8617 (645253), страница 4
Текст из файла (страница 4)
Литературное творчество Гнедича как в поэзии, так и в прозе не имело такого значения в истории русской литературы, какое получил его переводческий труд. Перевод Илиады Гомера обессмертил его имя и принес ему заслуженную славу. Это был не только труд, но и подвиг всей жизни Гнедича, которому он посвятил все свои силы и всего себя целиком.
К Илиаде Гнедич питал любовь еще в университете. Гомер был его любимым поэтом, которого он тщательно изучал еще на школьной скамье, и после того он никогда не прерывал своих занятий греческим языком и греческими писателями, особенно Гомером, «глубоко вникая в каждый стих, в каждый звук Илиады». «Она была собеседницею, услаждением всей его жизни, — говорит Лобанов, друг Гнедича. — Ни болезни, ни страдания не охладили в нем этой любви: Гомер был постоянным предметом пламенных бесед его». К переводу Илиады Гнедич приступил, однако, не вдруг, и самый перевод ее гекзаметром появился значительно позднее первых его опытов в этом роде. С 1807 г. Гнедич принялся за перевод Илиады, и, будучи двадцатитрехлетним молодым человеком, обрек себя на серьезный, долгий и тяжкий подвиг. Сначала он переводил Илиаду александрийскими стихами и в 1809 г. издал в свет 7-ую песнь, давая право думать, что его труд служит продолжением перевода Кострова, обнимавшего первые шесть песней Илиады и исполненного тоже александрийскими стихами. Поощряемый к труду дальнейшему Гнедич был неутомим в работе. Но умея чувствовать во всей силе красоты подлинника и желая передать его на отечественный язык с строжайшею точностью, он сетовал, что александрийский стих не представляет к тому возможности. Не были довольны таким переводом и некоторые просвещенные современники Гнедича, и среди них Пушкин. Известен случай чтения Гнедичем отрывков из своего перевода Илиады александрийским стихом в обществе Зеленой Лампы, когда Пушкин морщился и зевал. Гнедич настойчиво просил его указать стихи, которые ему не нравились. Пушкин ответил четверостишием:
С тобою в спор я не вступаю,
Что жесткое в стихах твоих встречаю;
Я руку наложил,
Погладил — занозил.
Быть может, именно этим первым переводом Гнедича вызвана была и та эпиграмма Пушкина, которую он так тщательно зачеркнул в своей тетради и которую так старательно восстановили редакторы Академического издания стихотворений Пушкина. Пушкин уничтожил ее, очевидно, потому, что она совсем не удалась ему в метрическом отношении и стих ее вышел очень тяжел. (См. Сочинения Пушкина, издание И. А. Наук, том второй СПб., 1905, примеч. стр. 174—175, и «Пушкин и его современники», выпуск XIII, СПб., 1910, 13—17 стр.).
В 1813 г., когда Гнедич дописывал уже 11-ю песнь, С. С. Уваров обратился к нему с письмом, имевшим решающее влияние на дальнейший труд Гнедича и убедившим его перевести Илиаду гекзаметром. «Одна из величайших красот греческой поэзии, — писал Уваров, — есть богатое и систематическое ее стопосложение. Тут каждый род поэзии имеет свой размер, и каждый размер не только свои законы и правила, но, так сказать, свой гений. и свой язык. Гекзаметр (шестистопный героический стих) предоставлен эпопее. Этот размер весьма способен к такому роду поэзии. При величайшей ясности, он имеет удивительное изобилие в оборотах, важную и пленительную гармонию». Указав на недостаточность александрийского стиха, который мы заимствовали у французов, Уваров продолжал: «Прилично ли нам, Русским, имеющим, к счастию, изобильный, метрический, просодиею наполненный язык, следовать столь слепому предрассудку? Прилично ли нам, имеющим в языке эти превосходные качества, заимствовать у иноземцев беднейшую часть языка их, просодию, совершенно нам не свойственную?.. Возможно ли узнать гекзаметр Гомера, когда, сжавши его в александрийский стих и оставляя одну мысль, вы отбрасываете размер, оборот, расположение слов, эпитеты, одним словом, все, что составляет красоту подлинника? Когда вместо плавного, величественного гекзаметра я слышу скудный и сухой александрийский стих, рифмою прикрашенный, то мне кажется, что я вижу божественного Ахиллеса во французском платье». Гнедич вполне согласился с Уваровым и, при письме к нему, представил в «Беседу любителей русского слова» почти всю 6-ую песнь Илиады, переведенную гекзаметрами. Новый труд Гнедича получил одобрение, но не общее. Капнист и Воейков представили возражения, блестяще опровергнутые Уваровым. Этот спор привел Гнедича к непоколебимой решимости перевести Илиаду размером подлинника. Гнедич, с громадною силою воли и беззаветною любовью к труду, всецело отдался подвигу. Он изучал до мельчайших подробностей каждый стих Илиады, каждое слово, и терпеливо и настойчиво переводил слово за словом, постепенно усовершая и стих и язык. Плодом упорного, кропотливого труда, через двадцать лет после напечатания первого опыта перевода в 1829 г. явилось полное издание Илиады, переведенной размером подлинника. В предисловии к изданию Гнедич так объяснил причины, заставившие его избрать гекзаметр для перевода Илиады и то чувство удовлетворения, которое он пережил: «Для трудящихся в каком бы то ни было роде искусства ничего нет печальнее, как видеть, что труд свой можно сделать лучше, и не иметь к тому способа. Таковы были мои чувствования при переводе Илиады рифмованном. Кончив шесть песен, я убедился опытом, что перевод Гомера, как я его разумею, в стихах александрийских невозможен, по крайней мере для меня; что остается для этого один способ, лучший и вернейший — гекзаметр. Плененный образом повествования Гомерова, которого прелесть нераздельна с формою стиха, я начал испытывать, нет ли возможности произвесть русским гекзаметром впечатления, какое получал я, читая греческий. Люди образованные одобрили мой опыт; и вот что дало мне смелость отвязать от позорного столба стих Гомера и Вергилия, прикованный к нему Тредьяковским... Верный своему убеждению, что гекзаметр и без спондеев имеет в языке русском обильные стихии для своего состава, я не смущался ни толками, ни пересудами. Но труд, в котором все было для меня ново: стих, не имевший образцов и который, каково бы ни было его достоинство, с переводом поэмы чуженародной не мог вдруг сделаться родным, живым для слуха народа, и самая поэма, которой предмет так отдален от нас, которой красоты так чужды, так незнакомы нашему вкусу, но в которой между тем 17 тысяч стихов... Вот что должно было устрашать меня. Часто думал я: стих, которым я внутренне горжусь, может быть исчезнет в огромной поэме; может быть, никто не обратит на него нового внимания после того, как я прочел его с чувством удовольствия... Но не хочу быть неблагодарным: чистейшими удовольствиями в жизни обязан я Гомеру; забывал труды, которые налагала на меня любовь к нему, и почту себя счастливейшим, если хотя искра огня небесного, в его вечных творениях горящего, и мои труды одушевила». Лишь некоторую тень недовольства Гнедич высказывает в следующих строках предисловия: «Позже, нежели бы мог, и не в том виде, как бы желал, издаю перевод Илиады. Долговременная болезнь воспрепятствовала мне ранее напечатать его и присовокупить Введение и Примечание». Как много работал Гнедич над изучением греческого текста Илиады и над подбором соответственных русских слов и выражений — доказывает переписка его с Олениным и Лобановым. Известны письма Оленина и Гнедича по филологии и археологии Греции. И Лобанова Гнедич нередко просил помочь в нелегком деле перевода. Видимо, именно в этом труде лежал для Гнедича большой камень преткновения, увеличивавший трудности вследствие крайних несовершенств современного Гнедичу литературного языка. Гнедичу приходилось не только с трудом изыскивать подходящие слова и выражения в русском языке, но даже и изобретать новые. Естественно, что труд целой жизни, труд совершенно новый, не облегченный предшественниками, должен был иметь некоторые несовершенства, и они очень скоро были замечены современниками Гнедича и им самим, конечно, прежде всего. Критика отметила, что «Гнедич сообщил гомеровским песням какую-то торжественность, настроил их на| риторический тон, чему особенно способствовало излишнее и не всегда разборчивое употребление славянских слов и оборотов». Первым на это указал, по-видимому, Погодинский «Московский Вестник» (1830, ч. 1, стр. 372—408). Здесь, кажется, впервые отмечена «неудача в составлении новообразованных слов». И надобно заметить, что критика труда Гнедича от первого дня появления его в свете и до наших дней не пошла далее замечаний о языке перевода, которые справедливее было бы отнести не к самому Гнедичу, а к современному ему литературному языку и построению русской литературной речи. И невзирая на это, появление перевода Гнедича было единодушно приветствовано всеми литературными современниками Гнедича и во всех повременных изданиях. Тот же «Московский Вестник» писал: «Слава Богу! Наконец мы дождались Илиады Гомера! Приветствуем, от всего сердца приветствуем новую, давно жданную гостью!» Этот же журнал признавал и заслугу переводчика: «наш переводчик имел также о своем деле здоровое понятие, приносящее истинную честь его эстетическому разумению». Самый труд Гнедича Погодинский журнал назвал «благородным мужеством» и «за избрание для перевода Илиады гекзаметра» воздал «полную честь почтенному прелагателю». «Северная Пчела» в первом номере 1830 г. также приветствовала издание Илиады: «И русская словесность украсилась сим вековым достоянием поэзии всего человечества. Николай Иванович Гнедич обогатил нашу литературу, наш язык бессмертным песнопением, прешедшим тысячелетия. Мы получаем в сем переводе не бледную копию, не робкое подражание прозою или стихами александрийскими, но верный, живой, пламенный список, в котором сохранены все черты, все краски подлинника; нам передан стих Гомеров с тем же размером, с тою же гармониею, которые пленяли Солона и Александра: мы видим древний мир в младенческой его простоте; видим ветхий Олимп, видим стан греческий и твердыни Троянские в точном их виде; слышим и глас богов и беседы героев древности, в верных отголосках». Свою статью газета патетически заканчивает: «Пусть выставляет ядовитое жало свое пожелтевшая с зависти ехидна! Истинные любители словесности отечественной и чтители дарований и заслуг оградят песнопевца, передавшего нам сладостные стихи отца поэзии!» И такие приветствия были общими со стороны писателей и поклонников изящного при выходе Илиады. Впереди других восторженных голосов был голос Пушкина. В «Литературной Газете (1830, No 2) Пушкин писал: «Наконец вышел в св ет так давно и так нетерпеливо ожиданный перевод Илиады! Когда писатели, избалованные минутными успехами, большею частью устремились на блестящие безделки, когда талант чуждается труда, а мода пренебрегает образцами древности, когда поэзия не есть благоговейное служение, но токмо легкомысленное занятие: с чувством глубоким уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие годы жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига. Русская Илиада перед нами. Приступаем к ее изучению, дабы со временем отдать отчет нашим читателям о книге, долженствующей иметь столь важное влияние на отечественную словесность». Высокое достоинство перевода Гнедича Пушкин превосходно охарактеризовал в своем прекрасном двустишии, посвященном труду Гнедича и выражающем те впечатления, которые возбуждает в читателе перевод Гнедича:
Слышу умолкнувший звук божественной, Эллинской речи;
Старца великого тень чую смущенной душой.
Высоко ценил труд Гнедича и Белинский. Он ставил гекзаметры Гнедича выше гекзаметров Жуковского и признавал, что «постигнуть дух, божественную простоту и пластическую красоту древних Греков было суждено на Руси пока только одному Гнедичу».
И до нашего времени перевод Илиады, совершенный Гнедичем, сохраняет все свое значение, и высокие достоинства его нисколько не умаляются несколькими словами и выражениями, в которых критики видят славянизмы и неологизмы, от которых, однако, и особенно от славянизмов не свободны и самые критические статьи, по крайней мере, современников Гнедича.
Завершив свой великий и замечательный труд по переводу Илиады, Гнедич вскоре и совсем почил ото всех трудов земных. На могиле его в Александро-Невской Лавре, общими усилиями признательных друзей, воздвигнут памятник, на котором сделаны надписи: «Гнедичу, обогатившему Русскую Словесность переводом Омира», и стих 249 из I песни Илиады:
«Речи из уст его вещих сладчайшия меда лилися».
Кроме указанных выше сочинений Гнедича, его перу принадлежат:
1. Роман «Дон Коррадо де Геррера, или Дух мщения и варварства Гишпанцев», — роман чудовищных злодейств и приключений, — «российское сочинение», в двух частях, М., 1803; сочинение это написано Гнедичем, несомненно, под влиянием романов французских и немецких и не имеет художественных достоинств.
2. «Письмо к Б. о статуе Мира, изваянной для графа Николая Петровича Румянцева скульптором Кановою в Риме»; после подробного описания статуй Гнедич высказывает свои мысли о достоинствах и недостатках ее и заключает свое письмо: «может быть, оне (мысли) не справедливы; может быть, в ней есть и красоты более тонкие, и пороки более ощутительные, но первые не для моего взора, а последние не для моих чувств: я видел статую несколько раз, но все еще мало, чтобы смотреть на нее с хладнокровием».
3. «Замечания на опыт о русском стихосложении Востокова и о просодии древних».
4. «Речь, произнесенная в собрании вольного общества любителей российской словесности».
5. Идиллия в стихах «Рыбаки», в которой находится классическое описание петербургских белых ночей, отмеченное Пушкиным в примечаниях к «Евгению Онегину».
6. «Простонародные песни нынешних Греков» с подлинником изданные и переведенные в стихах, с прибавлением введения, сравнения их с простонародными песнями русскими и примечаний Н. Гнедичем», СПб., 1825.
Много стихотворений и статей написал Гнедич и кроме упомянутых, и сочинения свои он печатал в журналах: «Северный вестник», «Цветник», «Драматический Вестник», «Вестник Европы», «Сын Отечества», «Украинский Вестник», «Северный Наблюдатель», «Журнал изящных искусств», «Московский Телеграф», «Северная Пчела», и в альманахах: «Северные Цветы», «Литературный Музеум», «Новые Аониды», «Альциона», «Талия», «Полярная Звезда», «Листок граций», «Новоcелье», «Раут». При жизни своей Гнедич успел напечатать в отдельном издании свои стихотворения в книге: «Стихотворения Н. Гнедича, СПб., 1832». Кроме стихотворений здесь же напечатаны «Песни нынешних Греков» и «Трагедия Танкред». С некоторыми пропусками это издание повторено было в серии «Полное собрание сочинений русских авторов» под заглавием: «Сочинения Гнедича. Издание Александра Смирдина. СПб., 1854». Впоследствии было еще три издания сочинений Гнедича:
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
