60024 (611170), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Достаточно неожиданно для всех, Франции удалось в максимально короткие сроки восстановить экономику и промышленность. Страна быстро поднималась пусть и не на прежний, но на достаточно высокий уровень. Важнейшим обстоятельством было то, что все контрибуции за 1871 год (а это, как мы помним, полтора миллиарда франков) были уплачены точно в срок и в соответствии со всеми условиями, выдвинутыми во Франкфурте немецким правительством. Недовольство Бисмарка вызывал также факт явного патриотического подъема французов. Будучи в целом довольно политкорректным, он, тем не менее, всячески подчеркивал необходимость реванша – нет, не военного, но культурного, экономического, промышленного. Широкую известность приобрел патриотический акт великого ученого Луи Пастера, который своим изобретением пастеризованного пива фактически вытеснил с внутреннего рынка немецкие сорта янтарного напитка, да и в самой Германии изрядно потеснил местного производителя. Художники пишут полотна о величии Франции, писатели пишут романы о ее историческом прошлом, намекая на такое же великое будущее. Слово «реванш» звучит повсеместно, вызывая ярость в стане соседей…
В этих условиях Бисмарк начинает достаточно открыто намекать на необходимость повторного вторжения во Францию с целью ее полного разгрома. Однако феерические победы 60-х годов, очевидно, все же несколько вскружили канцлеру голову, так как первоначально он даже не думает о возможности противодействия со стороны великих держав. В сентябре 1872 года в Берлине собирается конгресс, в котором принимают участие императоры Германии, Австро-Венгрии и России Вильгельм I, Франц Иосиф и Александр II со своими министрами иностранных дел – Бисмарком, Андраши и Горчаковым. Особенностью конгресса было то, что встречи между его участниками происходили в двустороннем формате, и ни разу не было осуществлено тройное заседание. Бисмарк, заручившись нейтралитетом Австрии, наткнулся на жесткое сопротивление со стороны России. Никакие уверения в том, что Франция является рассадником вредоносных социалистических идей в Европе, не действовали на Горчакова, хотя в императоре Александре находили некоторую заинтересованность (вспомним, что в самой России этот период характеризуется внутренним беспокойством и нарастанием революционного движения). Тем не менее, ослушаться Горчакова император не решался, понимая его осведомленность в политических играх [17].
Горчаков действительно был на тот момент, пожалуй, единственным человеком в Европе, который четко понимал, куда клонит Бисмарк. Старый князь, закончивший Царскосельский лицей еще в один год с Пушкиным, был наставником молодого Бисмарка, проходившего дипломатическую службу в Петербурге в 1859 году. Многому князь научил Бисмарка собственноручно, а потому мог просчитывать все его хитроумные ходы и комбинации. Горчаков отчетливо видел, что разгром Франции приведет к полной гегемонии Германии на континенте, что было явно не на руку России, пусть даже и в краткосрочной перспективе могло помочь решить некоторые вопросы на Балканах. Поэтому Горчаков и парировал все доводы Бисмарка, в результате чего нажил в его лице самого горячего врага на всю оставшуюся жизнь.
Об уверенности Бисмарка в том, что великие державы не будут создавать препятствий на пути повторного вторжения свидетельствует и директива немецкому послу в Париже фон Арниму от 20 декабря 1872 года: «…вражда со стороны Франции принуждает нас желать, чтобы она была слабой» [18]. Как видим, Бисмарк и не сильно скрывает в этот момент свои планы, правда, представляя Германию лишь жертвой перед лицом страждущих реванша французов.
Не сумев выторговать у России и Австрии карт-бланш на решение французской проблемы, Бисмарк попытался действовать тоньше. В мае 1873 года немцы совершают визит в Петербург на высшем уровне – Вильгельм, Бисмарк и Мольтке приезжают в Северную Пальмиру для выработки и подписания военной конвенции. Тем не менее, эта конвенция, хотя и означала военный союз двух государств, никоим образом не являлась одобрением Россией агрессивных планов Бисмарка, так как Горчаков после нескольких часов споров, добился таки внесения в ее текст следующих слов – «конвенция означает стремление улучшить господствующий ныне в Европе мир и удалить самую возможность войны» [19].
Мне кажется, что весной 1873 года Бисмарк и отошел от достаточно волюнтаристской идеи осуществить повторное полномасштабное вторжение на территорию Франции с «разрешения» великих держав. Вместо этого, что доказывает заключение военной конвенции с Россией и последующее заключение Священного союза трех императоров, он перешел на позиции заключения твердого мира и договора о ненападении с континентальными грандами в надежде позже найти зацепку для нападения на Францию, либо (что еще лучше) – спровоцировать французов на самостоятельное наступление. В этом случае за «несправедливо обиженную Германию» обязаны были вступиться союзники. Ну а в мастерстве провокаций и тонкой политической интриги Бисмарка никто не сомневался еще со времени тонкой операции, называемой в исторической науке «Гаштейнской конвенцией 1865 года».
При этом интересно, что начало подобной политики, вполне возможно, было спровоцировано самими Австрией и Россией. 6 июня 1873 года Александр II и император Франц Иосиф встречаются в Шёнбрунне, заключив договор о союзе и военной взаимопомощи [20]. 23 октября к этому договору спешно присоединяется Вильгельм I. Бисмарк в публичной речи объявляет, что союз трех императоров – не что иное, как реинкарнация существовавшего в начале столетия Священного союза с его святыми принципами защиты монархического принципа и борьбы со зловредными политическими течениями (и здесь Бисмарк не преминул отпустить тонкий намек насчет Французской республики) [21].
Внутренняя политика Бисмарка в начале 70-х годов характеризуется так называемым «Культуркампфом» – «культурной борьбой», в которой канцлер схлестнулся в поистине непримиримой схватке с католической церковью. Мне хотелось бы высказать предположение, что, помимо ряда объективных внутренних причин (вроде затормаживающего влияния католической церкви на процессы интеграции германских государств, на осуществление промышленной революции и т.д.), эта борьба в определенной степени диктовалось и основными внешнеполитическими задачами Германской империи тех лет. Борьба с католической церковью означала уменьшение числа католиков в стране, а значит – сокращение единоверцев с Францией, что позволяло использовать в антифранцузской агитации и религиозную патетику. Но более важным представляется то, что антикатолические лозунги Бисмарка словно музыка отзывались в сердце императора Александра, ведь Россия одной из основных проблем имела непокорность поляков, успевших поднять два восстания, и постоянно представлявших угрозу для внутреннего порядка империи.
1873 год вообще стал определяющим в истории изучаемой нами проблемы. Именно в 1873 году французы полностью завершили выплату контрибуций [22], что представлялось еще два года назад просто невозможным. Этим самым Франция получила право вполне резонно требовать полного очищения своей территории от немецких войск, чего Бисмарк ожидал ну никак не раньше хотя бы 1875 года. После долгих бюрократических препирательств немцы в середине октября все же покидают Францию, а Бисмарк пишет прямо таки программное письмо Одо Расселу: «…если они (французы – Е.Л.) думают о реванше, то он (в данном письме Бисмарк пишет о себе в третьем лице – Е.Л.) предпочтет довести дело до конца и объявит им завтра войну, вместо того, чтобы ждать, пока они подготовятся к нападению…» [23].
Итак, нападение на Францию становится первоочередной внешнеполитической задачей Бисмарка в конце 1873 года. Дело ускорило то обстоятельство, что Франция в максимально короткие сроки завершила выплату контрибуций и совершила экономический подъем, поставив тем самым под вопрос германскую гегемонию на континенте, уже запланированную канцлером Бисмарком.
К концу 1873 года для Бисмарка становится очевидной необходимость нападения на Францию. По возможности это нападение следовало произвести уже в 1874 году. Поэтому уже концом 1873 года и датируется первый демарш со стороны Германии. В этом демарше отчетливо проявляется политический стиль «старого лиса» Бисмарка, уже не раз послуживший ему и Германии на пользу.
Итак, в конце 1873 года епископ города Нанси выступил с пастырским посланием. В этом послании содержался призыв к пастве молиться за возвращение областей Эльзаса и Лотарингии Франции. Бисмарк вцепился в этот инцидент, ответив требованием к французскому правительству о наказании неполиткорректного епископа [24]. Но симптоматичным было не это, а то обстоятельство, что все германские дипломатические миссии, расположенные в европейских столицах, немедленно были информированы по секретным каналам о возможности военных мер со стороны Германии против Франции. Части приводились в боевую готовность. В прессе же, к тому времени уже давно полностью подконтрольной Бисмарку, была развязана истеричная кампания против Франции и ее руководства, прямо обвинявшегося в вынашивании реваншистских идей.
Что до самого французского руководства, которое в мае пережило смену президента (вместо Тьера этот пост занял Мак-Магон – генерал, хорошо помнивший ужасный разгром 1870 года), то оно повело себя максимально осторожно. Не последовало никаких резких заявлений, епископ Нанси был смещен с кафедры, по отношению обвинений в стремлении к реваншу последовали спокойные опровержения. В принципе, планы Бисмарка вряд ли являлись откровением для французской верхушки. Вряд ли для них было также не понятным очевидное военное отставание Франции от северной соседки. Ясно было, что без сильных союзников Франция будет разгромлена, причем в этот раз уже почти окончательно. А в целях добычи сильных союзников очень важно было сохранить имидж жертвы, на которую покушается несправедливый агрессор, чем французы и занимались, достигнув в этом занятии немалых успехов.
Такие действия Франции вкупе с уже поднадоевшей Европе и вызывавшей справедливые опасения великих держав непомерной агрессией Германии, привели к тому, что правительства России, Великобритании и даже союзнической Австро-Венгрии в течение месяца опубликовали дипломатические ноты, где провозглашались принципы мирного сосуществования государств в Европе. За этим явственно читалось одно – великие страны полны решимости не допустить повторного поражения Франции.
3. «Военная тревога» 1875 года
Наткнувшись в начале 1874 года на столь жесткую отповедь, Бисмарк несколько отступился от своих планов. Тем более этот год был для него характерен осложнениями во внутренней политике, что, естественно, несколько сместило его приоритеты туда (в 1874 году своего апогея достиг «Культуркампф»). Однако полностью отказаться от своего замысла Бисмарк не мог, так как отчетливо видел экономические успехи Франции (а ее развитие с 1874 года – первого года без репараций – пошло еще быстрее) и видел недовольство Эльзаса и Лотарингии.
В 1875 году случился конфликт Германии с Бельгией. Один полоумный бельгиец предложил парижскому архиепископу за приличное вознаграждение убить Бисмарка. Архиепископ, стоит отдать ему должное, поступил более чем грамотно, переслав Бисмарку это предложение. Бисмарк разразился рядом грозных нот в отношении Бельгии, которую обвинил в потворничестве «антигерманской деятельности клерикалов». Однако дело было постепенно замято, а сумасшедший отправился в более подобающе его статусу заведение [25].
Тем не менее, этот несколько курьезный случай вновь переориентировал внимание Бисмарка на Францию. Да и ситуация складывалась не в пример более благоприятная, нежели в 1873–1874 гг. Дело в том, что на Балканах активно развивалось освободительное движение славянских народов. Вся Европа отлично знала о том, что значительную помощь славянам неофициально оказывает Россия. Знал это, конечно, и Бисмарк. Кроме того, Бисмарк знал и о том, что Высокая Порта ни в коем случае не даст славянам независимости без боя, иными словами, Бисмарк предвидел возможность в ближайшее время русско-турецкой войны. В этом случае Германии было бы выгодно поддержать Россию в обмен на ее благожелательный нейтралитет в схватке Германии с Францией. Именно с такими предложениями отправлися в марте в Петербург с дипломатической миссией посол от Германии Йозеф фон Радовиц. Неожиданно он наткнулся на упорное несогласие России отступиться от своего курса на поддержку Франции. Радовиц провел в Северной Пальмире несколько недель, неоднократно виделся и с Горчаковым, и с императором Александром II, однако ничего положительного для себя добиться не сумел.
Еще во время миссии Радовица Бисмарк начинает постепенную подготовку к войне. 4 марта в Германии запрещается вывоз за границу империи лошадей – одного из главных стратегических ресурсов любой армии XIX столетия [26]. После этого канцлер в целях подготовки к войне настоящей инспирирует войну газетную. Причем в своем неповторимом стиле Бисмарк развязал эту кампанию как ответ на «агрессию». Дело в том, что в марте Франция, для которой, понятно, указ о запрете продажи за границу немецких лошадей не сулил ничего хорошего, приняла закон о некотором расширении армии. В ответ на это 5 апреля «Кёльнише Цайтунг» публикует большую статью о том, что Франция готовится к полномасштабному вторжению на территории Германии с целью вернуть Эльзас и Лотарингию. Через четыре дня, 9 апреля 1875 года, берлинская газета «Пост» публикует статью под заголовком «Предвидится ли война?», причем ответ на этот вопрос подразумевался положительный [27].
События, начавшиеся в марте 1875 года и продлившиеся до встречи Горчакова с Бисмарком в Берлине, совершенно закономерно получили в историографии название «военная тревога». В самом деле, никогда Германия не была так близко к повторному наступлению на Париж. Даже осторожный мудрец Мольтке заявляет английскому послу: «Желает войны не та сторона, которая выступает, а та, которая своим образом действий заставляет других выступать» [28]. В общем, прямо по Бисмарку: «Мы будем делать политику, а историки нас потом оправдают!»… Сам канцлер тоже не остался в стороне от информационной перестрелки, заявив: «К 1876 году Франция будет готова на нас напасть!» [29].
В конце апреля противостояние перешло в официальную сферу. Французский МИД получил официальную ноту, в которой Германия высказывала неудовлетворенность французскими действиями, называя их угрожающими. Словом, даже оправдание для войны уже было найдено (французский посол в эти дни записал в дневнике: «влиятельные круги в Германии считают грядущую войну обоснованной с политической, философской, даже с христианской точек зрения!» [30]). Стоит ли говорить, что военная подготовка к новому «маршу на Париж» давно уже началась!
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
