14736-1 (593232), страница 3
Текст из файла (страница 3)
Если истерический психопат заболевает даже нетяжелой физической болезнью (простуда, гастрит), он, конечно, особенно много требует к себе внимания – красуется даже в своей болезни: например, встречая дома навестивших его сослуживцев, лежит в постели в экстравагантном халате с задумчивым лицом и роскошным томиком английского поэта в оригинале, хотя по-английски читать не может.
Истерический психопат, как и неустойчивый, нередко находит себя в каком-либо художественном деле – поэтическом, живописном, актерском, прикладном искусстве, и тогда может быть на своем месте и даже талантливо служить обществу своим ярко-чувственным творчеством.
Итак, неустойчивыми или истерическими психопатами следует называть только таких ювенильных людей, душевный склад которых с преобладанием либо неустойчивости, либо эгоцентричности несет в себе настоящий привкус болезненности, сказывающийся в том, что эти люди резко выделяются своими патологическими личностными реакциями, поступками. Если же ювенильный характер не выступает за рамки здоровья (нормы), то говорят об ювенилизме как о характерологической особенности – говорят о здоровых ювенильных людях.
Вообще, как уже отмечалось, различным психопатическим характерам соответствуют здоровые характеры подобного рисунка без патологической выраженности. В этом смысле можно сказать, что истерическим психопатам соответствуют здоровые эгоцентрические ювенильные люди (ювенилы), а неустойчивым – здоровые неустойчивые ювенилы.
Здоровые ювенилы делают свое художественное в широком смысле дело или вносят в другую работу юношескую свежесть, живость, яркость. Они хорошие поэты, лирические писатели, художники, актеры, рабочие, инженеры, но редко хорошие исследователи, философы.
«Психологическая защита» ювенильных личностей обычно проявляется бессознательным вытеснением из сознания каких-то травмирующих моментов. Например, он искренне «забывает», что жена больна и надо пораньше приехать домой, когда ему очень хочется поехать в компанию друзей.
На различные душевные травмы ювенильные люди обычно отвечают истерическими невротическими реакциями, которые могут сцепляться в истерический невроз (стойкое сцепление иногда множества невротических реакций). Эти реакции и невроз есть, по сути дела, также вытеснение из сознания травмирующей ситуации с помощью «ухода в болезнь» истерическими средствами.
Существо истерической реакции глубоко и ярко выразили Э. Кречмер и И.П. Павлов. Прежде всего, истерическое реагирование – не притворство или, во всяком случае, не только притворство. Корни истерического реагирования – в универсальных защитных реакциях животных, в «двигательной буре» и в «мнимой смерти». «Двигательная буря» – инстинктивное защитное перепроизводство различных движений, которое случается, например, у рыбы, выброшенной удочкой на берег, у бабочки, накрытой сачком. Действительно, благодаря этой буре животному иногда удается спастись (например, «беснующаяся» муха выскакивает между пальцами кулака, рыба сваливается в воду). Другая такая же частая защитная инстинктивная реакция – «мнимая смерть». Так, жучок, взятый в руку, поджимает лапки, будто мертв, зверек обездвиживается в лапах хищника и даже будто бы для доказательства своей мертвости покрывается холодным, «мертвецким» потом, часто действительно этим спасаясь, поскольку многие хищники брезгуют мертвечиной.
Все инстинктивное, однако, рядом с глубокой природной мудростью отличается и несовершенством (прыгающая по берегу в «двигательной буре» рыба может угодить и в костер, а остолбеневшие во время пожара коровы могут погибнуть в горящем сарае). Реакции, подобные «двигательной буре» и «мнимой смерти» животных, свойственны и людям в чрезвычайной обстановке, когда внезапно и сильно «запахнет смертью». Сильным раздражителем парализуется рассудочное, чисто человеческое реагирование, человек как бы эволюционно спускается на уровень реагирования наших предков. Это лишний раз доказывает единство живой природы, факт происхождения человека от животных.
Человеческая «двигательная буря» или «мнимая смерть» (остолбенение), по существу, есть в широком смысле слова истерическое «подкорковое» реагирование. Они сродни истерическому припадку и истерическому ступору. Но у больных истерическим неврозом истерические реакции – ступор, припадки и т. д. – возникают в ответ не только на чрезвычайный, угрожающий жизни раздражитель, но и в ответ на обыкновенные, будничные неприятности (неудача по работе, кухонная ссора и т. д.). В наше время истерическое реагирование довольно редко выражается припадком и ступором; но часто встречаются врачу больные истерией с элементами, «частицами» припадка (истерические подергивания, трясучка, истерический кашель, смех, рыдания, икота и т. д.) или ступора (истерические параличи, потеря чувствительности, истерическая слепота, немота, глухота и т. д.).
Отмечу чаще всего встречающиеся истерические реакции, которые могут фиксироваться и «сцепиться» в невроз.
Первая группа – «неврологические» истерические реакции (симптомы), по внешнему виду напоминающие симптомы органического повреждения нервной системы. Это прежде всего истерические припадки, похожие на эпилептические или органические, но отличающиеся, как правило, большой разбросанностью, хаотичностью движений, изгибанием тела в истерическую дугу, криками, хрюканьем и в то же время освободившейся из-под «гнета» сознания автоматически-инстинктивной точностью, пластичностью движений наших предков, спасающей от ударов, например, головой о стенку, хотя голова может при этом почти прикасаться к стене. Это та природная быстрота и точность, с которой заяц, стрелой мчась по лесу, не расшибает голову о стволы деревьев. Всегда возможно, осторожно удерживая больного в припадке и держа в руке фонарь, обнаружить двигательную реакцию его зрачков на свет, отсутствующую при эпилептическом припадке. Другие «неврологические» истерические реакции – ступор, параличи, потеря чувствительности, слепота, немота, глухота, насильственные движения, истерические головные боли (обычно ощущаются как горячий гвоздь в голове или тысячи иголок).
Вторая группа – соматические (телесные) симптомы. Это звучный, «лающий» истерический кашель, истерические поносы с обилием слизи, зловонием, рвота, истерическая лихорадка и т. д. Все истерические симптомы отчетливо зависят от неприятных пациенту событий, усиливаясь или ослабевая, даже пропадая с переменой обстановки. Однако врач, подозревающий истерию, должен всегда тщательно исключить соматическое страдание, которое может существовать само по себе, рядом с истерией. Итак, истерический «уход в болезнь» – уход в болезнь древними способами наших предков.
Существо истерической реакции заключается в ее «подкорковости», «животности» в том смысле, что подобным примитивным образом реагируют на опасность и трудности жизни наши животные предки, хотя, конечно, человеческая истерическая реакция имеет специфическую окраску, отличаясь сложностью, выразительностью, нередко сопровождаясь-обрамляясь притворством. Однако сама истерическая реакция в своей сути никак не есть просто притворство, хотя люди, склонные к истерическому реагированию, часто неискренни, театральны.
Так, например, больная истерией не желает, чтоб муж уехал в командировку, плачет, предупреждает, что у нее в таком случае опять случится паралич ноги. И паралич тут же случается, причем это действительный функциональный паралич: женщина в самом деле не в состоянии при всем желании двинуть ногой, ногу можно без боли проколоть насквозь иглой. То есть эта женщина с помощью самовнушения (чаще бессознательного), что называется, «упустила» подкорку, включила истерическое реагирование. Такое может «устроить» далеко не каждый, а только тот, кто предрасположен к истерическому реагированию.
Чем примитивнее человек, тем ближе его истерические реакции к защитным реакциям животных. Чем тоньше, развитее человек, тем тоньше, «запутаннее» его истерическая реакция, тем искуснее одевается она в одежды соматической болезни, тем труднее распознать ее как истерическую – «прокалывающие горячим» истерические боли в сердце, контрактуры (судорожные, длительные сокращения мышц, например, голени, так, что стопа «смотрит внутрь»). Здесь же следует, кстати, отметить, что у медиков, а также просто медицински «начитанных» людей истерические реакции отличаются особенной «скрытностью», соматической или «органической» тонкой завуалированностью.
В принципе истерическая реакция может возникнуть у каждого человека, так как у каждого есть «подкорка», «животная половина» (термин И.П. Павлова). Потому неврастения и невроз навязчивости, как и душевные болезни, могут содержать в себе истерические «вкрапления»: истерический ком в горле, истерическую потерю чувствительности и т. д. Но сила и форма душевной травмы, способной вызвать у разных людей истерические реакции, различные.
Особенно предрасположены к истерическим реакциям люди, легко «упускающие подкорку», то есть ювенильные личности (особенно психопатические), живущие больше эмоцией, нежели разумом. И, конечно, предрасположены к истерическим реакциям дети, даже здоровые. Грудной ребенок вообще представляет собой прекрасную «модель» истерии, когда он «закатывается в плаче», выгибаясь дугой в руках матери. Малыш выражает неудовольствие трясением ручек, ложится на пол и бьет ножками, причем в плаче у него суживается сознание, как у истерика в припадке. Это тоже в широком смысле истерическое реагирование, но, как правило, не патологическое, а «возрастная норма», хотя, безусловно, малышей следует всячески отучать от подобных «истерик» (не награждать за «истерику» исполнением желания, не обращать на «истерику» внимания), дабы это не выросло в истерию-болезнь.
Предрасположены к истерическому реагированию также подростки и юноши. Помнится случай, как тринадцатилетняя девочка истерически потеряла речь, когда пьяный отец стащил с нее нижнее белье и избил ремнем за тройку – в то время как у нее были первые месячные. Удалось тогда внушением быстро вернуть ей речь, и в течение многих лет у девочки со здоровьем все было благополучно. Вот пример простой истерической реакции, не превратившейся в невроз.
Истерические реакции излечимы, но успех зависит от двух важных обстоятельств: во-первых, от возможности разрешить психотравмирующую ситуацию; во-вторых, от способности пациента осознать примитивность, «животность» собственного реагирования.
В случаях трудно разрешимых конфликтных ситуаций (постоянные ссоры с соседкой, пьянствующий, не желающий лечиться от алкоголизма муж и т. п.) приходится ограничиваться приглушающим эмоцию действием успокоительного лекарства или психотерапевтическим «временным ремонтом». Например, обычно легко удается снять внушением наяву или в гипнозе истерические симптомы в кабинете врача, но дома они с такой же легкостью возникают вновь, например, при встрече с ненавистной соседкой.
В случаях выраженной духовной ограниченности и установки больного на какую-либо выгоду от болезни стойкого успеха добиться еще труднее. Зато когда врач имеет дело с умной, тонкой личностью, способной понять и возненавидеть свои истерические реакции, лечение нередко успешно: пациент напрягается в своей ненависти к истерическим симптомам и, таким образом, затрудняет их выход на сцену. Так, у одного моего пациента-биолога прекратились истерические поносы, когда я объяснил ему, что его болезнь есть по существу «медвежья болезнь», то есть сродни состоянию, в котором пребывает медведь, когда на пасеке застает его сторож. С медведем случается тогда инстиктивно-защитный зловонный понос, отпугивающий врага.
В заключение подчеркну, что ювенильные психопаты, а также их близкие должны знать, что психопат в любой обстановке практически способен сдерживать свои, хотя и болезненные, стремления, а значит, отвечать за них полной мерой наказания. Психопату, лечащемуся у психотерапевта, сдерживать свои болезненные стремления и истерические реакции, несомненно, легче.
Психопатии, обусловленные искаженным развитием
Эпилептоидные психопаты (эпилептоиды) названы так потому, что характером несколько напоминают эпилептиков.
Мышление эпилептоида обычно отличается большей или меньшей прямолинейностью. Прямолинейность эта противоположна раздумью, сомнениям.
Многие грубоватые эпилептоиды живут по формуле старинного сверхдобросовестного швейцара: не велено пускать!
Мышление эпилептоида вязковато, обстоятельно, трудно переключается с одного предмета на другой, не склонно к разумным компромиссам. Эпилептоид нередко не чует двусмысленности и, значит, не понимает тонких шуток.
Все это вместе с вязковатой эмоцией, духовной и нравственной ограниченностью порождает порой держимордовское и унтерпришибеевское поведение. Так, например, эпилептоидный милиционер не подпускает к человеку, сбитому машиной, истекающему кровью, врача скорой помощи, поскольку «положено сперва произвести измерения». Или эпилептоидный шофер автобуса впускает через переднюю площадку мать с ребенком, но захлопывает двери перед отцом. Или эпилептоидный сторож без распоряжения своего начальства не решается пропустить пожарников на территорию больницы, хотя больница уже горит.
Прямолинейность эпилептоида сказывается также в том, что ему трудно понять, что люди, думающие иначе, чем он, могут быть тоже по-своему правы. К примеру, он любит есть молча и требует, чтобы все за обедом сидели, как рыбы; он не любит помидоры и убежден, что любят их только люди с дурным, извращенным вкусом. Эпилептоидная мать, например, убеждена, что сыну-школьнику много читать вредно («только глаза портить»), главное – здоровье, главное – съедать полную тарелку супа с головками вареного лука («как это можно не любить?») и все три котлеты. И переубедить ее невозможно. Эпилептоид редко сомневается в своей правоте, всякое иное отношение к событию, предмету считает неправильным, а то и вредным. Убеждать его в противном – только время тратить и даже озлоблять его; он удивительно неспособен понимать, воспринимать доводы, противоречащие его суждениям: игнорируя противоречия, замечает лишь то, что подтверждает его мыслительную линию.
Мышление эпилептоида склонно к сверхценным идеям. Сверхценная идея не соответствует истине, как и бредовая, как и навязчивая. Но если пациент с навязчивостями понимает (во всяком случае успокоившись) всю абсурдность содержания навязчивости, то пациент, охваченный сверхценностями, бредом, убежден в своей правоте. Бред не имеет под собой, как правило, понятного реального факта и, разрастаясь, делается все более нелепым, фантастическим. Сверхценность же основывается на реальном факте, преувеличивая его злой, прямолинейной подозрительностью, сильной инертной эмоциональной насыщенностью. Больной, например, убежден, что жена изменяет ему с человеком, с которым приветливо поздоровалась на улице. Он не может понять, что достаточных оснований даже подозревать измену нет, и изматывает жену выслеживанием, упреками, осматриванием платья, нередко побоями. Эпилептоидный ревнивец выслеживает жертву и в этом выслеживании нередко даже получает какое-то гадкое наслаждение, подобно некоторым персонажам Достоевского.















