japan (639347), страница 3

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 3)

* * *

Îñíîâíîé ýëåìåíò ìîíîãàòàðè - ïîâåñòâîâàíèå. Äëÿ ïîçäíåéøåé ëèòåðàòóðû ýòî è îáðàçåö èçÿùíîãî ñëîãà ò.å. ñîåäèíåíèå íàèáîëåå ÷èñòûõ ôîðì ÿïîíñêîãî ÿçûêà ñî ñïåöèôè÷åñêîé «èçÿùíîé» ëåêñèêîé. Ïîäðàæàíèå ñëîãó ìîíîãàòàðè âïîñëåäñòâèè - â 17 - 18 âåêàõ - ïðèâåëî ê îáðàçîâàíèþ îñîáîãî ëîæíîêëàññè÷åñêîãî ñòèëÿ. Ëó÷øèì êëàññè÷åñêèì îáðàçöîì Õýéàíñêèõ ìîíîãàòàðè ÿâëÿåòñÿ «Ïîâåñòü î Ãýíäçè». Ýïèçîäû ñìåíèëèñü ãëàâàìè îäíîãî ñâÿçíîãî ðàññêàçà, ïîâåñòâóþùåãî îá îòäåëüíûõ ñëîæíûõ ñèòóàöèÿõ. Âìåñòî öèêëà êîðîòêèõ íîâåëë, îáúåäèíåííûõ îáùíîñòüþ ãåðîÿ, íî ôîðìàëüíî ìåæäó ñîáîé íå ñâÿçàííûõ, ïîÿâèëñÿ ðîìàí, ðàçäåëåííûé íà ÷àñòè. Ïîäîáíûé ïåðåõîä ïðîèçîøåë íà ïî÷âå øèðîêîãî ââåäåíèÿ îïÿòü-òàêè áûòà è æèçíè, ÷òî ïðåâðàòèëî òàêîãî ðîäà ðîìàí â ðîä íðàâîîïèñàòåëüíîé ëèòåðàòóðû. Òàê ïîÿâèëñÿ ðîìàí «Ãýíäçè - ìîíîãàòàðè» (1001 ) - âåðøèíà Õýéàíñêîé ïîâåñòâîâàòåëüíîé ëèòåðàòóðû.  ëèòåðàòóðå ýòèõ âåêîâ ðîäèëîñü òàêîå ÿâëåíèå êóëüòóðû, â êîòîðîì ìíîãèå èññëåäîâàòåëè âèäÿò íå òîëüêî òî âûñøåå, ÷òî Õýéàíñêîå îáùåñòâî äàëî ñâîåé ñòðàíå, íî è óíèêàëüíîå äëÿ âñåé ìèðîâîé ëèòåðàòóðû ñðåäíèõ âåêîâ äîðåíåññàíñíîé ïîðû. Ýòî ÿâëåíèå - ðîìàí. Êîíå÷íî, ðîìàí - ãëóáîêî ñâîé. Íî âåäü òî, ÷òî íàçûâàþò «ðîìàíîì» â ðàçíûå ýïîõè èñòîðèè õóäîæåñòâåííîé ïîâåñòâîâàòåëüíîé ïðîçû òàêæå î÷åíü «ñâîå» äëÿ êàæäîé èç ýòèõ ýïîõ.  ßïîíèè åãî îáîçíà÷èëè òîãäà ñëîâîì «ìîíîãàòàðè», ÷òî çíà÷èò «ïîâåñòü», è ýòî îáîçíà÷åíèå ïåðåäàåò ñàìóþ ñóùíîñòü ýòîãî ëèòåðàòóðíîãî æàíðà, îñòàþùóþñÿ íåèçìåííîé ïðè ëþáîì åãî âèäîâîì âàðèàíòå è ïðè ëþáîì ðàçìåðå ïðîèçâåäåíèÿ. Ïîýòîìó ìîíîãàòàðè ñ ýòîé ñòîðîíû ìîæåò áûòü è ðîìàíîì, è ïîâåñòüþ, è ðàññêàçîì. Êàê ìû çíàåì èç ìèðîâîé èñòîðèè ëèòåðàòóðû ó áîëüøèíñòâà íàðîäîâ, âûøåäøèõ íà àðåíó èñòîðèè íà ýòàïå ñðåäíèõ âåêîâ ïîâåñòâîâàòåëüíàÿ ëèòåðàòóðà è â ßïîíèè, íî îíà áûñòðî âûøëà èç ýòîãî êðóãà è ïðèøëà íå ê ýïè÷åñêîé ïîýìå, à ê ðîìàíó. Îäíàêî â ñâîèõ âåðøèíàõ ïîâåñòâîâàòåëüíàÿ ëèòåðàòóðà óæå íå íóæäàåòñÿ â çàâÿçêå, îíà ñàìà òàêîâóþ èçîáðåòàåò. Õóäîæåñòâåííûé âûìûñåë òîðæåñòâóåò ïî âñåìó ôðîíòó.

Âåðøèíîé Õýéàíñêîãî ðîìàíà ïðèçíàåòñÿ «Ãýíäçè - ìîíîãàòàðè» ( Ïîâåñòü î Ãýíäçè ), âûøåäøàÿ íà ðóáåæå 10 - 11 âåêîâ. Ýòî ïîâåñòü - íåòîðîïëèâàÿ, îáñòîÿòåëüíàÿ - æèçíè îäíîãî ÷åëîâåêà îò åãî ðîæäåíèÿ äî ìîãèëû. ×åëîâåê ýòîò Ãýíäçè - ñûí èìïåðàòîðà îò íàëîæíèöû. Ìû âèäèì, êàê ñêëàäûâàåòñÿ ïðèäâîðíàÿ êàðüåðà è ëè÷íàÿ æèçíü ãåðîÿ; óçíàåì î åãî ðàäîñòÿõ è ãîðåñòÿõ, î ñ÷àñòüå è íåñ÷àñòüÿõ, è íå òîëüêî ïðè äâîðå, íî è â èçãíàíèè, â óêðîìíîì äîìèêå íà îêðàèíå ãîðîäà. Ìíîæåñòâî ïðîèñøåñòâèé, èíòðèã, öåëàÿ ãàëåðåÿ ëèö; âåðèíèöû æåíùèí, ñ êîòîðûìè áûëà ñâÿçàíà æèçíü ãåðîÿ, êàæäàÿ - ñî ñâîåé èíäèâèäóàëüíîñòüþ, ñî ñâîåé ñóäüáîé. È èçîáðàæàåòñÿ ýòî íå òîëüêî âíåøíå, íî è âíóòðåííå; íå çíàåøü ÷åãî áîëüøå â ðîìàíå : Ðàññêàçîâ î ñîáûòèÿõ, ïîñòóïêàõ èëè î ïåðåæèâàíèÿõ, ÷óâñòâàõ, äóìàõ ëþäåé. È âñå - âïîëíå ðåàëèñòè÷íî, òî÷íî ïîäëèííî ïî-÷åëîâå÷åñêè. È òàêîé, â ñóùíîñòè, ðåàëèñòè÷åñêèé ðîìàí - â ðàííåì ñðåäíåâåêîâüå. Ìû âèäèì êàêàÿ òîíêàÿ íàáëþäàòåëüíîñòü ðàçâèëàñü ó ëþäåé òîãî âðåìåíè, êàê îíè íàó÷èëèñü ïîäìå÷àòü è ïåðåäàâàòü âñÿêèå èçãèáû ìûñëåé è ïåðåëèâû ÷óâñòâ. Ýòî èñêóññòâî ïîëíî è øèðîêî ïåðåøëî â ìîíîãàòàðè. È åñëè ñêàçàòü ïðè ýòîì, ÷òî àâòîðîì «Ãýíäçè – ìîíîãàòàðè» áûëà Ìóðàñàêè-Ñèêèáó, ïðèäåòñÿ ïðèçíàòü, ÷òî óìåëè ðàñêðûâàòü äóøåâíûé ìèð ÷åëîâåêà ëó÷øå âñåãî æåíùèíû. Òàêèì îáðàçîì, õóäîæåñòâåííî- ïîâåñòâîâàòåëüíàÿ ïðîçà ýòîãî ïåðèîäà èñòîðèè ÿïîíñêîé êóëüòóðû ïðåäñòàâëÿåò äâîéíîé ïàðàäîêñ: ïåðâûé - òî, ÷òî ïîâåñòâîâàòåëüíàÿ õóäîæåñòâåííàÿ ëèòåðàòóðà â ßïîíèè íà÷àëàñü ñ ðîìàíà è ïðèòîì ðîìàíà ðåàëèñòè÷åñêîãî, âòîðîé - òî, ÷òî ãëàâíûìè ñîçäàòåëÿìè ýòîãî ðîìàíà áûëè æåíùèíû.

Êóðòóàçíàÿ ïîýçèÿ è êóðòóàçíûé ðîìàí ÿâëÿþòñÿ íå òîëüêî ñàìûì êðóïíûì äîñòèæåíèåì êóëüòóðû àðèñòîêðàòè÷åñêîãî îáùåñòâà, íî è ïîëíîöåííîñòüþ ñâîåãî õóäîæåñòâåííîãî âûðàæåíèÿ, çàêîí÷åííîñòüþ ôîðìû, ÷åëîâå÷åñêîé ãëóáèíû ñîäåðæàíèÿ. Ýòà ïîýçèÿ è ýòà ïðîçà ïðåäñòàâëÿþò âûñøåå, ÷òî òîãäà â äàííîé îáëàñòè ìîã ñîçäàòü ÿïîíñêèé íàöèîíàëüíûé ãåíèé.

Литература 10-12 веков и по языку, и по содержанию - торжество национального начала в культуре. Это была культурная победа. Но у нее была предпосылка которая может быть оценена так же , как победа и по масштабу своего действия даже больше, чем литературная; куртуазная поэзия и куртуазная проза свидетельствует, что в общем русле японского языка сложилось то что в истории языков

называют "литературным языком". Литературный язык данной эпохи. Что это значит? Это значит, что в нем действует отработанные нормы языкового выражения, точные и вместе с тем эластичные; нормы грамматические, стилистические; при наличии богатой лексики, открывающей возможность выразить самую тонкую мысль, неуловимое движение эьоции; при широчайшей возможности обращения слова в образ, в формулу. Недаром в глазах людей позднейших времен язык хэйанских монагатари был "классическим". Уже одно образование такого языка - превосходный показатель культурного прогресса, но есть еще один показатель: этот литературный язык получил свое письмо. Письмо это фонетическим, т.е. каждый его знак передавал то что воспринималось тогда как звуковая еденица речи. Оказалось, что такой единицей был слог. Следовательно, каждый знак этого письма, каждая буква, как сказали бы мы, обозначали слог. Однако появились не только буквы, появился и алфавит, т.е. набор знаков, достаточный для передачи всех слогов языка. Их подсчитали - оказалось всего 48. Расположили в определенном порядке. Сначала придумали стихотворение, все слова которого укладывались в это число слогов; так было очень легко заучить всю азбуку. Японский народ обрел свое национальное письмо, не потеряв при этом китайское, но оставив его для того, для чего оно существовало: для писания по-китайски. Таково было огромное по значению достижение Хэйанской культуры, созданное именно в эту эпоху.

Японская литературная критика по-разному рассматривает "Гэндзи - моногатари". Одни стараются усмотреть в этом романе ни более ни менее как скрытую проповедь буддийского учения, особенно - идеи "причин и следствий", кармы, находя, что все содержание "Гэндзи - моногатари" как нельзя лучше иллюстрирует именно эту идею. Другие стремятся видеть в "Гэндзи" дидактическое произведение, написанное в целях поучения и особенно назидания: как не следует поступать в жизни. Третьи считают, что "Гэндзи" - просто безнравственный роман, произведение почти порнографической литературы. Четвертые полагают, что "Гэндзи" - несколько замаскированная историческая хроника, описывающая действительных лиц, действительные события и действительную обстановку. Наконец, пятые провозглашают что "Гэндзи" есть произведение, написанное специально для выявления того своеобразного принципа японской эстетики, который выражается в формуле : "моно-но аварэ" - "чары вещей", что нужно понимать в смысле того очарования, которое всегда может быть вызвано искусным приемом. Мурасаки прикоснулась к хэйанской обстановке и показала читателю ее очарование. Можно ли утверждать, что все эти теории или какая-нибудь одна из них неверны? Европейский читатель, хоть немного проникший вообще в японское и, что особенно важно, в хэйанское, может согласиться с каждой из них: роман этот настолько грандиозен по объему, настолько сложен по содержанию, настолько значителен по вложенному в него замыслу, настолько искусен по форме, что любая из указанных теорий могут легко найти в его материале себе оправдание. Поэтому лучше попытаться подойти к нему не от какой-либо из этих теорий, но исходя по возможности от отправных пунктов, которые дает сама Мурасаки.

Мурасаки в словах главного героя решается высказать чрезвычайно смелую и, в сущности, новую для Японии тех времен мысль: она ставит литературный повествовательный жанр рядом с историческим повествованием - по основному характеру того и другого : оба эти рода повествуют о прошлом. Но она этим не ограничивается: она рискует утверждать, что роман выше истории, причем не с художественной точки зрения, т.е. не с чисто литературной стороны , но исходя даже из принципов и задач самой истории: роман повествует обо всем, касается всех подробностей; передает это прошлое во всей его полноте. Мурасаки осмеливается сказать даже то, что до нее, кажется, никто не решался произнести: знаменитые японские «Нихонги», вторая рядом с «Кодзики» классическая книга Японии - ниже романа. Она - односторонняя, не передает всей нолноты содержания прошлого. Нужно быть японцем, чтобы почувствовать всю смелость такого заявления, особенно в те времена. О чем это говорит? Во-первых, о том, что, очевидно, в культуре того времени, в создании образованных читающих кругов общества роман стал занимать уже очень значительное место. Он перестал быть забавой, годной разве лишь для женщин и детей. Образованные мужчины перестали видеть альфу и омегу литературы вообще в одной только китайской литературе: ими стала признаваться литература на родном, японском языке. Более того : воспитанные на высоких жанрах китайской литературы, т.е. на историческом повествовании, философском рассуждении, китайском классическом стихе, иначе говоря, с призрением относившиеся к литературе фикции, рассказу, роману и т.п. Эти образованные круги Хэйанского общества признали, наконец, и этот низкий жанр, и не только признали, но склонны были даже, - если только Мурасаки в лице Гэндзи отражает общее настроение, - говорить о романе даже рядом с историей. Таков результат сильнейшего развития японского классического за одно столетие его существования. Он получил полное право гражданства, как серьезный, полноценный литературный жанр. Помимо этого Мурасаки свидетельствует еще об одном: о выросшем самосознании самого писателя. Писатель прекрасно осознает теперь всю значительность своей работы: для Мурасаки писание романа - уже не создание материала для развлечения скучающих в отдаленных покоях женщин, но работа над воссозданием картин человеческой жизни, и притом во всех ее проявлениях: и хороших и дурных. Это опять ново для японского писателя тех времен: в словах Мурасаки звучит подчеркнутое сознание важности своего дела. И наконец, в третьих: вся эта тирада определяет и ту тенденцию, по которой развивается и сам роман Мурасаки и тем самым должен развиваться, по крайней мере по ее мнению, всякий роман. Эта тенденция характеризуется прежде всего реализмом: повествуется о том, что было; но в то же время - реализмом художественным: не так, как оно было на самом деле. Иными словами, автор подчеркивает момент обработки фактического материала, считая его столь же существенным для жанра моногатари, сколь и действительную жизненную канву для фабулы. Эта реалистическая тенденция Мурасаки целиком подтверждается всей историей повествовательной литературы не только времен Хэйана, но, возможно, даже на всем ее протяжении. «Гэндзи», пожалуй, наиболее чистый и яркий образец подлинного художественно-реалистического романа.

Повествовательный жанр до него ( Такэтори, Отикубо) строился отчасти на мифологическом, сказочном, легендарном, отчасти на явно вымышленном материале. Повествовательная литература после него ( гунки, всякого рода сесэцу эпохи Токугава) отчасти основана на сказаниях или особо воспринятой и идеализированной истории, отчасти, впадая в натурализм, переходит в противоположную крайность. Так или иначе, бесспорно одно: большинство произведений японской повествовательной литературы стремятся дать что-нибудь особо поражающее, трогающее или забавляющее читателя, в то время как «Гэндзи» к этому решительно не стремится: он дает то, что заполняет повседневную, обычную жизнь известных кругов общества той эпохи; дает почти в тоне хроники, охотно рисуя самые незначительные, ничуть не поражающие воображение читателя факты: никаких особенных событий, подвигов, происшествий на чем держится, например, камакурские гунки, в «Гэндзи» нет; нет также и того гротеска деталей и незначительных подробностей, гиперболичности построения и стремления к типизации выводимых образов, что так характерно для токугавской прозы. «Гэндзи» рисует обычную жизнь. Не выбирая громких событий, показывает действительных людей, не стремясь изображать типы.. Это подмечено большинством японских исследователей этого романа, и это сразу же становится очевидным при чтении самого произведения. Второе заявление Мурасаки, на которое обращает наше внимание Игараси, находится в главе 25 романа (Умэ-га-э) и заключается в следующих словах: «Свет в наше время измельчал. Он во всем уступает старине, но в кана наш век поистене не имеет себе равного. Старинные письменные знаки как будто точны и определенны, но все содержание сердца в них вместиться не может.» Для всякого, кто знаком с историей японского языка, эти слова Мурасаки представляются не только совершенно обоснованными и правильными по существу, но и крайне важными для надлежащей оценки самого ее романа. «Гэндзи» - образец совершенного японского языка классической эпохи, ставшего в искусных руках Мурасаки великолепным средством словесной выразительности во всех ее видах и применениях. Японский язык «Гэндзи» может смело стать на один уровень с наиболее разработанными литературными языками мира. «Гэндзи» в этом смысле стоит как бы на перевале: до него - подъем, после него - спуск. В словах автора звучит уверенность в том, что только этот язык и может служить надлежащим и совершенным выразительным средством для моногатари; повествование, как таковое, должно пользоваться только этим языком: только им можно описать действительную, подлинную картину жизни, т.е. дать тот род повести, который она один и признает. И этим самым Мурасаки как бы хочет противопоставить свой национальный язык чужеземному, но господствующему, считая, что он годен и для той литературы, которая стоит выше даже наиболее серьезного и всеми признаваемого в качестве высокого жанра - истории. Это еще одно доказательство той сознательности, которая отличает Мурасаки как писательницу: она сознает всю ценность и своего жанра и своего языкового стиля. Третье место в «Гэндзи», о котором говорит Игараси, помещается в той же 25 главе и касается уже совершенно иного: «Да! Женщины рождаются на свет лишь для того, чтобы их обманывали мужчины» Как расценивать это замечание? Сказывается ли здесь в авторе просто-напросто женщина? И притом женщина, на себе испытавшая справедливость этого заявления? Или, может быть, это - результат наблюдений вокруг себя? Или же, наконец, - основной колорит эпохи? Скорее всего - верно последнее предположение, верно исторически, и по связи с общими воззрениями автора на жанр романа. Сама Мурасаки была, конечно, женщиной в подлинно хэйнском смысле этого слова: достаточно прочесть её дневник, чтобы её понять. Но вместе с тем вряд ли к ней можно прилагать эту сентенцию в полной мере: она слишком серьёзна и глубока, чтобы быть всю жизнь только игрушкой мужчин: может именно потому, что ей было трудно сопротивляться этому, она со вздохом за других и делает такое замечание. Несомненно, окружающая саму Мурасаки среда давала немало поводов к такому умозаключению. Однако роман показывает, что круг её интересов был намного шире: она стремится описать не только своё интимное окружение (как в своём дневнике), но хэйанскую жизнь вообще. И берет от этой жизни, жизни аристократки, наиболее характерное: любовь, взаимоотношения мужчины и женщины, стоит хотя бы бегло ознакомиться с хэйанскими моногатари, чтобы убедиться в этом, что эта тема – основная для всей повествовательной литературы этой эпохи. Начиная с первого произведения по этой линии – «Исэ-моногатри», кавалер и дама господствуют на страницах моногатари нераздельно. И этот факт объясняется не только литературными традициями и вкусами того времени: он обусловлен всей окружающей обстановкой. Моногатари в огромном большинстве случаев рисует жизнь и быт господствующего сословия – хэйанской знати. Эта жизнь и быт в те времена, при наличии экономического благополучия и политического могущества были проникнуты насквозь началами мирной, «гражданской» (как тогда называли) культуры, то есть фактически началами гедонизма. В этой насыщенной праздностью, чувственностью изящной образованностью среде женщины, естественно, играли первенствующую роль. Взаимоотношения мужчин и женщин становились в центре всего этого праздничного, обеспеченного, беспечального существоавания. Это центральное явление Хэйнской жизни стало основной темой повествовательной литратуры. Поэтому, поскольку Мурасаки стремилась дать отображение жизни, она должна была отразить прежде всего эту центральную проблему, причём так как она представлялась ей, как это действительно было: «Женщина – в руках мужчины».

Таким образом можно утверждать, что три места из «Гундзи», три замечания Мурасаки совершенно точно характеризуют основные черты её работы., определяя во-первых жанр произведения, во-вторых его стиль, в третьих его тему.

Первое замечание Мурасаки делает о том, что «Гендзи» прежде всего повествовательный прозаический жанр; затем оно указывает, что мы здесь имеем дело с художественно обработанной историей, вернее сказать – действительной жизнью, и наконец оно же характеризует соотношение изображаемого с изображённым: мы имеем здесь художественную правду в реалистическом смысле этого слова.

Характеристики

Список файлов сочинения