57422 (610581), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Исход династического кризиса зависел в значительной мере от позиции церкви. Но официальное руководство церкви ничем не выразило своего отношения к претензиям Старицких. Замечательно, что летописные приписки вовсе не называют имени Макария и не упоминают о его присутствии на церемонии присяги, немыслимой без его участия. Это наводит на мысль, что ловкий владыка предпочел умыть руки в трудный час междоусобной борьбы и сохранил нейтралитет в борьбе между Захарьиными и Старицкими.
Дело клонилось к заговору против наследника и регентов. Но заговорщики не успели осуществить своих намерений. Планы дворцового переворота потерпели неудачу: царь выздоровел, и вопрос о престолонаследии утратил остроту.
Оправившись от болезни, царь Иван отправился с семьей на богомолье в Кириллов монастырь. Там он имел долгую беседу с престарелым советником Василия III старцем Вассиаыом Топорковым. Вассиан снискал известность как сторонник сильной монархической власти, и царь, узнавший кое-что о недавнем заговоре, говорил с ним относительно обнаружившейся крамолы. Между прочим, Иван задал старцу вопрос: «Како бы могл добре царствовати и великих и сильных своих в послушестве имети?» В ответ Топорков настойчиво советовал царю ограничить влияние боярства. Предостережения старца касались не одной только знати. Доказательством тому служат жестокие гонения против нестяжателей и еретиков, происшедшие тотчас после возвращения Ивана IV из Кириллова.
Будучи человеком от природы любознательным, царь не чуждался иноверцев. Он охотно приглашал к себе немца Ганса Шлитте и расспрашивал его об успехах наук и искусства в Германии. Рассказы сведущего иноземца так увлекли царя, что он под конец отправил его в Германию с поручением разыскать там и пригласить в Москву искусных врачей, ремесленников и даже ученых богословов.
Заветным желанием Ивана было заведение в России книгопечатания. Неизвестно, по чьему совету царь обратился в данию с просьбой прислать печатника. Король Христиан III отозвался на его обращение и в 1552 г. направил в Москву мастера. Ганса Миссенгейма с типографскими принадлежностями Библией в немецком переводе Лютера.
Православное духовенство отнеслось к миссии датского печатника с крайним подозрением. Самое беглое знакомство привезенными им книгами обнаружило их еретический характер. Церковь всеми силами воспротивилась введению на Руси печатного дела, усмотрев в этом козни датских еретиков.
Расследование по поводу датских «люторов» вскоре обнаружило крайне неприятные для церковного руководства факты. Выяснилось, что ересь уже пустила корни на святой Руси. Первым забил тревогу Сильвестр, объявивший царю, что в Москве «прозябе ересь и явися шатание в людех в неудобных словес о божестве». Иван призвал к себе заподозренного в ереси дворянина Матвея Башкина и велел ему читать и толковать Апостол. Ознакомившись с «развратными» взглядами Матвея, царь приказал посадить еретика в подклеть на царском дворе и нарядил следствие. Оказалось, что ересь свила себе гнездо при дворе старицкого удельного князя. Главными сообщниками еретика были дворяне Борисовы, троюродные братья и видные придворные княгини Евфросинии. Баш-кин и Борисовы проповедовали неслыханные идеи: они называли иконы «идолами окаянными», отрицали официальную церковь, «хулили» самого Христа и называли баснословием священное писание. Кроме того Башкин осуждал рабство и требовал упразднить холопство.
По решению священного собора еретики были преданы анафеме. После пыток Матвей Башкин был заточен в тюрьму Иосифо-Волоколамского монастыря. Его брат Федор Башкин был приговорен к смерти и предан публичному сожжению. Иван Борисов отправился в ссылку на далекий остров Валаам.
В связи с судом над Башкиным дьяк Иван Виско-ватый обвинил в пособничестве еретикам Сильвестра и вождя нестяжателей Артемия. Осифляне подхватили эти обвинения, в результате чего Артемий был отлучен от церкви и отправлен на вечное заточение в Соловки.
Будучи ортодоксом, Висковатый назвал еретической роспись Благовещенского собора в Кремле, выполненную под наблюдением Сильвестра. Не один год дьяк, пытаясь скомпрометировать Сильвестра, «возмущал народ» против новых икон. Сильвестр не остался в долгу и обратился к царю с посланием против «избных» (приказных) людей, впавших в «бесстыдство». Руководство церкви не поддержало Висковатого. Сомнения по поводу новых икон слишком близко затрагивали митрополита да и лично царя, одобривших роспись придворного собора. Еще большее значение имел тот факт, что Сильвестр отдал на расправу осифлянам своих недавних союзников — нестяжателей.
Едва закончились процессы над еретиками, как вскрылись новые подробности относительно заговора приверженцев Старицких. Опасаясь разоблачения, некоторые из них готовились бежать за рубеж. Боярин С. Ростовский выдал литовскому послу важные решения Боярской думы и пытался убедить его отказаться от заключения мира с Москвой, поскольку царство оскудело, а Казани царю «не сдержати, ужжо ее покинет» 5. Изменник просил посла предоставить ему убежище в Литве. Вскоре С. Ростовский снарядил к королю сына Никиту, с тем чтобы получить охранные грамоты для проезда за рубеж. Но пограничная стража схватила Никиту на литовском рубеже, и измена раскрылась. Преданный суду боярин Ростовский сделал чрезвычайно важные признания относительно заговора Старицких. Положение Старицких окончательно пошатнулось. Мало того, что при их дворе свили гнездо еретики. Князь Владимир и его мать оказались повинны также в антиправительственных интригах. В Москве ждали суда и казней. Но расследование было прекращено благодаря вмешательству духовенства и Боярской думы. За тягчайшие государственные преступления боярский суд приговорил Ростовского к смертной казни и послал его «на позор» вместе с товарищами. Однако в последний момент опальному боярину объявили о помиловании и после наказания батогами сослали в тюрьму на Белое озеро.
Князь Ростовский обязан был жизнью Сильвестру. Наставник царя воспользовался правом «печалования» за опальных, чтобы окончательно замять дело о боярском заговоре в пользу Владимира Андреевича. Старицкйе вполне оценили заслуги скромного придворного проповедника. Сильвестр стал частым советчиком у княгини Ев-фросинии и завоевал ее «великую» любовь.
Благовещенский поп нашел себе и других влиятельных покровителей. Ими были знаменитый воевода князь В. А. Горбатый и князь Д. Курлятев-Оболенский. Придет время, и Иван IV упрекнет своего учителя за то, что тот злоупотребил его доверием и «препустил» Курлятева в ближнюю царскую думу. Ближняя дума служила средоточием высшей власти, последней инстанцией решении всех важнейших вопросов. Через, Курлятена Сильвестр смог влиять на деятельность органа, в состав, которого он формально не входил.
Время наибольшего могущества Сильвестра и Курлятева ознаменовалось широкой раздачей думных чинов представителям высшей титулованной знати. Вместе с думными титулами новоиспеченным боярам были переданы из казны десятки тысяч четвертей земли, тысячи крестьянских дворов.
Редактор, правивший официальную летопись после отставки Сильвестра, нарисовал яркими красками портрет временщика, склонного «спроста реши всякие дела». Никто не смел творить что-нибудь не по его велению, зато он «всеми владяше, обема властми, и святительскими и. царскими, якоже царь и святитель». Летописец упрощенно объяснял причину могущества Сильвестра тем, что все его слушали и не смели ему противиться «ради царского жалованья» к нему. Скромный придворный священник-разночинец в самом деле оказывал исключительное влияние на личность молодого царя Ивана IV. Но не только это обстоятельство обеспечило ему высокое положение.
Вершины карьеры Сильвестр достиг в период после династического кризиса, когда раскол в ближней думе и взаимная борьба между Старицкими и Захарьиными позволили ему выступить в роли примирителя противоборствующих сил. Мы ничего не знаем о политических умонастроениях Сильвестра. Можно догадаться, что политика сама по себе не слишком волновала его. Благовещенский поп умел поддерживать добрые отношения и с покровительствовавшей ему знатью, принимавшей новшества с оговорками, и с кружком молодых друзей царя, мечтавших о широких реформах. Как только придворный проповедник осознал роль Адашева в правительственном механизме, он немедленно включил его в число своих друзей. «Умыслив лукавое», жаловался позднее Иван IV, «поп Селивестр и со Олексеем (Адашевым) здружился и начата советовати отаи нас, мневша нас неразсудных суща». Трудно сказать, какая сторона извлекла большие выгоды из союза. Сильвестра мало заботили чины и доходные места. Отношение Адашевых к земным благам было совсем иным. Несмотря на худородство, Алексей Адашев выхлопотал для отца боярский чин? сам же удоволъствовался чином окольничего. Вместе с титулами реформаторы получили тысячи четвертей земли. Выдвинувшийся на приказной службе «бюрократ» стал крупным землевладельцем и влиятельным членом Боярской думы.
ПОСЛЕДНИЕ РЕФОРМЫ
Добившись полного успеха под Казанью и упрочив положение при дворе, Адашев смог вернуться к государственным преобразованиям. На втором этапе реформ завершилась перестройка центральных органов власти и возникла единая приказная система. Крупнейшие отрасли управления перешли в ведение особых приказов: внешние сношения сосредоточились в Посольском приказе, военные дела — в Разрядном, земельные дела — в Поместном приказе. Старые территориальные учреждения — так называемые дворцы — не были уничтожены, но утратили свое прежнее значение. Приказная система не отличалась полным единообразием, но она отвечала потребностям политической централизации Российского государства. Боярская дума контролировала деятельность приказов, периодически посылая туда окольничих и бояр. Приказы стали разветвленной канцелярией думы. Что касается служилой бюрократии, то она сосредоточила в своих руках все приказное делопроизводство.
Оформление приказной системы ставило правительство перед необходимостью реорганизации кормлений — устаревших органов местного управления. Отмену кормлений и преобразование военно-служилой системы на втором этапе реформ обычно считают крупнейшими мероприятиями Избранной рады. От их оценки в значительной мере зависит общая оценка деятельности этого правительства.
В советской исторической литературе вопрос о реформах 50-х годов вызвал большую дискуссию. Почти все исследователи сошлись в том, что реформы носили про-дворянский характер. Спорным является лишь вопрос о мере уступок дворянству. И.И.Смирнов подчеркивал, что с момента прихода к власти Избранной рады реформы приобрели резко выраженную антибоярскую направленность. По мнению А. А.Зимина, первые преобразования носили компромиссный характер, и только после казанского взятия рада попыталась более решительно ограничить привилегии боярской аристократии и более последовательно провести в жизнь продворянские реформы.
При сравнении двух периодов в истории реформ 50-х годов надо иметь в виду своеобразный характер источников, повествующих о последних преобразованиях Адашева. Тексты важнейших приговоров этого времени сохранились не в подлиннике, а в литературном пересказе. Незадолго до своей отставки Адашев включил в официальную летопись рассказ, ставивший целью прославить его реформаторскую деятельность. Этот рассказ окрашен в апологетические тона и требует критики.
Самый важный адашевский «приговор» 1555—1556 гг. был посвящен кормлениям и службе. Он подвергал решительной критике устаревшую систему местного управления, при которой провинциальные власти, наместники и волостели, кормились за счет населения. Узнав о злоупотреблениях кормленщиков, сообщает летописец, царь велел «расчинить» по городам и волостям старост, которые бы участвовали в судебных делах, и заменил прежние поборы в пользу кормленщика специальным оброком — «кормленным окупом», шедшим в казну.
В «приговоре» о кормлениях имелся один существенный пробел. В нем обходился молчанием вопрос, на какие города и волости распространялась реформа местного управления. Радикальная критика системы кормлений предполагала необходимость полной ликвидации устаревшей системы. Между тем из летописного текста следовало, что царь по рассмотрении вопроса о кормлениях «бояр и велмож и всех воинов устроил кормлением праведными урокы, ему же достоит по отечеству и по дородству» 1.
Правительство приступило к ликвидации кормлений уже в самом начале 50-х годов, и именно тогда были ликвидированы крупнейшие наместничества во внутренних уездах страны (Рязанское, Костромское и др.. После взятия Казани бояре, «возжелаша богатества», разобрали доходнейшие из кормлений, а прочими кормлениями «государь пожаловал всю землю», иначе говоря, знатнейшее дворянство. Новая широкая раздача кормлений имела место в связи с первыми успехами в Ливонской войне в 1558 г. Итак, «приговор» 1555—1556 гг. не ликвидировал систему кормлений одним ударом. Из-за противодействия бояр и знатных дворян, пользовавшихся привилегией замещать «кормленные» должности, отмена кормлений затянулась на многие годы. Перестройка органов местного управления была осуществлена в полной мере и в сравнительно короткий срок только на Севере, где на черносошных (государственных) землях жило малочисленное крестьянское население и почти вовсе отсутствовало землевладение феодалов. Суд и сбор податей, прежде осуществлявшиеся здесь кормленщиками, перешли в руки «излюбленных голов», выбиравшихся населением. На черносошном Севере земское самоуправление дало наибольшие преимущества не дворянам, а купцам-промышленникам и богатым крестьянам. Земская реформа, по мнению Н.Е.Носова, в целом как бы завершила общую перестройку аппарата государственного управления на новых сословных началах.
В центральных уездах земская реформа, начатая еще в 1539 г., носила с самого начала продворянский характер. Правительство передало надзор за местным управлением губным старостам и городовым нриказчикам, которых избирали из своей среды провинциальные дворяне. Губные старосты, а не наместники-кормленщики должны были теперь вершить суд по важнейшим уголовным дедам. Деятельностью губных старост непосредственно руководил Разбойный приказ в Москве.
Летописный рассказ о преобразовании военно-служилой системы в 1556 г. страдает такими же противоречиями, что и повествование о кормлениях. Проблема военной службы и земельного обеспечения дворянства оказалась в центре внимания Адашева с первых дней реформы. В знаменитых «царских вопросах» Стоглавому собору власти впервые заявили о необходимости «уравнять дворян в землях» и обеспечить разоренных «недостальных» дворян. «И то бы приговоря,— значилось в царских вопросах,— да поверстати по достоинству безгрешно, а у кого лишек, ипо недостаточного пожаловати». Не было другого вопроса, который бы так глубоко занимал и волновал всю массу дворянства, как вопрос о земельном обеспечении. Тема «дворянского оскудения» получила наиболее полное освещение в сочинениях известного публициста 50-х годов Ермолая Еразма. Его трактат о «землемерии» содержал проект всеобъемлющей перестройки системы поземельного обеспечения служилого дворянства. Целью Еразма было спасение «скудеющего» мелкого дворянства и вместе с тем облегчение участи крестьян — «ратаев». Еразм добивался того, чтобы дворяне несли воинскую службу в строгом соответствии с размерами их земель. Для этой цели правительство должно было произвести всеобщее «землемерие».
Социальные устремления Еразма, живое сочувствие нуждам угнетенного крестьянства были чужды членам кружка Адашева, интересы которых ограничивались желанием провести продворянские военно-административные реформы. Но выдвинутые им смелые идеи, возможно, оказали влияние на воззрения Адашева. Следы такого влияния обнаруживаются в летописном рассказе о реформе военно-служилой системы в 1556 г. Согласно этому рассказу, «приговор» о службе должен был воплотить в жизнь идею уравнения дворян в земельных владениях: «Посем же государь и сея расмотри: которые велможы и всякие воины многыми землями завладели, службою оскудеша, не против государева жалования и своих вотчин служба их,— государь же им уровнения творяше: в поместьях землемерие им учиниша, комуждо что достойно, так устроиша; преизлишки же разделиша неимущим» 2. Перед нами литературная версия, а не подлинный текст закона. Тщетно мы стали бы искать в нем ответ на вопрос, какие поместные оклады служили основой уравнительного «землемерия» и как определялись «излишки» у вельмож, «оскудевших службой».
Из дальнейшего летописного изложения можно заключить, что реформа свелась к очередному генеральному смотру дворянского ополчения, во время которого служилые люди и «новики» получили положенные им поместные оклады, а «нетчики» лишились своих земельных владений. Среди землевладельцев, лишившихся «преиз-лишков», были, конечно, не одни «вельможи». Кроме них, пострадали вдовы, малолетние дети дворян, разоренная мелкота, «избывшая службы».