133129 (598722), страница 12
Текст из файла (страница 12)
14. Carpenter C.R. Territoriality: A review of concepts and problems // Behavior and evolution / Eds. A. Roe, G.G. Simpson. New Haven, 1958. P. 257 - 284.
15. Chopin F.S. Some housing factors related to mental hygiene // J. of Social Issues, 1951. V. 7. P. 164 - 171.
16. Cozby P.C. Self-disclosure: A literature review // Psychological Bulletin, 1973. V. 79. P. 73 - 91.
17. DeLong A. J. Dominance-territorial relations in a small group // Environment and Behavior, 1970. V. 2. P. 190 - 191.
18. Esser A.H. A biosocial perspective on crowding // Environment and the social sciences: Perspectives and applications / Eds. J. F. Wohlwill, D. H. Carson. Washington, 1972. P. 15 - 28.
19. Garfinkel H. Studies of the routine grounds of everyday activities // Social Problems, 1964. P. 258 - 284.
20. Gill A. Environmental Personalization in Institutional Setting. Wales, 1974.
21. Goffman E. Behavior in public places. N.Y., 1963.
22. Hediger H.P. The evolution of territorial behavior // Social life of early man / Ed. S.L. Washburn. N.Y., 1961.
23. Horowitz M. J., Duff D F., Stratton L.O. Body-buffer zone // Archives of General Psychiatry, 1964. P. 651 - 656.
24. Kinzel A.S. Body buffer zone in violent prisoners // American Journ. of Psychiatry, 1970. V. 127. P. 59 - 64.
25. Kira A. The bathroom // Environmental psychology / Eds. H.M. Proshansky, W.H. Ittelson, L. G. Rivlin. N.Y., 1970. P. 303 - 309.
26. Kuethe J.L., Weingartner H. Male-female schemata of homosexual and non-homosexual penitentiary inmates // Journ. of Personality. 1964. V. 32. P. 23 - 31.
27. Laufer R.S., Proshansky H.M., Wolfe M. Some analytic dimensions of privacy. Paper presented at the Third International Architectural Psychology Conference. Lund, 1973.
28. Leibman M. The effects of sex and race norms on personal space // Environment and Behavior. 1970. V. 2. P. 241 - 280.
29. McBride G. A general theory of social organization of behavior. St. Lucia Queensland, Australia: University of Queensland Papers. 1964. V. 1. P. 75 - 110.
30. Pastalan L. A. Privacy as a behavioral concept // Social Forces, 1970. V. 45 (2). P. 93 - 97.
31. Plant J. Some psychiatric aspects of crowded living conditions // American Joum / of Psychiatry, 1930. N 9. P. 849 - 860.
32. Rapoport A. An approach to the construction of man-environment theory // Environmental design research / Ed. W.F.E. Preiser. V. 2. Stroudsburg, Pennsylvania, 1973. P. 124 - 136.
33. Shils E. Privacy: Its constitution and vicissitudes. Law am! //Contemporary Problems. 1966. 1. P. 315 - 305.
34. Simmel A. Privacy is not an isolated freedom // Privacy / Eds. J. Pennock, J. Chapman. N.Y., 1971.
35. Sommer R. Studies in personal space // Sociometry, 1959. V. 22. P. 281 - 294.
36. Stea D. Territoriality, the interior aspect: Space, territory, and human movements. Landscape, Autumn 1965. P. 13 - 17.
37. Weinstein L. Social schemata of emotionally disturbed boys // Journ. of Abnormal Psychology, 1965. V. 70. P. 457^61.
38. Westin A.F. Privacy and freedom. N.Y., 1967.
39. Wolfe M. Childhood and Privacy // Ed. I. Altman, J. Wohlwill. N.Y. -L., 1978. P. 175 - 255.
THEORY OF PRIVACY AS A LINE OF INVESTIGATION IN THE FOREIGN PSYCHOLOGY
S. K. Nartova-Bochaver
ScD. (psychology), differential psychology chair, MCPPU, Moscow
Theory of Privacy - a field of psychological investigation between ecological approach and proximites presented. Psychological privacy is defined as a way to create and support the identity by selection of outside contacts and information. The privacy develops in distance, personal space, territoriality and personalization. Empirical data about correlates of psychological privacy are considered; advantages, lacks, applied outcomes and prospects of the discussed approach are analyzed.
Key words: privacy, distance, proximity, personal space, territoriality, personalization.
ТЕНДЕНЦИИ ИССЛЕДОВАНИИ СПРАВЕДЛИВОСТИ В ЗАРУБЕЖНОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ
Автор: Л. М. СОСНИНА
Л. М. Соснина
Научный сотрудник Института психологии РАН, Москва
Проведен теоретико-методологический анализ исследований проблемы справедливости. Рассмотрены подходы к определению данного феномена, выделены и описаны основные виды справедливости и критерии справедливого распределения. Представлен анализ классической теории эквивалентной справедливости Дж. Адамса и основные тенденции исследований на основе этой теории. Обсуждены вопросы о многомерности мотивации справедливости, ее изучении в кросскультурных исследованиях и перспективы дальнейших исследований.
Ключевые слова: справедливость, дистрибутивная и процедурная справедливость, критерии справедливости, многомерность мотивации справедливости, социокультурная детерминация.
Феномен справедливости - сложное, многоуровневое явление. Его важность очевидна практически во всех сферах жизни личности. Поскольку современная экспериментально-ориентированная социальная психология начала заниматься изучением проблемы справедливости относительно недавно, в 60 - 70-е годы XX века, говорить о какой-либо целостной картине этого явления и неопровержимых эмпирических результатах относительно его психологической сущности, по-видимому, преждевременно. Тем не менее, накопленный теоретический и эмпирический опыт исследования данной проблемы позволяет выделить и охарактеризовать ряд основных вопросов современного психологического изучения данного феномена.
Цель статьи - теоретический анализ ведущих подходов и тенденций исследования проблемы справедливости в зарубежной социальной психологии. Задачами работы являются: анализ содержательного определения, социально-психологической специфики данной категории и ее видов; обсуждение базовых положений теории эквивалентной справедливости Дж. Адамса и исследований, развивающихся на ее основе; анализ проблем многомерности мотивации феномена справедливости и некоторых тенденций его исследования в кросскультурной перспективе.
Прежде всего, остановимся на содержании категории справедливости и ее использовании в научно-исследовательской практике. Так, в этике справедливость трактуется как понятие, характеризующее моральное сознание, выражающее соотношение нравственных ценностей как конкретное распределение благ между индивидами; должный порядок человеческого общежития. Справедливость рассматривается также в связи с правовым и социально-политическим сознанием, при этом определяются соотношения между ролью отдельных людей и социальных групп в жизни общества и их положением; между деянием и воздаянием; между достоинством, способностями и социальными вкладами субъекта и его вознаграждением; между правами и обязанностями. Кроме того, при всей полноте и конкретности формализованного знания (представлений) о справедливости, в ней сохраняется эмоционально-оценочный компонент, который находит свое выражение в чувстве справедливости. С точки зрения социальной психологии, справедливость традиционно понимается как психологическое состояние переживания субъектом соответствия вкладов и вознаграждений, имеющее регуляторную силу во взаимоотношениях людей. Это состояние непосредственно связано с социальной идентификацией субъекта, его Я-концепцией.
Начало систематических социально-психологических исследований справедливости относится к концу 60-х - началу 70-х годов прошлого века и связано с появлением в социальной психологии теорий эквивалентного обмена (см., например, [30, 59] и др.). Интерес социальных психологов к изучению проблемы во многом определялся социологическими работами по социальной справедливости Дж. Роулса [54], У. Франкены [25], Р. Нойзика [52] и др. Ж. Пиаже и Л. Колберг использовали в своих исследованиях морального развития ребенка версию справедливости Платона как добродетели и достоинства. Идеи аристотелевской теории этики о дистрибутивной справедливости составили ядро теории эквивалентной справедливости.
КЛАССИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ЭКВИВАЛЕНТНОЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ И ЕЕ ОЦЕНКА
Справедливость как социально-психологический феномен стала предметом изучения после появления "теории эквивалентной справедливости" ("equity theory"), предложенной Дж. Адамсом [14]. Эта теория объединила представления из различных областей социально-психологического знания, включая концепции относительной депривации, социального обмена и когнитивного диссонанса. Несмотря на ее критику, по признанию многих зарубежных специалистов (см., например, [17, 24]) эта теория до середины 90-х годов прошлого века оставалась одной из тех социально-психологических моделей справедливости, на которую опиралась эмпирическая исследовательская практика.
В основном постулате теории делается акцент на субъективно осознаваемом равенстве затрат/вознаграждений взаимодействующих субъектов. При соответствии (эквивалентности) вкладов/затрат и вознаграждений взаимодействующих субъектов результаты взаимодействия воспринимаются и оцениваются как справедливые. Несоответствие между затратами и вознаграждениями воспринимается и переживается как несправедливость. Состояние переживания несправедливости ведет к росту напряженности и конфликтам. Справедливость может восстанавливаться вновь путем изменения вкладов субъектов, разрыва взаимоотношений и/или изменения восприятия отношений одним или несколькими субъектами. Этот механизм регуляции может функционировать на индивидуальном, групповом и межгрупповом уровнях.
Эмпирическая проверка теории эквивалентной справедливости, несмотря на усилия ее сторонников по разработке формальных положений для придания ей более интегрированной формы, до сих пор остается противоречивой [26]. Существуют два основных направления критики теории.
Во-первых, подвергается критике универсальность и достаточность принципа эквивалентности [21, 33]. Утверждается, что принцип эквивалентного обмена и распределения - это только одна из возможных норм справедливости, которая должна применяться в некоторых ситуациях и при определенных обстоятельствах. Был выделен и эмпирически проверен ряд других принципов справедливости. Среди них принцип жесткого равенства распределения и принцип удовлетворения актуальных потребностей, которые независимы от принципа эквивалентности и не могут быть включены в него как частные [21, 33, 34]. Другими словами, теория эквивалентной справедливости не способна адекватно объяснить все формы поведения, которые проявляются в рамках категории справедливости. Это означает, что в разных социальных ситуациях у представителей разных социальных групп на первое место в оценке справедливости выходят различные критерии ее оценки.
Вторым направлением критики этой теории является концентрация ее внимания только на проблеме распределения [23]. Принцип эквивалентности подразумевает вполне определенные предписания в отношении конечного распределения в результате обмена. Но он не регламентирует процедуры, устанавливаемые для принятия решений о распределении "прибыли". То есть, ограниченность классической теории и многих других близко связанных с ней моделей состоит в том, что они применяются только к одному кругу вопросов, касающихся так называемой дистрибутивной справедливости. Другие проблемы справедливости включают вопросы о процессах и нормах, регулирующих принятие решений о распределении. Они относятся к проблематике процедурной справедливости [46].
Существует также критика иного типа, согласно которой акцент делается не на ограниченности теории, а на неадекватности самих ее предпосылок. Предполагается, что у взаимодействующих субъектов могут существовать иные мотивы, вызывающие чувство справедливости/несправедливости от получаемых вознаграждений, отличные от мотива справедливости (см., например, [53, 55]).
Поскольку почти все события в отношениях людей тем или иным образом связаны с распределением, то сторонники теории эквивалентной справедливости приходят к заключению, что проблема справедливого распределения играет главную роль во всех без исключения сферах взаимоотношений. Подобное утверждение ошибочно в своей основе, так как основано на рассмотрении стремления к справедливости в качестве единственной мотивационной силы в социальных взаимодействиях людей. Это положение не является исключительным и достаточным даже тогда, когда дело явно касается вопроса распределения ресурсов. Современная точка зрения состоит в следующем: хотя проблема справедливости и является важной при рассмотрении вопросов распределения, она не выступает единственной детерминирующей силой в ходе принятия решений. Значимость справедливости распределения в сравнении с другими мотивами может меняться в зависимости от личностных и ситуационных характеристик взаимодействия [55].
Кроме того, сторонники теории эквивалентной справедливости стоят на позиции эгоистического интереса участников взаимодействия, якобы играющего главную роль при оценке справедливости процессов распределения [24]. Данное положение также было подвергнуто критике и стимулировало многочисленные исследования, учитывающие альтернативные параметры оценки.
Появился другой подход к исследованию проблемы, состоящий в изучении групповой ориентации при принятии решений о справедливости распределений: консенсус относительно справедливости конкретной ситуации зависит от того, что считается благоприятным и полезным для группы, социальной системы в целом. При этом стабильность взаимоотношений и коллективные цели являются приоритетными [21, 33, 34, 47]. Переход к групповому или социальному уровню позволяет выделить дополнительные аспекты. Во-первых, на уровне малых групп существуют эмоциональные связи между участниками взаимодействия, которые необходимо учитывать при детерминации выбора принципов справедливости. Так, выбор принципа равенства распределения в группе может детерминироваться коллективной ориентацией членов группы: на общие цели, солидарность и поддержку положительных отношений и т.д. Во-вторых, на социальном уровне, где эмоциональные связи невозможны, выделяются дополнительные принципы дистрибутивной справедливости - уровневый и ранговый. Первый означает наличие предельного уровня распределения, выше которого никто не может получить какое-либо благо; второй предполагает, что разрыв между имущими и неимущими группами не может быть чрезмерно большим. В этой связи вводится понятие межгрупповой справедливости [21,47].
И, наконец, отметим еще одну тенденцию исследований: при анализе выбора критериев справедливости следует учитывать перспективу онтогенетического развития индивида, его социализации и социально-культурные детерминанты [50]. Основная идея заключается в том, что критерии представлений индивида о справедливости - результат его когнитивного развития и следствие "накопления" жизненного опыта. Складывающаяся в результате развития индивида картина мира в большой степени будет определять его восприятия и оценки текущих ситуаций взаимодействия как справедливых.
Проведенный анализ позволяет сделать некоторые обобщения. Во-первых, положения дистрибутивной теории справедливости и существующие тенденции ее "улучшения" показывают неадекватность и ограниченность подходов, используемых для объяснения формирования представлений о справедливости. Во-вторых, при исследовании феномена справедливости необходимо учитывать социально-культурный контекст, в рамках которого происходит становление представлений о справедливости. В-третьих, современные тенденции исследований однозначно свидетельствуют о многомерности принципов справедливости и моральных суждений индивидов и групповых образований.
МНОГОМЕРНОСТЬ МОТИВАЦИИ ФЕНОМЕНА СПРАВЕДЛИВОСТИ
Проблема справедливости возникает в связи содержательным пониманием мотива справедливости: что побуждает человека вести себя справедливо при взаимодействии с другими людьми? Что может включать в себя понятие "мотив справедливости"? Какие тенденции прослеживаются в понимании специалистами мотива справедливости? Как это отражается в исследовательской практике? Традиционно под мотивом справедливости понимается стремление индивида при взаимодействиях с другими людьми вести себя правдиво и честно [55]. Проблема заключается в том, что во-первых, люди вкладывают разный смысл в понимание того, что значит "вести себя честно и справедливо", а во-вторых, любая социальная ситуация взаимодействия, в том числе и экспериментальная, неизбежно вовлекает множество побудительных причин поведения людей, среди которых стремление к справедливости - только одна из них. Однако описания типичных экспериментов редко содержат даже упоминание о других мотивах, кроме стремления к справедливости, даже если испытуемые в этих экспериментах могут иметь и другие побуждения (стремление быть щедрым, великодушным, страх наказания, мотив полезности, отстаивание своего статуса и т.д.).