72215-1 (639503), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

Последнего царя удавим.

Объяснить совмещение столь несовместимых мотивов у Пушкина, кажется, можно только поняв, что в дворянине он ценит отнюдь не преданного царю слугу, а именно свободного от всяких обязательств эстета и мыслителя, иногда пугающего резкостью своих мнений и парадоксов. "Давайте пить и веселиться, // Давайте жизнию играть, // Пусть чернь слепая суетится, // Не нам безумной подражать" – так мог тогда сказать только дворянин, но – парадоксальным образом забывший о дворянском долге, думающий, что возможность жизнию играть дана ему без всяких обязанностей, как воздух или как солнце.

Весьма редко у раннего Пушкина встречается обращение к жизни иных сословий, чаще это или эстетизация дворянства или кромешный нигилизм. И все же вот поэт сопоставит дворцы и хижины: "Над морем я влачил задумчивую лень, // Когда на хижины сходила ночи тень", а в стихотворении "Деревня" явится прямым защитником простолюдина:

Здесь рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого владельца.

Здесь тягостный ярем до гроба все влекут,

Надежд и склонностей в душе питать не смея.

Конечно, это сказано с позиции дворянина, милостиво относящегося к простолюдину. Но это и есть чисто сословная позиция. Так был настроен дворянин декабристского склада.

Сословное чувство явно меняется у Пушкина после возвращения его из долгой ссылки – в 1826 году. Если прежде поэт словно не замечал своего положения дворянина и представителя древнего рода, пользуясь лишь оставшимися привилегиями своего положения, то теперь он вполне осознанно говорит от лица дворянства, а вместе с этим, как ни странно, становится у него все более конкретным ощущение всей сословной иерархии и видение героев из сословий, далеких от дворянства. Достаточно вспомнить сказки 1830-х годов, прежде всего – о попе и работнике Балде, вспомнить Самсона Вырина или Пугачева, чтобы представить, насколько глубоко автор чувствует жизнь иных сословий, все более наглядно отождествляя себя именно с классом дворян.

Пушкин говорит уже не об абстрактной свободе и гражданственности, а передает тонкую и исторически обусловленную связь сословий. Мотив свободы все более глубоко связывается с воплощением истины, а не с произволом и независимостью, а поэт – носитель свободы и истины – тесно вписан в сословную структуру:

Блажен, в златом кругу вельмож

Пиит, внимаемый царями.

Владея смехом и слезами,

Приправя горькой правдой ложь,

Он вкус притупленный щекотит

И к славе спесь бояр охотит…

… Народ, гоняемый слугами,

Поодаль слушает певца –

вот чуть ли не единая картина общества, где поэт-дворянин обращен ко всем сословиям. Как изменилась эта поза по сравнению с былой проповедью лени и неги! Напомним еще раз другое, созвучное стихотворение – "Друзьям" (1828), написанное в связи с упреками в заискивании перед царем, которое выискивали в стихотворении "Стансы" ("В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни"):

Беда стране, где раб и льстец

Одни приближены к престолу,

А небом избранный певец

Молчит, потупя очи долу.

Конечно, переданные Пушкиным мысли, чувства и образы, и ритмы могли быть рождены только в сознании дворянина, и теперь столь естественным стало осознание этого самим поэтом. "Будешь умы уловлять, будешь помощник царям"… Прежний облик дворянина без дворянства, ощущавшего как сословие свое лицейское братство или иной какой-нибудь, яркий, но узкий круг друзей, теперь обретает подлинную почву и историю. Заметим, как теперь сливается образ лирического героя с самим именем поэта, это передает долгожданное обретение прочной связи с родом и сословием:

Водились Пушкины с царями;

Из них был славен не один (…)

Под гербовой моей печатью

Я кипу грамот схоронил

И не якшаюсь с новой знатью,

И крови спесь угомонил.

Я грамотей и стихотворец,

Я Пушкин просто, не Мусин…

Так поэт скажет в "Моей родословной" (1830), а схожие мотивы будут отражены в "Езерском", "Графе Нулине", эпиграммах на Ф. Булгарина. Пушкин переживает упадок знатных фамилий: "Мне жаль, что сих родов боярских // Бледнеет блеск и никнет дух", его граф Нулин во многом напоминает Онегина и отражает типичную историю упадка:

Граф Нулин из чужих краев,

Где промотал он в вихре моды

Свои грядущие доходы.

Себя казать, как чудный зверь,

В Петрополь едет он теперь

С запасом фраков и жилетов,

Шляп, вееров, плащей, корсетов…

Но если в чуть более раннем романе все эти забавы казались Пушкину милыми и простительными чертами, то теперь, все более осознавая серьезность дворянского призвания, поэт пишет о своем герое с исключительным сарказмом и даже любовное мимолетное похождение заканчивает не онегинской победой, а пощечиной и даже риском быть затравленным собаками: какое неожиданное снижение образа. Возможно, поэма "Граф Нулин" определила поворот в развитии дорогого Пушкину образа Евгения Онегина в сторону углубления и драматизации характера: быть дворянином и прожить жизнь впустую уже будет непростительно.

И здесь мы подчеркнем расхождение между пушкинским поздним идеалом дворянина и реальным положением героев. Лирика раскрыла нам пушкинскую взыскательность к представителю славного рода, который должен не только быть в душе красивым и благородным, изящным и, прямо скажем, изнеженным и ленивым (как представлялось в ранние года), но и деятельным героем, подлинным слугой царю и Отечеству, перед которым – череда его славных предков и вдохновенные герои: полководцы, вельможи, политики. Дворянство осознается Пушкиным исключительно как элита нации, сословие активное и наделенное властью.

Иначе обстоит дело со становлением литературного героя.

Конечно, история Онегина – это емкий портрет дворянина. Напомним, что еще Белинский объяснял, что именно выбор героя из высшего сословия позволил Пушкину показать Россию энциклопедически широко. В самом деле, даже при всей глубине и привлекательности культуры низших слоев, широта интересов и знаний была свойственна прежде всего дворянской элите. Это высшее развитие национального характера, и пушкинские характеры в романе подчеркнуто национальны – не только Татьяна, но и европеизированный главный герой.

Онегин – это обобщение, тип русского дворянина первой трети 19 столетия. Обозначим только то, что видно в Онегине с сугубо сословной точки зрения.

Притом, что герой романа формируется как типичный и даже заурядный представитель сословия, по-настоящему интересен он становится автору, когда выходит из общего круга: "С ним подружился я в то время. // Мне нравились его черты". Разочарование, странность, резкость, презрение к людям (ясно, что прежде всего к своему кругу) – черты героя-одиночки. Но можно было быть почти официальным изгоем сословия и при этом не рвать с ним: так, объявленный сумасшедшим Чаадаев живет в Москве как непременная принадлежность дворянской среды, завсегдатай Английского клуба, где у него были любимые и никем не занимаемые места обитания, свои диваны, стулья, – эта деталь подчеркивает его сословную, пусть и своеобразную роль или позу.

Другое дело Онегин. Он удаляется, почти бежит из Петербурга, живет анахоретом, отшельником наедине с самим собой, своими думами, книгами. Но можно было бы и здесь найти именно типические черты. Так поступить мог бы только дворянин, и Онегин был, конечно, не одинок в своем отшельничестве среди дворянства: жестокие условия жизни просто не позволили бы предаться одинокому созерцательству ни крестьянину, ни мещанину, ни поповичу. Только дворянин мог выпасть из сословия – благодаря сословному положению (что подчеркнуто мотивом наследства, позволяющего Онегину жить свободно, пользуясь сословной деятельностью своих предков).

Ярко и убедительно пишет об этом историк В.О.Ключевский в очерке "Евгений Онегин и его предки": "В этом положении культурного межеумка, исторической ненужности было много трагизма... Некоторые действительно не выносили его и пускали себе пулю в лоб, но это были редкие люди, которым не удавалось вполне уединить себя от действительности, которые не умели заживо бальзамировать себя… Большинству людей этого рода удавалась операция такого бальзамирования довольно легко". Другое дело, что Пушкину важнее не сословная, а личностная точка зрения на героя. Бальзамирование вполне соответствует тому, как выпадает Онегин из круга столичного и провинциального дворянства и как оживает он в этом кругу только благодаря… любви: всякое активное проявление личности уже требует возвращения в сословный круг.

Принадлежность к дворянству позволяет и Онегину, и Ленскому, и Татьяне Лариной быть личностью, свободной индивидуальностью, что, кстати, будет и замечено и чаще всего высоко оценено в сословии: брак Татьяны и победительное вхождение в свет – тому подтверждение.

В духовной независимости героев Пушкин покажет и ущербное место: автор "Евгения Онегина", ценя в Гоголе способность обрисовать пошлость пошлого человека, и сам показал, как легче порвать формальные общественные связи, чем преодолеть сословную пошлость. Пресловутое общественное мнение не позволяет до конца независимо строить свою судьбу Онегину, он именно впадает в пошлость, идя податливо на дуэль. Оттенок пошлости раскрыт и в возможной судьбе Ленского:

А может быть и то: поэта

Обыкновенный ждал удел (…)

Во многом он бы изменился,

Расстался б с музами, женился,

В деревне счастлив и рогат

Носил бы стеганый халат.

Словом, судьба Нулина была вполне очевидна для дворянина-отшельника.

В романе вообще преобладает мотив пошлости в сословной жизни. В провинции это почти одичалые облики, изображенные в сценах именин Татьяны:

В гостиной встреча новых лиц,

Лай мосек, чмоканье девиц,

Шум, хохот, давка у порога…

С своей супругою дородной

Приехал толстый Пустяков;

Гвоздин, хозяин превосходный,

Владелец нищих мужиков;

Скотинины, чета седая…

Вещий сон Татьяны накануне праздника рисует скрытую сторону внешне такой добродушной, жизнелюбивой среды. Сон пророчит убийство Ленского, и по смысловой ассоциации герои сна отождествляются с героями празднества, приводящего к ссоре и убийству:

И что же видит?.. за столом

Сидят чудовища кругом:

Один в рогах с собачьей мордой,

Другой с петушьей головой,

Здесь ведьма с козьей бородой,

Тут остов чопорный и гордый,

Там карла с хвостиком, а вот

Полужуравль и полукот.

Так что пошлость у Пушкина имеет скрытую за радушной маской совершенно бесовскую природу. Так в Зарецком неожиданно возрождается подстрекатель и по сути участник убийства – дуэли. Дуэль в романе становится принадлежностью все той же страшной пошлости. Общеизвестно участие самого автора в дуэлях, причем роль его была самой различной, иногда насмешливо-примирительной, анти-дуэльной (см. подробнее: В.Ф.Миронов. Все дуэли Пушкина. М., 1999). В романе, думается, Пушкин придерживается почти официальной, законной точки зрения на дуэль. По законам России, еще с петровских времен, дуэль приравнивалась к убийству, а все участники, включая секундантов, должны быть подвержены казни, убитого должно было повесить за ноги… Другое дело, что в период действия романа этот закон практически никогда не выполнялся (заметим, однако, что в следствии по делу о дуэли всегда предполагалось именно должное наказание участников, таков был и первоначальный приговор по дуэли Пушкина и Дантеса: окончательно же приговор смягчался).

Онегин оказывается несвободен от сословного ритуала, своего рода пошлости, и автор справедливо именует его именно убийцей (гл. 6, ст. 42). Но объяснимо ли, что уже в следующей строке Пушкин говорит о любви к своему герою ("Хоть я сердечно // Люблю героя моего" – в духе известных строк о Татьяне)? Это уже не сословное и не официозное отношение: христианская любовь к падшему, к грешнику, много испытавшему из-за своего преступления и затем много перестрадавшему ("Окровавленная тень // Ему являлась каждый день").

Роман отражает множество точек зрения на судьбы героев, он энциклопедичен и в этом, мы же вернемся к сословной линии.

Кажется, что негативное и сатирическое изображение сословия меняется в последней главе романа на более взвешенную оценку. Да, многое можно назвать словом Татьяны – "Постылой жизни мишура". И все же Пушкину всегда было свойственно за сословной пошлостью замечать некую простоту и величие дворянского обихода – прежде всего в высшем свете. Татьяна становится первенствующим лицом в свете, даже олицетворением светской культуры:

К ней дамы подвигались ближе;

Старушки улыбались ей (…)

Характеристики

Список файлов сочинения