиса на процесс мирного урегулирования в Боснии и Герцеговине. Администрация Б. Клинтона, потратившая много сил и средств на разработку и реализацию Дейтонских мирных соглашений по Боснии, было крайне заинтересована в поддержании региональной стабильности и в том, чтобы избежать необходимости новой широкомасштабной миротворческой миссии и программы реконструкции на Балканах. Именно угроза срыва процесса выполнения Дейтонских договоренностей, а также дестабилизации граничащих с Косово Македонии и Албании в результате "действий югославских и сербских властей" в крае была указана президентом Б. Клинтоном в качестве основной причины ужесточения экономических санкций против республик СРЮ в июле 1998 г.
Другим важным стратегическим интересом США является использование конфликта в Косово в целях "укрепления позиций НАТО в качестве основного инструмента по обеспечению мира и безопасности в Европе" за счет дальнейшего усиления "миротворческо-полицейской" функции альянса. С начала обострения кризиса в Косово в 1998 г. руководство США осознавало невозможность отстраниться от решения косовской проблемы, полностью оставив ее на усмотрение своих европейских союзников по НАТО. Кроме того, разразившийся в Косово кризис в очередной раз поставил под вопрос своевременность и адекватность расширения НАТО на восток в качестве ответа на основные угрозы безопасности в Европе. В этом смысле проблема Косово, подобно боснийскому конфликту, стала для США "делом принципа", своеобразным "испытанием на лидерство и решимость"54.
Другой комплекс причин активизации американского вмешательства в Косово, на первый взгляд, носил ярко выраженный идеологический характер. Представители администрации Б. Клинтона постоянно указывали в качестве одной из главных причин американского вмешательства на резко ухудшившуюся ситуацию с правами человека в Косово в результате сербских полицейских операций, а также на отсутствие основных атрибутов демократического общества в этом автономном крае и, что особенно важно, в Сербии и СРЮ в целом. При этом открыто заявлялось, что главной помехой на пути "демократического развития" Сербии является правление социалистов и лично С. Милошевича в качестве президента СРЮ.
Для США С. Милошевич с момента избрания на пост президента Сербии в 1990 г. представлял собой нежелательного партнера как "неконтролируемый" Западом "неокоммунистический" лидер, стремившийся к тому же к построению на Балканах единого сербского государства (непосредственно примыкающего к южному флангу НАТО), политика которого вряд ли соответствовала бы курсу США на вовлечение стран Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в сферу влияния Североатлантического альянса. Администрация Б. Клинтона была вынуждена несколько смягчить это отношение в ходе разработки и начала реализации Дейтонских соглашений, заключение которых не в последнюю очередь стало возможно благодаря лично С. Милошевичу. Однако, по мере того как процесс мирного урегулирования в Боснии набирал силу, администрация США возобновила поиск предлогов для ослабления "режима Милошевича" или даже отстранения его от власти. Казалось, такой шанс давали массовые демонстрации "демократической оппозиции" зимы 1996-1997 гг., однако эти ожидания не оправдались55. В июле 1997 г. С. Милошевич стал президентом СРЮ; осенью того же года коалиция левых сил во главе с социалистами сумела получить наибольшее число мест (110 из 250) на выборах в сербскую скупщину, а ставленник С. Милошевича Милан Милутинович был избран на пост президента Сербии. Более того, на выборах 1997 г. значительно укрепили свои позиции националистические силы: второе место заняли представители Сербской радикальной партии, получившие 82 места, а третье - националистическое Сербское движение обновления во главе с В. Драшковичем (45 мест). Чтобы сформировать правительство, левым пришлось пойти на союз с сербскими радикалами, лидер которых В. Шешель занял в марте 1998 г. пост заместителя премьер-министра Сербии. Победа осенью 1997 г. противников С. Милошевича во главе с М. Джукановичем на президентских и парламентских выборах в Черногории, сопровождавшаяся обострением сербско-черногорских противоречий в рамках СРЮ, не способствовала усилению позиций С. Милошевича, но и не смогла их существенно подорвать.
В этом смысле косовский кризис, резко обострившийся с начала 1998 г., предоставил в распоряжение администрации США новый мощный рычаг политического давления на С. Милошевича - возможность представить в качестве основной причины конфликта "антидемократический" характер правящего в Сербии режима. Официальные представители США поспешили заявить, что "в конечном счете проблема не в ситуации в Косово... а в отсутствии в Сербии и Югославии демократии и демократических институтов". Именно "неспособность США помочь развитию демократии в Сербии", по словам Дж. Хупера, явилась "основной причиной наших проблем на Балканах". Смысл подобных высказываний очевиден: как заявил лидер демократического меньшинства в сенатском комитете по международным делам Джозеф Байден, "...пора перестать считать Милошевича частью решения [косовской] проблемы, а не самой проблемой. В долгосрочной перспективе в регионе нет шансов для мира, пока на смену Милошевичу не придет демократическое правительство". По словам видного сенатора-республиканца Ричарда Лугара, "...долговременное урегулирование балканских кризисов невозможно до тех пор, пока в руководстве Сербии и СРЮ не произойдут коренные перемены... Приоритетом политики США должно быть содействие таким переменам"56.
Однако в данном случае важно четко различать политическую риторику и реальное понимание ситуации: несмотря на все публичные выпады против С. Милошевича, администрация США продолжает исходить из того, что "на данный момент Милошевич продолжает контролировать ситуацию независимо от того, нравится это нам или нет", и что его политические позиции внутри Сербии остаются достаточно прочными. Так, в отличие от публичных заявлений официальных лиц США, выступления законодателей и экспертов на слушаниях по косовскому вопросу в комитетах и подкомитетах Конгресса свидетельствуют об их довольно скептическом отношении к "сербской демократической оппозиции". По словам сенатора Дж. Байдена, потратившего, по его собственному выражению, "уйму времени на поиск демократической середины в Сербии", для него "наиболее печальным открытием было то, что по крайней мере половина оппозиции настроена гораздо более националистически, чем Милошевич", считая последнего "излишне уступчивым"57. По мнению Дж. Байдена, "в Сербии нет сил, способных генерировать реальную демократическую инициативу в тех временнПх рамках, которые отпущены на решение косовской проблемы".
Итак, реалистически мыслящая часть американского внешнеполитического истеблишмента осознавала, что надежды США на подрыв режима С. Милошевича изнутри остаются призрачными. Более того, у части американских экспертов было понимание того, что фактически у С. Милошевича нет иного выбора, чем та политика, которую он проводит. Как отмечал М. Абрамовиц, теоретически "Сербия может продолжать контролировать Косово только путем усиления репрессий или массированного притока в край сербского населения параллельно с “выталкиванием” огромного числа косовских албанцев"58. Так как сербская "реколонизация" Косово и насильственное изгнание из края значительного числа албанского населения вряд ли возможны, "у Милошевича есть только два способа изменить существующий баланс сил: проводить этнические чистки или приступить к разделу края". В связи с этим все большее распространение среди американских экспертов получала идея о том, что С. Милошевич сознательно пошел на обострение конфликта, чтобы так или иначе разрешить наконец "косовскую проблему", параллельно укрепив свои внутриполитические позиции. Так, Р. Гелбард неоднократно выражал сомнение, "не специально ли правительство подыгрывает Освободительной армии Косово" и "не существует ли какого-либо негласного соглашения между двумя сторонами, направленного на поляризацию ситуации и ослабление позиции умеренных сил во главе с д-ром Руговой"59.
Однако эти нюансы не меняют сущности проблемы: для администрации США ослабление или подрыв режима С. Милошевича являлось не столько средством урегулирования косовского кризиса, сколько самоцелью. Таким образом, основными стратегическими интересами США, повлиявшими на решение администрации активизировать вмешательство в косовский кризис, были: предотвращение угрозы срыва Дейтонского процесса мирного урегулирования по Боснии, стремление использовать косовский кризис как инструмент давления на режим С. Милошевича, а также более широкие внешнеполитические интересы, главным из которых остается необходимость обеспечить взаимодействие с европейскими союзниками по НАТО и способствовать дальнейшему укреплению позиций этого военно-политического блока в Европе и мире.
2.3 Информационная составляющая гуманитарной интервенции в Косово
В предельно общем виде информационная кампания по поводу гуманитарной интервенции в Косово включала несколько основных этапов:
I) Подготовка общественного мнения, в ходе которой учитываются самые разные группы реципиентов: массовый потребитель, ЛПР, близкие к ним лица и истеблишмент в целом, специалисты в области внешней политики и международных отношений. Показательным в этой связи является освещение событий боснийского конфликта до и после обнаружившегося факта геноцида в г. Сребреница (Босния и Герцеговина) в июле 1995 года. Если поначалу ситуация подается как классический внутренний конфликт между различными конфессиональными и этническими группами, то в дальнейшем отношение резко меняется, а событие трактуется как гуманитарная катастрофа. Как следствие, изменяются и возможные способы урегулирования конфликта60.
До июля 1995 года общепринятая схема миротворчества, как она излагается в средствах массовой информации, строится в такой последовательности: прекращение огня → подписание соглашения о перемирии → размещение в зоне конфликта сил поддержания мира (как правило, под эгидой ООН) → начало переговоров между конфликтующими сторонами. Такая последовательность действий привычна для массовой аудитории. После событий в Сребренице ситуация резко меняется. От традиционного образа миротворческой акции СМИ переориентируются на принципиально иную модель – идеологию «гуманитарной интервенции»: присущая политическому реализму классическая концепция защиты национальных интересов сменяется принципами «бескорыстной войны» 61. Более того, классическую идеологию миротворчества начинают активно критиковать, а политику невмешательства – называть «соглашательством» и «новым Мюнхеном».
Для массового сознания война подается как абсолютно альтруистская акция, направленная на защиту мирного населения – в частности, боснийских мусульман, ставших жертвами геноцида после захвата анклава Сребреница, или косовских албанцев. В специализированных же изданиях «ценности гуманизма» (values of humanity) типа прав человека, открытого общества, власти закона (rule of law) или свободы слова обретают статус «национальных интересов», а в перечень угроз национальной безопасности вводятся геноцид, массовое перемещение населения, региональные конфликты.
С принятием концепции «гуманитарной интервенции» изменяется фактически и функция НАТО в урегулировании локальных конфликтов: в отличие от малоэффективной ООН, НАТО признается отныне в качестве единственной организации, способной проводить политику «принуждения к миру» (peace enforcement). Новая стратегическая концепция Североатлантического союза62 принимается в ходе Вашингтонского саммита (23-24 апреля 1999). Эта концепция не только подтверждает политику «принуждения к миру» (пункт 31), но и определяет к тому же новые виды угроз для безопасности, в том числе локальные и этнические конфликты, массовое перемещение беженцев (пункт 24).
II) Создание обобщенного образа врага через посредство масс-медиа. В качестве характерной иллюстрации здесь можно привести образ бывшего президента ФРЮ Слободана Милошевича, представшего перед Гаагским трибуналом. Как правило, такие политические деятели характеризуются западными СМИ в терминах «диктатор» (dictator), «опасный» (dangerous), «безжалостный» (ruthless) человек в рамках бинарной оппозиции «добро» vs «зло», «демократия» vs «тоталитаризм». Но в отличие от периода «холодной войны», нельзя не заметить, нет явно выраженного противостояния двух систем и двух идеологий («капитализм» vs «коммунизм», «свободный мир» vs «советский блок»). Гуманитарным ценностям, как они даются в либеральных западных трактовках, противопоставляются не идеологические системы, а отдельные политические фигуры или группы людей – например, военное и политическое командование боснийских сербов.
В теоретическом обосновании «гуманитарной интервенции» можно выделить два подхода: «массовый» и «специализированный». Причем «специализированный» предполагает в свою очередь две относительно самостоятельных группы реципиентов: истеблишмент и научное сообщество. «Массовый подход», с которым мы сталкиваемся в «международных разделах» популярных газет, в новостных передачах на радио и телевидении, рассчитан по определению на рядовых членов общества, мало интересующихся внешней политикой. «Специализированный» подход нацелен, напротив, на круг лиц, серьезно интересующихся внешней политикой. Его проводником являются, в частности, такие ежедневные газеты и еженедельники, как «The New York Times», «The Washington Post», «The Los Angeles Times» в США, «Le Monde» и «Le Figaro» во Франции. Как показывают проведенные исследования, подобные СМИ нередко являются важным альтернативным источником внешнеполитической информации для истэблишмента, наряду с закрытой информацией, предоставляемой спецслужбами. Эти источники информации не исключают, а скорее дополняют друг друга. Доказательством могут служить некоторые высказывания американских политиков и публицистов. Например, чтобы проверить достоверность ввода советских танков в Будапешт, утверждает Вильям Ф. Бакли (W. F. Buckley), сотрудники Госдепартамента США обращаются в «New York Times» 63. А по заявлению американского политического деятеля Дж. К. Гэлбрейта (John K. Galbraith), нет такой значимой информации, которая ему не попадалась бы на страницах New York Times» 64. Подобные высказывания доказывают, что не только СМИ подвержены воздействию со стороны власти, но и сама власть со стороны СМИ.
Политическому истеблишменту адресованы также выступления политических и военных лидеров, высокопоставленных дипломатов – например речь премьер-министра Великобритании Энтони Блэра в Экономическом клубе города Чикаго 23 апреля 1999 года65. Это выступление тем более интересно, что позволяет уяснить основные параметры политики «гуманитарной интервенции». По заявлению британского премьера, 1. операция в Косово базируется на защите ценностей гуманизма (values of humanity), а не на территориальных претензиях (territorial ambitions), как это было прежде; 2. целью военных действий является не военная победа над противником, а «восстановление справедливости» (нарушенных прав человека) и наказание военных преступников; 3. угроза безопасности заключается не в отдельных государствах и распространении оружия массового поражения, а в таких явлениях, как массовое перемещение населения, геноцид мирного населения, нарушение прав человека; 4. понятие безопасности строится на принципах глобальной взаимозависимости: стабильность всего «международного сообщества» ставится отныне в зависимость от любой гуманитарной катастрофы. Короче говоря, все страны образуют, по словам Тони Блэра, единое «международное сообщество»: нестабильность в одном месте может привести к серьезным последствиям для других членов сообщества.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
