2763-1 (611563), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобои вдвоем
Предполагаем жить... И глядь — как раз — умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля -
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
Прошение об отставке, поданное в июне 1834 года, в том же месяце, когда были написаны эти строки, вызвало недовольство царя. Уговоры друзей не обострять отношений с государем, и без того натянутых, запрещение, в случае ухода со службы, доступа в архивы заставили поэта изменить решение. Ему удалось, однако, настоять на необходимости отпуска в деревню.
Теперь в Болдино влекут не только надежды на отдых и новый прилив вдохновения, но, прежде всего, хозяйственные заботы. Давно ужe Пушкину не дают покоя долги по Болдину и Кистеневу, заботы о материальном положении не только собственной семьи, но и родственников. В письме к Нащокину поэт сообщает о своем намерении взять на себя дела по управлению Болдином: «...я желал бы и успокоить старость отца, и устроить дела брата Льва...»
Как и в первый приезд, Пушкин добрался до Болдина быстро. Старый барский дом нуждался в ремонте. К приезду поэта для него была отведена отдельная комната в «вотчинной конторе».
Флигель, где находилась когда-то вотчинная контора (ее называли еще «бурмистрской», «судной избой») с годами состарился, пришел в ветхость. Несколько лет тому назад была проведена его реставрация в соответствии со старинными планами, документами, фотографиями конца прошлого — начала нынешнего столетия и воспоминаниями болдинских старожилов. Ныне в начале липовой аллеи заповедного парка стоит вотчинная контора Пушкиных — флигель соснового леса, крытый тесом, с двумя входами — парадным и черным. Внутреннее его устройство характерно для крестьянских построек Нижегородской губернии XIX века: две большие комнаты, соединенные холодными сенями.
В ходе реставрационных работ были собраны сведения по истории этого флигеля. Выяснилось, что в пушкинское время бурмистрская стояла на берегу пруда, неподалеку от церкви. После отмены крепостного права в ней находилась волостная контора, затем бывшую «вотчинную» перевезли на хутор Пушкиных Алексеевский, в 4 верстах от Болдина, где она и находилась до 1910—1911 годов и использовалась как жилище для хуторских старост.
В начале XX века, когда Л. А. Пушкин продал усадьбу Дворянскому земельному банку, флигель опять перевезли в Болдино и поставили в липовой аллее сада. С 1949 года по 1963 год в нем размещалась литературная экспозиция музея А. С. Пушкина. К 175-летию со дня рождения поэта здесь открылся новый мемориально-бытовой музей «Вотчинная контора Пушкиных». В правой части флигеля воссоздана обстановка конторы, в левой — комната, в которой останавливался поэт.
Войдя в музей, посетитель попадает в сени и видит предметы, давно ушедшие из повседневной жизни, ставшие музейной редкостью. На вбитом в потолок железном крюке висит липовая бадейка с медным ковшичком, неподалеку от них — железный умывальник — урыльник, полотенце ручной работы, напротив — деревянный фонарь, овчинный тулуп... В углу — сундуки, полка, уставленная кувшинами и кринками черной глины из соседнего села Казаринова, лубяными коробами, кошелями из лыка.
Вдоль стены массивная широкая скамья. В сенях крестьяне, пришедшие в «бурмистрскую», ожидали, когда их позовут к управляющему.
В правой половине флигеля, где находилась «контора», по возможности точно воссоздана ее обстановка. Это просторная невысокая горница, напоминающая обычные крестьянские избы, с нештукатуренными стенами из гладко обструганных бревен, некрашеными, отмытыми до белизны полами и потолками. Запах сосновой смолы растворен в воздухе. В красном углу икона с изображением Александра Невского. Рассказывают, что она висела здесь и раньше.
Мебель (сундуки, столы, стулья) относятся в большей части к вещам крестьянского быта. Но предметы, совсем не характерные для деревенских изб того времени,— кипы бумаги, чернильницы, гусиные перья — придают обстановке конторы оттенок официальности.
В простенке между окнами невысокое бюро. Здесь когда-то вершил дела по имению поверенный Пушкиных — управляющий. На бюро — два бронзовых подсвечника, медный чернильный прибор с выдвижным ящиком, чернильницей, песочницей и коробочкой для перьев. По местным рассказам, он находился много лет назад в вотчинной конторе.
Может быть, этот прибор стоял перед управляющим, когда он начинал лист словами: «Его высокоблагородию Александру Сергеевичу Пушкину...»
Среди бумаг, лежащих на бюро, доверенность, данная поэтом в 1834 году управляющему Иосифу Матвеевичу Пеньковскому с перечислением его обязанностей: вести от лица владельца Болдина бумаги всякого рода, отпускать крестьян для оброчных промыслов, следить за своевременной выплатой налогов, назначать рекрутов.
Тут же записка Пеньковского: «Василий Семенов! отпусти на базар льну 6 пудов или побольше». А на обороте другой рукой помечено: «На базар выдано 6 пудов».
В старинном шкафу со стеклянным затвором календари-месяцесловы, «Сенатские ведомости» за 1825 год, «Новый полный методический лечебник...конский и скотский» (конца XVIII века). Книги не случайно в вотчинной конторе: управляющий, священник, писари были единственными грамотными на селе, к ним шли крестьяне за советом.
Уважение к «грамотеям» жило в болдинцах с детства; ведь все, что могли они сами,— это поставить крест вместо подписи после слов «за неумением грамоте руку приложил». Об особом положении грамотных в деревне напишет Пушкин в «Истории села Горюхина».
Не знакомых ли болдинских конторщиков вспомнит он, когда упомянет в своей повести о земском Терентии, прославившемся «сочинением всякого роду писем, челобитьев, партикулярных пашпортов и т. п.»?
Простые крестьянские столы писарей со множеством тетрадей из грубой синей бумаги, медными чернильницами, песочницами, счетами, коваными железными подсвечниками стоят неподалеку от бюро управляющего. Рядом с ними некрашеные стулья. Некоторые тетради раскрыты... Нетрудно представить будни вотчинной конторы.
За столами сидят конторщик Петр Киреев, тот самый, что оформлял когда-то документы по вводу Пушкина во владение Кистеневом, и его помощники — писари. Скрепят гусиные перья, изредка шуршит песок, которым посыпают только что исписанные листы бумаги, чтобы высушить чернила. Время от времени входят посетители. Кто просит отпустить на заработки в Уральск, кто отсрочить выплату оброчных. Некоторые хотят занять из господских денег на покупку лошади, на свадьбу дочери или сына, обещают управляющему взамен зерно частью из нынешнего, частью из будущего урожая.
Богатый мужик принес в бурмистрскую деньги за отданного к нему в батраки бедняка. Дворовые девки и бабы приносят сотканные ими льняные, конопляные, посконные «клетки». Их после придирчивого осмотра складывают в сундуки, и писарь заносит в «Книгу расходов господского льну, поскони и кудели» очередное количество волокна, выданное «на прядиво».
По приказу управляющего собираются назначенные миром старики для разбирания разных справок: Смолин, Сковородов, Степан Егоров, Андрей Налевин, Макар Игнатов... Решают, кого отдать в рекруты, как наказать провинившихся. И все важное, что присходит за день, заносится конторщиком в «Памятную книгу»: «Тимофей Пядышев выдавал пуговицы вместо четвертаков... за муку...решено наказать 40 ударами розог».
А через несколько страниц после записи о наказании — сообщение о таком событии на барском дворе, как... рождение бычка. Стиль подобных «памятных книг» Пушкин пародирует в «Истории села Горюхина».
Андрей Степанович Белкин, записывает в календаре-месяцеслове: «4 мая. Снег. Тришка за грубость бит. 6 — корова бурая пала. Сенька за пьянство бит. 8 — погода ясная. 9 — дождь и снег. Тришка бит по погоде».
В определенные дни староста приносит в контору очередной сбор оброка. Развязывает потертый выцветшии мешочек — на столе перед управляющим появляется кучка медных монет. Конторщик записывает принесенное в «Книгу сбора оброчных сумм». Управляющий складывает деньги в специальный сундучок — «копик». Он недоволен: число недоимщиков растет, оброк не выплачивается вовремя.
«Оброчные крестьяне, которые уходят на заработки в Уральск, являются без денег... от многих получил я вместо 60 руб. 10 и 20 р. за год»,— сообщал И. М. Пеньковский в одном из писем отцу поэта. Особенно разорилось Болдино в годы управления Михаила Калашникова, на которого крестьяне жаловались Александру Сергеевичу неоднократно. Может быть, его имел в виду Пушкин, когда описывал образ правления приказчика в своей «Истории села Горюхина»:
«Оброк собирал он понемногу и круглый год сряду. Сверх того, завел он нечаянные сборы. Мужики, кажется платили и не слишком более противу прежнего, но никак не могли ни наработать, ни накопить достаточно денег».
Подобно многим помещикам своего времени Пушкины хозяйством не занимались: болдинское и кистеневское имения были заложены, в целом сумма долгов превышала 180 тысяч рублей. Несколько раз в год в Болдино приходили бумаги из Московского и Санкт-Петербургского опекунских советов о немедленном взыскании процентов; в случае неуплаты имению грозила продажа с молотка.
Тщательно ведет Пеньковсий «Книгу для записи получаемых квитанций опекунских советов». На одной из ее страниц запись об уплате Александром Сергеевичем Пушкиным в опеку под залог Кистенева 7200 рублей.
Приходя в контору, Пушкин вместе с управляющим проверял счета, документы. Еще до поездки в Болдино он писал: «Родители мои не знают, что они на волос от полного разорения».
Осенью 1834 года, занимаясь делами по управлению Болдином, он убедился в справедливости своих опасений.
Обстановка, воссозданная в комнате, где жил поэт, типична для провинциальных небогатых помещичьих домов. Мебель красного дерева, тяжелая, массивная, создана руками деревенских мастеров. Ей недостает изящества, но она добротная и рассчитана на долгую жизнь. У стены неширокий длинный диван, обитый холостяной набойкой. Над ним два бронзовых трехрожковых бра XVIII века. Перед диваном ломберный стол с дорожной шкатулкой, в простенке — бюро, у окна — конторка. Над сундуками висит зеркало в старинной раме петровского времени. В углу — напольные часы.
Каким можно представить Пушкина времени третьего приезда? Невольно встает в памяти последний прижизненный его портрет работы художника И. Л. Линева. Он удивительно человечен, и неизменно, глядя на него, ощущаешь боль за Пушкина. В выражении усталых скорбных глаз, в опущенных плечах угадывается трагедия последних лет жизни поэта:
Я возмужал среди печальных бурь,
И дней моих поток, так долго мутный,
Теперь утих дремотою минутной
И отразил небесную лазурь.
Надолго ли?..
Можно представить, как к приезду Пушкина была жарко натоплена печь, вымыты полы, потолки, стены, перенесена мебель из барского дома, на окна повешены занавески.
13 сентября он вошел в свое новое жилище. Озябнув в дороге, порадовался теплой комнате, сухому потрескиванию дров в печи. От первого снега за окном комната выглядела уютнее, праздничнее, а бревенчатые сосновые стены, казалось, излучали ровный медовый свет. Из окошек был виден пруд, в темную воду падали снежные хлопья, мешаясь у кромки берега с намокшей листвой. Снег лежал на склоненных ветках еще не оголенных деревьев, мягко окутывал землю.
«В деревне встретил меня первый снег, и теперь двор перед моим окошком белешенек...— пишет поэт Наталье Николаевне 15 сентября.— Я рад, что добрался до Болдина; кажется, менее мне будет хлопот, чем я ожидал. Написать что-нибудь мне бы очень хотелось. Не знаю, придет ли вдохновение».
Вынуты из дорожных сундуков бумага, перья, чернильный прибор, несколько привезенных в Болдино книг: «История завоевания Англии норманнами» Огюстена Тьерри, томики Вальтера Скотта — Пушкин готовится к работе над «Капитанской дочкой» и ему хочется еще раз перечитать романы английского писателя — мастера исторического жанра. Но прежде чем заняться любимым трудом, пришлось вникнуть в дела хозяйственные.
На ломберном столе в комнате поэта лежит тонкая тетрадь. Знакомым пушкинским почерком написано: «Щеты по части управления Болдина и Кистенева». Кажется, о себе самом сказал Пушкин в статье о Вольтере: «Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучений и восторгов».
За «смиренными цифрами» пушкинских счетов таятся не только его финансовые затруднения, но и отношения поэта с родственниками. Хлопоты по имению начинаются с того, что Пушкин из денег, полученных за «Историю Пугачева», дает некоторую сумму отцу с матерью, оплачивает карточные долги брата Льва Сергеевича. Рядом с крупными цифрами расходов в той же тетрадке записаны мизерные оброчные суммы, полученные из Болдина.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
