57422 (610581), страница 5

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 5)

В 1549 г. «собор примирения» принял решение о том, чтобы исправить Судебник «по старине». Приказы при­ступили к делу немедленно и год спустя передали на ут­верждение думы новый Судебник. В центре законодатель­ной работы, по-видимому, стоял Казенный приказ, воз­главляемый казначеями. Не случайно в период подготовки нового кодекса законов А. Адашев получил чин казначея. Как только работа над Судебником подошла к концу, Адашев покинул Казенный приказ.

Составители судебника не внесли изменений в те за­коны государства, которые определяли взаимоотношения феодалов и крестьян. Нормы Юрьева дня были со­хранены без больших перемен. Крестьяне по-прежнему могли покинуть землевладельца в течение двух недель на исходе осени. Свое внимание законодатели сосредоточили на проблеме совершенствования системы центрального и местного управления. Новый Судебник ускорил формиро­вание приказов, расширил функции служилой приказной бюрократии, несколько ограничил власть наместников-кормленщиков на местах. Новые статьи Судебника преду­сматривали непременное участие выборных земских властей — старост и «лучших людей» — в наместничьем суде.

Одновременно с судебной реформой кружок Адашева занялся упорядочением местничества. В военном деле анахронизм местнических порядков ощущался особенно остро. Назначения на высшие воеводские посты по прин­ципу «породы» и знатности приводили на поле брани под­час к катастрофическим последствиям. Боярская дума и знать не допустили отмены местничества, чего требовали дворянские публицисты. По этой причине «приговоры» о местничестве носили половинчатый, компромиссный характер. Они воспрещали воеводам вести местнические споры в период военных действий, а кроме того, вноси­ли некоторые перемены в структуру военного командова­ния. Новые законы позволили правительству назначать в товарищи к главнокомандующему (непременно самому «породистому» из бояр) менее знатных, но зато более храбрых и опытных воевод, которые отныне ограждались от местнических претензий всех других воевод. В рефор­ме местничества борьба за расширение сословных приви­легий среднего дворянства сочеталась с интересами карь­еры семейства Адашева, представители которого получи­ли вскоре самостоятельные воеводские назначения. В глазах Алексея Адашева первые преобразования имели особую цену. Недаром перед самой отставкой он воскре­сил в памяти свой успех и неуместно включил отчет о реформе в последние тома летописи, над которыми тогда работал. «А воевод,— писал он,— государь прибирает, разсуждая их отечество (знатность!) и хто того дородитца, хто может ратной обычай сдержати». Рассуждения Адаше­ва были далеки от радикальных требований Пересветова об уничтожении местничества. Его реформы сохранили незыблемыми местнические порядки и лишь внесли в них небольшие поправки.

В связи с упорядочением административной и военной службы правительство предполагало отобрать из знати и дворянства тысячу «лучших слуг» и наделить их поместь­ями в Подмосковье. Будучи поблизости от столицы, «луч­шие слуги» в любой момент могли быть вызваны в Мо­скву для ответственных служебных поручений. Подготов­лявшаяся реформа должна была приобщить цвет провин­циального дворянства к делам управления.

Среди историков нет одного единого мнения по вопро­су о судьбе этой реформы. И.И.Смирнов считал орга­низацию «тысячи» одним из важных достижений Избран­ной рады. По мнению А.А.Зимина, проект не получил практического осуществления.

В целях укрепления вооруженных сил правительство Адашева приступило к организации постоянного стрелец­кого войска и сформировало трехтысячный стрелецкий отряд для личной охраны царя. Стрелецкие войска заре­комендовали себя с лучшей стороны в военных кампани­ях последующих лет.

Основной боевой силой русской армии в XVI в. оставалось, впрочем, феодальное ополчение, состоявшее в массе своей из мелких дворян. Необеспеченность э.тих дворян землями подрывала боеспособность ополчения. Правительство многократно обсуждало проблему перерас­пределения земельных богатств в пользу дворянства, Этрй теме посвящены были по крайней мере 5 из 12 вопросов, представленных царем Стоглавому собору. Аргументируя необходимость земельного «передела», Иван указывал на то, что в годы боярского правления многие бояре и дво­ряне обзавелись землями и кормлениями «ие по службе», а другие оскудели: «у которых отцов было поместья на сто четвертей, ино за детми ныне втрое, а иной голоден». В вопросах митрополиту царь просил рассмотреть, каковы «вотчины и поместья и кормления» у бояр и дворян и как они «с них служили», и приговорить, «недостальных как пожаловати».

Проекты «землемерия» приобрели широкую популяр­ность в среде дворянства. Однако осуществление их на­толкнулось на сугубо практические трудности: откуда было взять необходимые служилой мелкоте земли? Дворя­не не прочь были поправить свои дела за счет церкви. Земельные богатства духовенства возбуждали в них за­висть. В центральных уездах страны монастыри успели завладеть примерно ¹/₃ населенных крестьянами земель. Ни в одной стране, писали иностранцы, нет такого коли­чества монастырей и монашествующей братии, как в Рос­сии.

Русские монахи вовсе не походили на «живых мерт­вецов», ушедших от мирских дел. Они промышляли тор­говлей и ростовщичеством, что позволило им скопить большие денежные богатства. Располагая средствами, мо­нахи скупали земли разоренных вотчинников. Власти с тревогой следили за тем, как монастыри округляют свои владения за счет служилых земель. Наконец были попыт­ки частичной секуляризации церковных имуществ. Эти попытки получили поддержку со стороны «заволжских старцев», вызванных царем в Москву. Старцы эти издав­на жили в скитах, разбросанных в глухих лесистых ме­стах вокруг Кириллова монастыря. Первооснователь за­волжских скитов Нил Сорский и его последователи учили чернецов жить «нестяжательно» по пустыням, не владеть имуществом и кормиться своим «рукоделием», «Нестяжатели» допускали известную свободу в толковании священ­ного писания и отвергали методы инквизиции. Кроме того, они критиковали реформу, проведенную Макарием, и не верили в «новых чудотворцев». Вождь нестяжателей ста­рец Артемий настойчиво советовал ограничить земельные богатства церкви и предлагал «села отнимати у монасты­рей». На Стоглавом соборе правительство открыто поста­вило вопрос о будущих судьбах монастырского землевла­дения. «Достойно ли монастырям приобретать земли?» — значилось в одном из царских вопросов к собору.

Покушение на земельные богатства церкви встретило решительное противодействие со стороны воинствующих церковников — осифлян. Так называли себя последовате­ли Иосифа Волоцкого, главного противника Нила Сорского и нестяжателей. Осифлянское большинство сплотилось вокруг Макария и провалило правительственную програм­му секуляризации. Правительству удалось лишь частич­но осуществить свои замыслы. В мае 1551 г. был издан указ о конфискации всех земель и угодий, переданных Боярской думой епископам и монастырям после смерти Василия III. Закон полностью запрещал церкви приобре­тать новые земли без доклада правительству. Задавшись целью воспрепятствовать выходу земель «из службы», власти ввели некоторые ограничения в отношении княже-ско-вотчинного землевладения. Князьям воспрещалось продавать и отказывать свои вотчины в пользу церкви без особого на то разрешения. Земли, уже переданные мона­стырям без доклада, подлежали конфискации и обраща­лись в поместную раздачу.

Осуществление нового земельного законодательства позволило правительству несколько пополнить фонд по­местных земель за счет церковных и отчасти княже­ских вотчин. Но основные земельные богатства церкви остались все же нетронутыми. Церкви удалось отстоять земельные владения, но она должна была поступиться значительной частью своих податных привилегий — «тар­ханов».

Со времен феодальной раздробленности обладатели «тарханов» — знать и князья церкви — не платили в казну податей с принадлежавших им земель. Приступив к реформам, власти задались целью ограничить действие «тарханов». Царский Судебник предписывал «тарханных вперед не давати никому, а старые тарханные грамоты поимати у всех». Как показал Н. Е. Носов, действие но­вого закона испытали на себе привилегированные земле­владельцы и светского и духовного звания.

Власти довершили реформу податного обложения, объ­явив о введении «большой сохи». Размеры этой окладной единицы определялись сословной принадлежностью земле­владельца. Черносошные (государственные) крестьяне оплачивали соху в 500, церковные феодалы — в 600, слу­жилые землевладельцы и дворец — в 800 четвертей «доб­рой земли». Таким образом, светские феодалы получили ощутимые налоговые льготы по сравнению с духовенст­вом и особенно крестьянами.

Меры против «тарханов» подрывали систему феодаль­ного иммунитета и способствовали осуществлению прог­раммы дворянских преобразований. Реформа сохи также шла навстречу требованиям дворянства.

Первые реформы Адашева имели важное значение: они способствовали укреплению централизованной власти и в известной мере удовлетворяли интересы дворянства. Но эти реформы носили в целом компромиссный характер. Консервативное боярство неохотно уступало свои позиции служилым людям. Необходимо было примирить противо­положные устремления знати и дворянства, чтобы дать реформам новый толчок. Помимо Адашева решению этой задачи более всего способствовал придворный священник Сильвестр. Для Ивана этот священник стал подлинным учителем жизни.

Сильвестр родился в Новгороде в семье небогатого священника и избрал духовную карьеру. Из Новгорода Сильвестр перебрался в столицу и получил место в крем­левском Благовещенском соборе. Благовещенский поп, «последняя нищета, грешный, неключимый, непотребный раб Сильвестришко» (так он именовал себя), выделялся своим бескорыстием в толпе стяжателей, сребролюбивых и пьяных князей церкви. Положение при дворе открыло пе­ред ним блистательные перспективы. При его влиянии он без труда мог бы занять доходное епископское место или пост настоятеля монастыря. Но он никогда не умел устро­ить своих дел. После пожара перед Сильвестром откры­лась возможность получить «протопопствие» и даже официальный пост царского духовника, но он не восполь­зовался случаем. Начав карьеру священником Благовещен­ского собора, он закончил жизнь в том же чине.

Благовещенский поп, надо полагать, принадлежал к образованным кругам духовенства. Он обладал неплохой для своего времени библиотекой. Некоторые книги ему подарил Иван IV из царского книгохранилища. Возмож­но, Сильвестр даже знал греческий язык. Иван немало обязан был Сильвестру своими успехами в образовании, но после разрыва с ним царь перестал признавать умст­венное превосходство бывшего наставника и наградил его нелестным прозвищем «поп-невежа». Этот эпитет свиде­тельствовал скорее о раздражении царя, нежели о необра­зованности Сильвестра.

Известно, что Сильвестр составил или во всяком случае отредактировал знаменитый Домострой. Формально он по­святил этот сборник наставлений своему сыну Анфиму. Но имеются основания предполагать, что Домострой имел в виду также и молодого царя. Иван IV, только вставший на стезю семейной жизни, нуждался в наставлениях, тем более что сам он рос сиротой. На первых страницах До­мостроя Сильвестр учил вере в бога и тут же переходил к более важной теме: «како чтити детем отца духовнаго и повиноваться им во всем». Обязанности Ивана IV по отношению к его отцу духовному были расписаны во всех подробностях. Питомцу вменялось в обязанность призы­вать духовника «к себе в дом часто», к нему приходити и приношение ему давати «по силе», советоваться с ним часто «о житии полезном», «како учити и любити мужу жену свою», как каяться, как покоряться перед духовни­ком во всем, а если духовник будет о ком-нибудь «печа-ловатися», как его «послушаться» ⁴. Припоминая свои взаимоотношения с Сильвестром, царь писал много лет спустя, что, следуя библейской заповеди, покорился бла­гому наставнику без всяких рассуждений. Сильвестр вос­пользовался покорностью питомца и через Домострой ста­рался всесторонне регламентировать его жизнь: учил, как следует посещать церкви, ездить на богомолье, вершить всевозможные житейские дела. Придет время, и царь бу­дет жаловаться на притеснения, которым Сильвестр под­вергал его во время путешествий и отдыха, в хождении в церковь и во всяких других делах². Как видно, Силь­вестр был учителем строгим и требовательным. Когда ученик восстал против пережившей себя опеки со сторо­ны наставника, он произнес много горьких слов по его адресу. При Сильвестре, сетовал царь, даже в, малейших и незначительных делах «мне ни в чем не давали воли как обуваться, как спать — все было по желанию настав­ников, я же был как младенец» ³. Как бы то ни было, пора ученичества не прошла для Ивана бесследно.

После знаменитого московского пожара 17-летний Иван дал Сильвестру первое ответственное поручение. Священник должен был восстановить роспись кремлев­ских соборов, пострадавшую от огня. Сильвестр вызвал иконописцев из родного города и, «доложа царя государя», велел им браться за дело. Стены Золотой палаты покры­лись нравоучительными картинами, изображавшими юно­шу царя в образе то справедливого судьи, то храброго воина, то щедрого правителя, раздающего нищим золотни­ки. Средствами живописи Сильвестр старался оказать воз­действие на эмоции питомца и вскоре преуспел в этом деле.

Характеристики

Список файлов курсовой работы