129191 (618692), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Социальная несвобода усугублялась глобальной феминизацией институтов социализации и персонифицировалась в доминантных женских образах. Это начиналось с раннего детства в родительской семье. Из-за высокого уровня нежеланных беременностей и огромного количества разводов, каждый пятый ребенок в СССР воспитывался без отца или хотя бы отчима. В середине 1980-х гг. только в так называемых материнских семьях воспитывалось около 13,5 миллионов детей.
То же самое наблюдается и сегодня. По данным выборочной переписи 1994 г., 20% российских семей с несовершеннолетними детьми были неполными и 19,6% всех детей рождены вне брака. Да и там, где отец физически присутствует, его авторитет в семье и роль в воспитании детей, как правило, значительно ниже, чем роль матери. Отцы обладают преимуществом только в информационной сфере, когда речь идет о политике и спорте.
В детском саду и в школе главные властные фигуры - опять-таки женщины. В официальных подростковых и юношеских организациях (пионерская организация, комсомол) тон задавали девочки (среди секретарей школьных комсомольских организаций они составляли три четверти). Мальчики и юноши находили отдушину только в неформальных уличных компаниях и группах, где власть и символы были исключительно мужскими. Многие такие группы в России, как и на Западе, подчеркнуто мизогинны.
После женитьбы молодому мужчине приходится иметь дело с любящей, заботливой, но часто доминантной женой, которая, как некогда его мама, лучше него самого знает, как планировать семейный бюджет и что нужно для дома, для семьи. А в общественно-политической жизни все контролировалось властной "материнской" заботой КПСС.
Этот стиль социализации, несовместимый ни с индивидуальным человеческим достоинством, ни с традиционной моделью маскулинности, вызывал противоречивые психологические реакции.
На идеологическом уровне безотцовщина и тоска по мужскому началу способствовали трансформации образа отсутствующего реального отца в характерный для всякого тоталитарного сознания (так было и в нацистской Германии) мифологизированный унитарный образ Вождя, Отца и Учителя.
Несколько ниже располагаются идеализированные образы коллективной маскулинности, мужского (особенно воинского) товарищества и дружбы. Принадлежность к коллективному мужскому телу, сочетающая гомосоциальность с неосознанным гомоэротизмом, психологически компенсирует мужчине его слабость и несамостоятельность в качестве отдельного индивидуума: каков бы я ни был сам по себе, в рамках группового "мы, мужики", я силен и непобедим. "Русский мужчина-конь скачет, скачет, его несет, он сам не понимает, куда он скачет, зачем и сколько времени он скачет. Он просто скачет себе и все, он в табуне, у него алиби: все скачут, и он тоже скачет".
На бытовом уровне компенсация и гиперкомпенсация "слабой" маскулинности имеет несколько вариантов:
1. Идентификация с традиционным образом сильного и агрессивного мужика, утверждающего себя пьянством, драками, жестокостью, членством в агрессивных мужских компаниях, социальным и сексуальным насилием.
2. Покорность и покладистость в общественной жизни компенсируется жестокой тиранией дома, в семье, по отношению к жене и детям.
3. Социальная пассивность и связанная с нею выученная беспомощность компенсируется бегством от личной ответственности в беззаботный игровой мир вечного мальчишества. Не выучившись в детстве самоуправлению и преодолению трудностей, такие мужчины навсегда отказываются от личной независимости, а вместе с нею - от ответственности, передоверяя социальную ответственность начальству, а семейную - жене.
Но при любом раскладе люди испытывают неудовлетворенность. Проблема "феминизации мужчин" и "маскулинизации женщин" появилась на страницах советской массовой прессы, начиная с 1970 г. С тех пор споры не затухали. Женщины патетически вопрошают "Где найти настоящего мужчину?", а мужчины сетуют на исчезновение женской ласки и нежности.
Широкий резонанс в обществе вызвала статья известного демографа Б. Ц. Урланиса "Берегите мужчин", в которой автор, опираясь на данные медицинской статистики о повышенной детской смертности, меньшей продолжительности жизни, вредных привычках, алкоголизме, курении, траспортных происшествиях и рискованном поведении мужчин, убедительно показал, что мужчины - не сильный, а скорее слабый пол, требующий особой заботы и внимания [9].
Начиная с 1970-х гг., сначала на Западе, а затем и в СССР стали много говорить и писать о том, что традиционный мужской стиль жизни, а, возможно, и сами психологические свойства мужчины не соответствуют современным социальным условиям и что мужчинам приходится платить за свое господствующее положение слишком большую цену. Однако причины этого "кризиса маскулинности" и возможные пути его преодоления трактуются по-разному и даже противоположно.
Одни авторы усматривают проблему в том, что мужчины как гендерный класс или социальная группа отстают от требований времени, их установки, деятельность и особенно групповое самосознание, представления о том, каким может и должен быть мужчина, не соответствуют изменившимся социальным условиям и подлежат радикальному изменению и перестройке. То есть мужчины должны смотреть и двигаться вперед. Другие авторы, наоборот, видят в социальных процессах, расшатывающих мужскую гегемонию, угрозу вековечным "естественным" устоям человеческой цивилизации и призывают мужчин как традиционных защитников стабильности и порядка положить конец этой деградации и вернуть общество назад, в спокойное и надежное прошлое.
Мужчины были господствующей силой общества, по крайней мере - его публичной сферы, нормативный канон маскулинности и образ "настоящего мужчины", как и все прочие фундаментальные ценности - "настоящая дружба", "вечная любовь" и т.п., всегда идеализировались и проецировались в прошлое.
В периоды быстрых исторических перемен, когда прежние формы гендерных отношений становились неадекватными, идеологи начинали писать о феминизации мужчин и исчезновении "настоящей мужественности". Философы и писатели классической Греции восхищались мужеством героев гомеровской эпохи. Римляне времен Империи скорбели об утрате добродетелей республиканского Рима. Англичане эпохи Реставрации и французы периода Регентства сетовали на упадок мужской доблести раннего средневековья. Немцы начала ХХ в. умилялись мужской дружбе эпохи романтизма и средневековым мужским союзам[10, 583-584].
По своему характеру, современные "мягкие" мужчины, чей телесный и психический облик порой не отвечает стереотипному образу "настоящего мужчины" - сильного и агрессивного мачо. Мнение, что это преимущественно геи, не соответствует истине (геи и бисексуалы составляют по разным подсчетам от 10 до 30%). Однако интерес к мужским проблемам часто стимулируется личными трудностями (отсутствие отца, непопулярность среди мальчиков в классе, неудачный брак, трудности отцовства и т.п.) Для многих из этих мужчин общественно-политическая деятельность психологически компенсаторна.
Важную роль проблеме маскулинности отводят в Европе в связи с нынешней ситуацией в обществе. Например за возрождение идеи сильной маскулинности играет протестантский фундаментализм. Еще в начале ХХ в. в США и Англии получили распространение принципы "мускулистого христианства", стремящегося спасти заблудшие мужские души от губительной для них феминизации и изображающего Христа не мягким и нежным, а сильным и мускулистым. На волне неоконсерватизма 1980-х гг. эта идеология получила новые стимулы.
По мнению Роберта Блая и его единомышленников, главная задача современности - направить мужчин на путь духовного поиска, чтобы помочь им восстановить утерянные ими базовые мужские ценности. Во всех древних обществах существовали особые ритуалы и инициации, посредством которых взрослые мужчины помогали мальчикам-подросткам утвердиться в их глубинной, естественной маскулинности. Городское индустриальное общество разорвало связи между разными поколениями мужчин, заменив их отчужденными, соревновательными, бюрократическими отношениями, и тем самым оторвало мужчин друг от друга и от их собственной мужской сущности. (Сходные идеи развивали некоторые немецкие мыслители в начале ХХ в.). Место здоровых мужских ритуалов занимает размягчающая и убивающая мужской потенциал женственность.
Блай и его последователи красочно описывают эмоциональную бедность и ущербность современных мужских взаимоотношений, будь то отношения сыновей с отцами или отношения между мужчинами на работе и в быту, и мечтают восстановить традиции древнего мужского братства и межпоколенного наставничества. Многие из этих людей политически не реакционны, но для них характерны иррационализм и антиинтеллектуализм, а их положительный идеал "нового мужчины" весьма расплывчат[8].
Современное общество столкнулось с тем, что значительно возросло участие мужчин в ведении хозяйства, отцов в воспитании детей. В современной Швеции отцовство ассоциируется с непосредственным уходом отца за ребенком, близким общением и эмоциональной связью между ними, что способствует не только всестороннему развитию обоих индивидов, но и гармонизации семейной жизни. Равенство полов в Швеции достигается за счет дальнейшего перенесения функций семьи в публичную сферу при сужении и нивелировании приватной сферы, снижении ее социального значения и социализирующей функцией [20].
На фоне всего вышесказанного в полне закономерным выглядит появление нового типа мужского поведения – метросексуализм. Типичный метросексуал – житель большого города с достаточно высоким годовым доходом, 25-40 лет, уверенный в себе и в своей мужественности гедонист не склонный никому ничего доказывать. Его кредо – разносторонность интересов и утонченный вкус. В нашем обществе таких людей называют «бомонд». Молодые люди, принадлежащие к данной социальной категории, не спешат образовывать семью и, соответственно связывать себя обязательствами, но это не мешает иметь подруг. Метросексуал – это представитель информационного общества, он трудится в банке, средствах массовой информации, финансовых компаниях и юридических фирмах, шоу-бизнесе, модельном и ресторанном бизнесе. Социолог Эндрю Паркер считает, что Девид Бекхэм способствовал разрушению «маскулинного кода» и зарождению феномена «метросексуал». В последние годы в противовес явлению метросексуализма появилось явление, обозначаемое как «ретросексуализм». Ретросексуалы демонстративно подчеркивают свои отличия от тех, кого они считают недостойными носить высокое звание мужчины: они нарочито небрежны в одежде, как правило, не бриты, не пользуются одеколонами и дезодорантами, не посещают спортзалы и т.д. и в целом ведут разгульный образ жизни (ярким примером является Сергей Шнуров) [15].
Пьер Бурдье изучал озабоченность среднего класса своим внешним видом, что выражалось в форме чувства неудовлетворенности или в форме высокомерия и являлось так же источником их претензий и постоянной склонности к блефу, к присвоению той формы социальной идентичности, которая состоит в стремлении уравнять «бытие» и «видимость», в желании владеть видимым для того, чтобы иметь настоящее [21].
Так же исследователи отмечали существование такого феномена как «хлыщ», которому свойственно вездесущесть, публичность, контактность с различными слоями общества, отсутствия тени тщеславия и хорошее чувство юмора [17].
Если хлыщ как «городская пародия на денди» является воплощением своеобразной модели жизнеобеспечения (нечто вроде «бомжа-аристократа»), то метросексуал отражает совсем другие целеустановки, связанные с гедонистическим и отчасти богемным взглядом на мир, возможным только в обществе, ориентированном на потребление [14].
Современный мир диктует свои условия, и все больше и больше мужчин во всем мире предпочитают не работать, а заниматься хозяйством и быть безработными. Женщины не желая этого, становятся сильными и берут на себя груз ответственности за экономическую, социальную и материальную успешность семьи. В этом и заключается острый вопрос современности -«феминизация мужчин». Из-за слабости мужчин сегодня женщины предпочитают самостоятельный образ жизни, поздно выходят замуж (а иногда не выходят), все это ведет к постепенному уничтожению института брака. Долгое время женщина знала, что у нее всегда есть опора – это ее мужчина, но постепенно опора стала «шататься», перестала быть надежной, а потом и вовсе исчезла. В таких условиях общества женщине ни чего не осталось, как самой стать сильной и мужественной и без чьей либо поддержки бороться с жестоким миром слабых мужчин.
Трансформация традиционных мужских ценностей и канонов маскулинности – общее неумолимое требование времени. Этот процесс давно уже идет во всем мире, включая постсоветские страны. Но смешение дескриптивных, аскриптивных и прескриптивных черт маскулинности может порождать опасные иллюзии.
Хотя каноны маскулинности и феминности взаимосвязаны, женские жизни и образы меняются и обновляются быстрее мужских, а женские представления о мужчинах и представления мужчин о самих себе часто не совпадают. При этом одни склонны преувеличивать, а другие – преуменьшать масштабы происходящих перемен.
Тем не менее, мир явно становится все более многоцветным. Индивидуализация и плюрализация социального бытия влечет за собой неизбежность признания не только разных типов маскулинности/феминности, но и таких индивидуальных стилей жизни, которые вообще не вписываются в эту дихотомию[11].
Глава II. Эмпирическое исследование гендерной идентичности
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
