73995 (612308), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

М. И. Стеблин-Каменский считает, что поэтические метафоры подразумевают сходство вообще и притом обыкновенно - вполне конкретное сходство, между тем как, к примеру, "фонологическая метафора" обычно подразумевает лишь "структурное" сходство, т.е. сходство в самом общем и неопределенном смысле: ведь неясно, что такое "структура", неясно, даже, есть ли это нечто, присущее наблюдаемому объекту, или нечто, привносимое в него наблюдателем, и от того, что слово "структура" (подобно некоторым другим словами, излюбленным лингвистами, например, таким, как "моделирование") очень много употреблялось в чисто орнаментальной функции, значение его отнюдь не стало яснее.

В то время как эффект поэтических метафор обычно основывается на их новизне, неожиданности и оригинальности, для "фонологической метафоры" всегда характерна абсолютная шаблонность: в ней всегда фигурируют "оппозиция" или "нейтрализация", или "маркированность", или "дифференциальные признаки" и т.п.

Непременное условие поэтической метафоры - сознание того, что предметная соотнесенность слов сдвинута. Именно сознание того, что сравниваются не тожественные объекты, обусловливает эффект поэтической метафоры. Между тем, когда говорят об "оппозициях", "нейтрализациях", "маркированности" и т. п., имея в виду семантические, синтаксические и прочие не фонологические явления, то такого сознания может, по-видимому, и не быть. Естественно поэтому, что, если расшифровать поэтическую метафору, т.е. заменить слова, употребленные метафорически, словами с прямой предметной соотнесенностью, то обычно описание многое теряет – становится менее ярким, наглядным и т. п.

Как указывает Х. Ортега-и-Гассет, «Метафора живет
сознанием... двойственности. Употребляя слово в несобственном смысле, мы помним, что он - несобственный. ...метафора - это действие ума, с чьей помощью мы постигаем то,
что не под силу понятиям. Посредством близкого и подручного мы можем мысленно коснуться отдаленного и недосягаемого. Метафора удлиняет радиус действия мысли, представляя собой в области логики нечто вроде удочки или ружья. Я не хочу сказать, будто благодаря ей преодолеваются границы мышления.
Она всего лишь обеспечивает практический доступ к тому, что брезжит на пределе достижимого».⁶

Итак, по мнению мыслителя, поэтическая метафора утверждает полное сходство двух конкретных вещей: «Там, где кончается действительное сходство, метафора начинает
излучать красоту. И наоборот: всякая поэтическая метафора обнаруживает действительное тождество. Всмотритесь в любую, и вы наверняка откроете в каждой фактическое, так сказать, научно установленное сходство между абстрактными частями двух предметов».⁷

Сущность поэтической метафоры хорошо передают слова Б. Л. Пастернака:

Перегородок тонкоребрость
Пройду насквозь, пройду, как свет.
Пройду, как образ входит в образ
И как предмет сечет предмет.

Как и в других тропах (метонимия, синекдоха), в поэтической метафоре переносное значение слова не вытесняет основного: ведь в совмещении значений и заключается действенность метафоры. Если же слово в устойчивых сочетаниях с другими словами утрачивает свое исходное, основное значение, «забывает» о нем, оно перестает восприниматься как иносказание; переносное значение становится основным. Такими стертыми (сухими) метафорами изобилует наша повседневная речь: дождь идет, часы стоят, солнце село ход доказательств, голос совести; вырасти в специалиста, собрать мысли и т. д.; они закрепляются как термины в научной речи: воздушная подушка, поток нейтронов, поток сознания, грудная клетка. Есть и так называемые вынужденные метафоры, выступающие в качестве основного названия (номинации) предмета: ножка стула, горлышко бутылки, гусеничный трактор. Все это языковые метафоры , т. е., в сущности, не метафоры.

Выше уже подчеркивалось, что в поэтической метафоре переносное значение слова не вытесняет основного: ведь в совмещении значений и заключается действенность метафоры. Для поэзии Бахтерева это тем более важно, что одно слово, известное словарю или новая «заумь» имеет в его стихах множество смыслов.

Роль поэтической метафоры в творчестве Бахтерева тем более серьезна, что для этого поэта характерно усиление принципа семантической неопределенности слов при контекстуальной полисемии, при которых возрастает число значений (словарных и индивидуальных, контекстуально обусловленных), совмещаемы в одном контексте, что позволяет ему использовать метафористическое сравнение слов, совершенно различных по смыслу.

Известно, что и в художественной речи неизбежно стирание метафор, и последствия этого процесса здесь болезненны в отличие от некоторых «стерильных» функциональных стилей. Когда-то свежие и выразительные, поэтические метафоры от частого повторения превращаются в штампы, побуждая писателей к обновлению поэтического языка. В эпоху господства индивидуальных стилей в литературе (XIX – XX вв.) штампы в речи «автора» (повествователь, лирический герой и др.), в том числе заезженные метафоры, – предмет постоянной головной боли писателей; оригинальность стиля – важнейший критерий оценки произведения в литературной критике. С этой точки зрения творчество Бахтерева, концептуально метафоричное, свежо и «незатерто».

Развитие языка и поэтической нормы в ХХ веке подарило миру стихи, целиком базирующиеся на поэтической метафоре, что раньше воспринималось скорее отрицательно, да и было вообще маловозможно. Некогда М. Ломоносов советовал «метафоры не употреблять чрез меру часто, но токмо в пристойных местах: ибо излишно в речь стесненные переносные слова больше оную затмевают, нежели возвышают». Однако почти любое стихотворение Блока или Пастернака нарушает эту «норму» - не говоря уж о Бахтереве. У Бахтерева вообще целое стихотворение, целая поэма может быть построена на низке поэтических метафор.

Метафора может выступать основным конструктивным приемом, доминантой стиля произведения, а иногда и творчества писателя в целом. «Поэтом метафоры» назвал Блока В. М. Жирмунский. Однако если сравнивать в этом смысле Блока и Бахтерева, то последнего стоит назвать, вероятно, поэтом метафоричной метафоры, или метафоры в квадрате.

Рассмотрим использование И. Бахтеревым поэтической метафоры на конкретных примерах.

ГЛАВА 3. МЕСТО МЕТАФОРЫ В ПОЭЗИИ И. БАХТЕРЕВА

Как уже говорилось, характерной чертой поэзии Игоря Бахтерева является активизация тропов, в частности, метафоры. Вообще, по мысли Ю. М. Лотмана, к тропам как механизмам творческого мышления тяготеют системы, «ориентированные на сложность, неоднозначность или невыразимость истины».⁸

Рассмотрим использование поэтических метафор И. Бахтеревым. В русской поэзии ХХ века широкое признание получили сравнения, у которых качественные сходства сопровождаются мощным шлейфом несовпадающих признаков. Как ни странно, в этом творчество Бахтерева парадоксально сближается с памятниками древнерусской литературы.

К примеру, «зрелище войны», фраза «скирдами в ряд герои пали». Отождествление идет с колосьями, падающими под серпом или косой, и не колосками, не горстями, не пучками – скирдами – массами.

Жуть происходящего, его бессмысленность и трагичность подчеркивается использованием здесь же этого же слова – скирды – в прямом значении:

В ландшафте грозном

натощак

вы под скирды подруг бросали

Здесь слово «скирды» используется в его прямом значение, а следующей строке – как метафора.

В следующей строке скирды, которые должны обозначать жизнь (как выражение концепта «хлеб»), что подчеркивается действием любви, превращаются в смерть, и переходом двух противоположных концептов – «жизни» и «смерти» друг в друга ярче показывается страх, ужас и бессмысленность всего рисуемого «зрелища войны»:

наутро с дымом на плечах

скирдами в ряд

герои пали.

Между прочим, в «Слове о полку Игореве» сражение русичей с половцами изображается с помощью подобной системы

Битва последовательно сопоставляется с севом: «Черная земля под копытами костьми была засеяна и кровью полита: горем взошли они по Русской земле»; со свадьбой : «тут кровавого вина недостало; тут пир закончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую»; с молотьбой : «На Немиге снопы стелют головами, молотят цепами булатными, веют душу от тела». Д. С. Лихачев указывает, что язык описания смертоносного события, сближающий его с событиями, действиями жизнеутверждающими, усугубляет трагическую суть изображаемого.⁹

Точно по такому же принципу построено указанное стихотворение И. Бахтерева. По сути, мы видим в этом примере случай сходного употребления поэтических метафор, несмотря на внешнюю разницу таких отдаленных друг от друга произведений, как текст древнерусского памятника и стихи поэта-обэриута.

Говоря о метафорах Бахтерева, необходимо отметить широкое использование им метафор-загадок. Как уже отмечалось, в образной поэтической речи метафора может вводиться прямо в именную позицию и ее референция остается неэксплицированной:

Соединение

бесчисленных мотыльков

и сатыльков

здесь, в грубоватой лазури

здесь, в любящем нас

всеобщем пространстве.

Небо здесь называвется «лазурью», воздух – «всеобщим пространством».

Очень часто автор просто дает метафору-загадку, которую читатель должен разгадать, исходя из собственного понимания текста.

Нежданно оказался он

Солдатом отменившим трон

Читателю остается догадываться самому, что подразумевается под понятием «солдата, отменившего трон». Сразу же наплывают ассоциативные ряды революционных потрясений, которые у Бахтерева уместились в одну строку.

Как уже указывалось, метафора возникает при сопоставлении объектов, принадлежащих к разным классам. Логическая сущность метафоры определяется как категориальная ошибка или таксономический сдвиг. Метафора отвергает принадлежность объекта к тому классу, в который он входит, и включает его в категорию, к которой он не может быть отнесен на рациональном основании.¹⁰ При этом поэтическая метафора часто сближает далекие объекты: например, у Хлебникова: «Русь – поцелуй на морозе».

У И. Бахтерева этот принцип сближения далекого развит еще в большей степени. На творчество Бахтерева можно распространить и характерное для всех обэриутов «абсурдное сочетание слов из различных семантических пластов, различных впечатлений».¹¹ Поскольку эпитет можно рассматривать как метафору,¹² приведем пример именно из области использования И. Бахтеревым эпитетов:

над развесистой землей

в многоцветной тишине,

разноцветной темноте.

Конечно, в реальной жизни никому не придет в голову сравнивать землю с девером (мы привыкли развесистой называть крону), тишину и темноту «видеть» в цвете.

Необходимо отметить, что Игорь Бахтерев использует в лексические единицы, сотворенные им самим по принципу “зауми”. Заумь приобретает в поэзии Бахтерева концептуальное значение и характерную «бахтеревскую» окраску. В своем творчестве он развивает поэтическую линию «Радикса», которую можно определить как «поэтику нанизывания».¹³ Для И. Бахтерева также характерно усиление принципа семантической неопределенности слов при контекстуальной полисемии, при которых возрастает число значений (словарных и индивидуальных, контекстуально обусловленных), совмещаемы в одном контексте, что позволяет ему использовать метафористическое сравнение слов, совершенно различных по смыслу.

Примечательна, к примеру, такая метафора:

Я же не тот, а значит совсем другого значения.

Я парфенон, слышь : парфенон - обыкновенный.

Сравнение человека с парфеноном по меньшей мере нестандартно.

Или, скажем, Бахтерев говорит о Малевиче как о «бревенчатом», «обструганном». Сравнение человека с деревом и наоборот используется нередко (девонька-березонька, силен, как дуб и т. д.), однако никто не использовал эту метафору так, как Бахтерев:

Передо мной сидит бревенчатый Малевич

С вытянутыми руками,

весь обструганный.

Кстати, у Бахтерева имеются подобные «стандартные» сравнения. Сравнение женщины с березонькой – куда уж более традиционно. Но Бахтерев проявляет нетрадиционный подход к использованию стандартной метафоры

его жена Петрясовна,

бывшая береза.

Благодаря подобному использованию «избитой» метафоры мы не только видим, как некогда юная, красивая, стройная девушка превращается в рыхлую даже по звучанию «Петрясовну», но и чувствуем свежесть сравнения, нетрадиционность подхода поэта к использованию имеющейся базы «наработанных» метафор.

Интересно проследить еще один пласт «традиционных» поэтических метафор в творчестве И. Бахтерева. Речь идет о метафорах, осознание которых архетипично и зиждется на нашем восприятии библейских строк.

Изучая библейские тексты, исследователи убедились в том, что поэтическая метафора укоренена в мифе, фольклоре, семантике языка. Действительно, в поэтическом творчестве разных народов обнаруживаются одни и те же метафоры и сравнения. Отрицать подобные факты лингвистического и мифологического сходства в фольклоре и поэзии разных этносов и в разных культурах значит просто занимать неконструктивную исследовательскую позицию. Утверждения о возможности заимствования мифологических сюжетов и верований одними народами и культурами у других приходится исключить по причинам их огромной временной и пространственной удаленности. Остается уповать на правдоподобие гипотезы о сходстве глоттогонического процесса и общности мифологического развития этносов и культур. Эта гипотеза подтверждается: во-первых, результатами современной типологии лингвистических универсалий, а именно — наличием во всех языках мира, как мертвых, так и живых, фонологических (напр., оппозиция «гласная-согласная» и др.), синтаксических (напр., субъектно-предикативная структура и др.) и семантических (напр., полисемия, синонимия и др.) универсальных констант; во-вторых, — данными сравнительных исследований мифологий народов мира, определивших принципиальное сходство основных мифологических персонажей, образов и сюжетов.¹⁴

Характер поэтических метафор и художественных образов становится понятным, если за ними видеть мифологические архетипы, использованные поэтом или художником в качестве инструмента для выражения какой-то мысли или какого-то явления действительности.

В своей статье «Вода и огонь в библейской поэзии» И. Г. Франк-Каменецкий самым тщательным образом обсуждает тему генетических связей поэтической метафоры и мифологического образа. Реминисценции мифа о борьбе Яхве с водной стихией воплощаются в метафорах огня, света и воды. Эти метафорические качества тесно связаны друг с другом, поскольку орудием борьбы служат «громы и молнии», а ее результатом — торжество «света» над «тьмой». Именно в значениях огня, света и воды раскрывается космическое божество в библейской поэзии. «Облекшись светом, как одеждой», … Яхве «строит на водах свои чертоги; облака служат ему колесницей, …пылающий огонь — его слуги, … от грозного голоса его удаляются воды», которым отныне положен предел. «Небо» как «верхняя вода» отделяется от «нижней воды. «Верхние» и «нижние» значения «неба» противоположны как значения «света» и «тьмы», как «добра» и «зла».

Франк-Каменецкий подробно разбирает, какую роль играет «вода», «свет» и «огонь» в поэтическом изображении божества. Например, сравнение с «райской рекой», воплощающей божество, обозначает «источник жизни» (источник живой воды и света). «Райская река» протекает как на небе, так и на земле. «Благословение» понимается как исходящая от неба влага (ср. «благословенные дожди»), а дождь — как поэтический синоним «слова божьего» как воплощение истины («пусть польется учение мое, как дождь, пусть закаплет речь моя, как роса, как ливень на зелень и как дождь на траву»). Творческая сила «слова божьего» первоначально мыслится как оплодотворяющая сила влаги, исходящей от божества. «Слово божье» — не только носитель истины, но и справедливости, которая также сопоставляется с «влагой», исходящей с неба.¹⁵

Заметим, что в мифологическом сознании «влага» считалась источником всякой жизни. «Слово божье», воплощенное во «влаге» и понятое как «семя» и как «дух», превращается в творческий принцип — причину зарождения нового существа. Основу подобных превращений можно усмотреть в архетипических формах мифологического натурализма. Библейская поэзия отождествляет «влагу» с «семенем» и превращает ее наравне с «дождем» в символ «слова божьего». Так поэтическое превращение слова в плоть порождает метафору «слово как плоть». Многие другие метафоры библейской поэзии ведут свою родословную от «воды» с присущими ей творческими способностями.

Характеристики

Список файлов курсовой работы