21 (669325), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

Население всего германского мира едва ли превышало тогда 4 млн. человек и в первые столетия нашей эры имело тенденцию к сокращению из-за эпидемий, непрерывных войн, а также не­благоприятных экологических изменений. Соответственно, плот­ность населения была крайне низка, и поселения, как правило, разделялись большими массивами леса и пустоши. Согласно Та­циту, германцы «не выносят, чтобы их жилища соприкасались; селятся они в отдалении друг от друга, где кому приглянулся ручей, или поляна, или роща». Это свидетельство подтверждается раскоп­ками, выявившими во всех германских землях уединенно стоящие усадьбы и небольшие, в несколько домов, хутора. Известны и выросшие из таких хуторов крупные деревни, все более многочис­ленные к середине I тысячелетия, однако и в это время типич­ным остается все же сравнительно небольшое поселение. Жили­ща древних германцев представляли собой высокие удлиненные постройки размером до 200 кв. м, рассчитанные на два-три де­сятка человек; в ненастье здесь содержали и скот. Вокруг или неподалеку лежали кормившие их поля и выгоны.

При близком соседстве нескольких домохозяйств поля или их участки отделялись от соседских не подлежащими распашке межами, возникавшими из камней, удаляемых с поля и постепенно скреп­ляемых наносами земли и проросшей травой; эти межи были до­статочно широки, чтобы пахарь мог по ним проехать с упряжкой к своему участку, не повредив чужие. С увеличением населения такие поля иногда делились на несколько долей, но сами грани­цы поля оставались, по-видимому, неизменными. Такая система полей была наиболее характерна для открытых низменностей Се­верной Германии и Ютландии. В Средней и Южной Германии, где хлебопашество велось в основном на землях, очищенных от леса, положение было, вероятно, несколько иным, поскольку лес­ные почвы требовали более длительного отдыха, который нельзя было компенсировать, как на богатом скотом Севере, избыточ­ным унавоживанием. Соответственно здесь дольше держался пере­лог и связанное с ним периодическое перекраивание участков.

Община. Та или иная форма общины характерна для всех родоплеменных, а также более развитых обществ докапиталистичес­кой эпохи. Конкретная форма общины зависела от многих фак­торов: природных условий, типа хозяйства, плотности населения, степени социальной дифференциации, развитости товарообмена и государственных институтов. Община как таковая была необхо­димым и нередко важнейшим элементом всех древних обществ, позволявшим человеческому коллективу заниматься хозяйствен­ной деятельностью, поддерживать освященный обычаем, порядок, защищаться от врагов, отправлять культовые обряды и т.д.

Самой ранней формой общины считается родовая, или кровно­родственная, основанная на совместном ведении хозяйства и со­вместном пользовании и владении землей кровными родственни­ками. Эта форма общины была характерна едва ли не для всех народов мира на ранних стадиях их развития. В дальнейшем под влиянием внешних условий община могла приобрести самые раз­нообразные очертания, причем история общины не сводима к раз­ложению и угасанию ее родовой формы, правильнее говорить о развитии и видоизменении форм и функций общины. Так назы­ваемой соседской общине (иначе — община-марка), распростра­ненной в средневековой Германии и в некоторых сопредельных с ней странах, некогда завоеванных германскими племенами, свой­ственна индивидуальная собственность малых семей на наделы пахотной земли при сохранении коллективной собственности об­щины на леса, поля и другие угодья. Жители древнегерманских хуторов и деревень несомненно так­же образовывали некую общность. В первые века нашей эры род все еще играл очень важную роль в жизни германцев. Члены его селились если не вместе, то компактно (что особенно ясно про­являлось в ходе миграций), вместе шли в бой, выступали соприсяжниками в суде, в определенных случаях наследовали друг дру­гу. Но в повседневной хозяйственной практике роду уже не было места. Даже такое трудоемкое дело, как корчевание леса, было по силам большой семье, и именно большая семья, занимавшая опи­санное выше просторное жилище и состоявшая из трех поколений или взрослых женатых сыновей с детьми, иногда с несколькими невольниками, и являлась главной производственной ячейкой гер­манского общества. Поэтому независимо от того, происходили ли жители поселения от общего предка или нет, соседские связи между ними преобладали над кровнородственными.

При небольшой плотности населения и обилии свободных, хотя обычно не освоенных еще земель, споры из-за возделываемых пло­щадей, равно как и общие всем проблемы, связанные с их обра­боткой, вряд ли часто возникали между домохозяйствами. Гос­подство примитивных систем земледелия, чуждых строгому, обязательному для всех соседей чередованию культур и неукос­нительному соблюдению ритма сельскохозяйственных работ (что свойственно для развитого двухполья и особенно трехполья), также не способствовало превращению этой общности в слаженный производственный организм, каким была средневековая крестьян­ская община. Функционирование древнегерманской общины еще сравнительно мало зависело от организации хлебопашества и зем­леделия в целом. Большее значение имело регулирование эксплу­атации необрабатываемых, но не менее жизненно важных угодий: лугов, лесов, водоемов и т.д. Ведь главной отраслью хозяйства ос­тавалось скотоводство, а для нормальной его организации безус­ловно требовалось согласие всех соседей. Без этого согласия невоз­можно было наладить удовлетворяющее всех использование и дру­гих ресурсов дикой природы: рубку леса, заготовку сена и т.д. Членов общины объединяло также совместное участие во множестве об­щих дел: защите от врагов и хищных зверей, отправлении культа, поддержании элементарного правопорядка, соблюдении простей­ших норм санитарии, в строительстве укреплений. Однако коллек­тивные работы все же не перевешивали труда общинника в своем домохозяйстве, бывшем поэтому с социально-экономической точ­ки зрения по отношению к общине первичным образованием.

В конечном счете, именно поэтому древнегерманская община, в отличие от общины античного типа (полиса), а также общин других варварских народов, например кельтов и славян, сложилась как об­щина земельных собственников. Таковыми выступали, однако, не отдельные индивиды, а домохозяйства. Глава семьи имел решаю­щий голос во всех делах, но власть его все же существенно отлича­лась от власти римского pater familae: германский домовладыка го­раздо менее свободно мог распоряжаться «своим» имуществом, ко­торое мыслилось и являлось достоянием семьи, отчасти и всего рода.

Для германца начала нашей эры его земля — это не просто объект владения, но прежде всего малая родина, «отчина и дедина», на­следие длинной, восходящей к богам, вереницы предков, которое ему в свою очередь надлежало передать детям и их потомкам, иначе жизнь теряла смысл. Это не только и даже не столько источник пропитания, сколько неотъемлемая часть или продолжение его «я»: досконально зная все секреты и капризы своей земли (и мало что зная кроме нее), будучи включен в присущие ей природные ритмы, человек составлял с ней единое целое и вне его мыслил себя с трудом. В отличие от скота, рабов, утвари земля не подлежала отчуждению; продать или обменять ее, во всяком случае, за пределы рода, было практически так же невозможно, нелепо, святотатст­венно, как и бросить. Покидая отчий дом в поисках славы и богат­ства, германец не порывал с ним навсегда, да его личная судьба и не имела особого значения — главное было не дать прерваться роду, тысячами уз связанному с занимаемой им землей. Когда же под давлением обстоятельств с места снималось целое племя, вмес­те с экономическими и социальными устоями общества начинала деформироваться и сложившаяся в нем система ценностей. В част­ности, возрастала роль движимого имущества, а земля все яснее обнаруживала свойства вещи, которую можно оценивать и при­обретать. Не случайно архаические воззрения германцев на зем­лю если не изживаются, то претерпевают принципиальные изме­нения именно в эпоху Великого переселения народов.

Социально-экономическая структура. Имущественное и социаль­ное неравенство, известное германскому обществу по крайней мере с I в., еще долго выражалось сравнительно слабо. Наиболее типич­ной фигурой этого общества был свободный, ни от кого не зави­сящий человек —.домовладыка, занятый сельскохозяйственным трудом, и одновременно воин, член народного собрания, хранитель обычаев и культов своего племени. Это еще не крестьянин в сре­дневековом смысле слова, так как хозяйственная деятельность пока что не стала для него единственной, заслонившей и заменившей ему всякую другую: при очень низкой производительности труда, когда прокормить общество было возможно лишь при условии личного участия почти всех его членов в сельском хозяйстве, но общественное разделение труда и разграничение социальных функ­ций (производство, управление, культ и т.д.) еще только намеча­лось. Следует отметить, что сочетание производственной и обще­ственной деятельности, в котором наряду с экономической само­стоятельностью воплощалось полноправие древнего германца, могло осуществляться только благодаря его принадлежности к большесемейному коллективу, достаточно мощному и сплочен­ному, чтобы без особого ущерба для хозяйства переносить перио­дическое отсутствие домовладыки и его взрослых сыновей. Поэ­тому социальный статус германца определялся в первую очередь статусом его семьи, зависевшим еще не столько от богатства, сколь­ко от численности, родословной и общей репутации семьи и рода в целом. Комбинация этих ревностно оберегаемых признаков оп­ределяла степень знатности человека, т.е. уровень гражданского достоинства, признаваемый за ним обществом.

Большая знатность давала известные привилегии. Если верить Тациту, она обеспечивала наряду с уважением преимущество при дележе земли и доставляла предводительство на войне даже юно­шам; судя по тому, что последние могли позволить себе подолгу пребывать в праздности, чураясь сельскохозяйственного труда, большая знатность, как правило, сочеталась с большим достат­ком. О крепнущей взаимосвязи социального превосходства с бо­гатством свидетельствуют и материалы раскопок, показавших, что наиболее солидная богатая усадьба обычно занимала в поселении центральное место, соседствуя с культовым помещением и как бы группируя остальные жилища вокруг себя. Однако во времена Тацита знатность еще не превратилась у германцев в особый со­циальный статус. Все свободные и свободнорожденные остава­лись полноправными и в целом равноправными членами племе­ни; различия в их среде, по сравнению с их общим отличием от несвободных, были еще относительно несущественными и опре­делялись принадлежностью не к тому или иному социальному разряду, а к конкретному роду.

Несвободные, как и у римлян, формально стояли вне общества, но в остальном рабство играло в жизни германцев принципиально другую роль. Хотя обычаи германцев не запрещали обращать в рабство соплеменников, а беспрестанные войны с соседями обеспечивали стабильный источник пополнения рабов за счет чужаков, рабы образовывали достаточно узкий слой населения. Пленных часто выменивали или продавали римлянам, а иногда и убивали на поле боя или приносили и жертву, рабов же по про­шествии некоторого времени нередко отпускали на волю и даже усыновляли. По-видимому, рабы имелись далеко не во всяком домохозяйстве, и даже в самых крупных и зажиточных они вряд ли были столь многочисленными, чтобы господская семья могла переложить на них главные хозяйственные заботы. Рабство оста­валось патриархальным, и в том, что касается повседневной про­изводственной деятельности и условий существования, образ жиз­ни рабов мало отличался от образа жизни свободных. Часть рабов трудилась рука об руку с хозяином и делила с ним кров и пищу, однако внимание Тацита больше привлекло то обстоятельство, что германцы «пользуются рабами иначе, чем мы, распределяю­щие обязанности между челядью, — каждый из них распоряжает­ся в своем доме, в своем хозяйстве. Господин только облагает его, словно колона, известным количеством зерна, скота или ткани, и лишь в этом выражаются его повинности как раба». Можно га­дать, действительно ли то были рабы или какой-то другой, чуж­дый социальному опыту римлянина разряд населения, однако показателен сам факт существования слоя эксплуатируемых част­ным лицом, но самостоятельно хозяйствующих производителей. Отношения этого типа, разумеется, не определяли социально-эко­номический облик германского общества конца I в., еще не знав­шего систематической эксплуатации человека человеком. Тем не менее налицо симптомы разложения древнего общественного строя и формирования качественно нового хозяйственного механизма. В последующие три—четыре столетия германское общество де­лает заметный шаг вперед. Археологический материал недвусмыс­ленно говорит о дальнейшем имущественном и социальном рас­слоении: погребения все больше различаются по инвентарю, наи­более богатые из них сопровождают символические атрибуты власти; в скученных поселениях крупнейшая усадьба понемногу становится не только административным, но и экономическим центром: в частности, в ней концентрируются ремесло и торгов­ля. Углубление социальной дифференциации зафиксировано и позднеантичными авторами. Так, в изображении Аммиана Марцеллина (конец IV в.), аламанская знать (нобилитет) уже вполне определенно противостоит простонародью и держится обособленно даже в бою. Ретроспективные данные варварских судебников также позволяют сделать вывод, что к эпохе Великого переселения сво­бодные уже не составляли единой массы ни в имущественном, ни в социально-правовом отношении. Как правило, преобладающим было деление соплеменников на знатных, свободных в узком смыс­ле слова и полусвободных, в германских наречиях именуемых обычно литами. С большей или меньшей четкостью эти категории уже различались объемом прав. Например, по обычаям саксов, жизнь знатных защищалась более высоким вергельдом (штрафом за убийство — ср. древнерусское «вира»), его клятва оценивалась выше, чем клятва просто свободного, но в ряде случаев строже карались и совершенные им преступления.

Характеристики

Список файлов реферата