118131 (592555), страница 13
Текст из файла (страница 13)
Все проявления политической активности явно демонстрируют абсолютное отсутствие в элитной среде элементарных основ и традиций коммуникационного договора, выражающихся в простых, на первый взгляд, категориях - проявление толерантности, взаимопонимания, консенсуса. Взаимодействие как внутри элитных групп, так и на уровне власть/оппозиция, власть/общество проходит на уровне «революционной волны», эмоциональных выпадов и выступлений. Деятельностный режим созидания подменяется идеологически-ориентированными прокламациями.
Проблема заключается в том, что своих собственных традиций и технологий коммуникационного договора, адаптированных к новой парадигме развития, новым условиям и установкам, в управленческих, элитных, властных кругах еще не было выработано. За 15 постсоветских лет стали рушиться уже привычные, выработанные и адаптированные к местным, ментальным, традиционным и новым советским условиям коммуникационные традиции, имеющие свои особенности и каналы, такие как кланово-корпоративные, партийно-номенклатурные, профессионально-профильные и иные. Как правило, они выражались в закрытых, внутренних, «закулисных» формах. Так принимались и самые важные в стране решения, так решались и несложные коллективные вопросы, прикрытые формальной атрибутикой, например, - «почти единогласным голосованием». Принятие общего, псевдодемократического решения проходило кулуарно, в форматах закрытого типа.
Сегодня, когда официальной идеологией провозглашена свобода, гласность, демократия, но полностью отсутствуют традиции или механизмы принятия решений новопринятого образца, происходит закономерный сбой в коммуникации. Вернее, в той ее части, когда обществу необходимо принять серьезное, порой ключевое политическое решение.
События марта 2005 года и последующая «революционность» внесли еще большую сумятицу в процесс принятия решений. Подобная коммуникационная проблема стала «камнем преткновения» в невозможности не только договориться, но и, собственно, вообще взаимодействовать между элитными группами - между властью и оппозицией, часто между самими ветвями власти, между отдельными политиками и чиновниками по ключевым направлениям.
Можно констатировать, что пока в стране, и в том числе на уровне элит, не достигнуты и даже нет попыток выработать особые правила игры, культуры взаимодействия и договора, которая, в свою очередь, охватывает все стороны жизни социума - и управленческую, и политическую, и социальную, и экономическую, и - что не менее важно – идеологическую и идентификационную206.
Более того, наблюдается процесс отторжения новых технологий коммуникаций и управления политической элитой – все больше проявляется тенденция к консервации207. Что негативно сказывается на стабильности общества, как системы в целом, которое достигается способностью элит достигать консенсуса, касающегося принципов политической деятельности и взаимоотношений, а также поддержки существующих или создающихся политических институтов. В условиях социально-политической нестабильности внутри самого переходного общества Киргизии отсутствие коммуникации внутри элиты может вызвать очередной кризис из которого страна может и не выйти.
Если говорить о кадрах, формирующих нынешнюю элиту, то это унаследованная от акаевского режима система подбора и расстановки людей на должности ущемляет не только права и возможности представителей национальных меньшинств, но и собственно самих кыргызов. Например, «нужны ли в Кыргызстане для государственной службы люди, окончившие, скажем, Гарвардский университет? Если нет поддержки «сверху», то нет. Кадры подбираются исходя не из нужд государства, а из собственных нужд - по личной преданности или по «коррупционной бухгалтерии» 208.
Что касается путей и механизмов удержания власти, используемых нынешней элитой, то они недемократичны и мало чем отличаются от механизмов используемых во времена А.Акаева. Самый легальный инструмент – это выборы. Но выборы и сейчас проводятся «по сталинской схеме - выигрывает не тот, кто голосует, а тот, кто считает» 209.
Объективность, следование закону и справедливость в действиях органов государственной власти во время выборов отходят на второй план, поощряется полная лояльность целям и интересам правящего режима. За прошедшее время в сознании госчиновников всех уровней только укрепилось мнение, что выборы - это есть проверка их на надёжность правящему режиму. Масштабные кадровые перемены после выборов стали обычным явлением в действиях исполнительной власти. Поэтому чиновники легко пренебрегают законом, полномасштабно используют административный ресурс и по существу во время выборов занимаются преступной деятельностью210.
Такое поведение госслужащих привело к моральной деградации всей управленческой вертикали и плачевному положению дел в исполнительной власти. За прошедшее после мартовской революции время в среде госуправленцев не появилось слоя людей, которые стремились бы следовать демократическим ценностям. В основной своей массе они представляют собой временщиков и приспособленцев к любым доминирующим политическим настроениям. Они готовы служить лидеру с любыми взглядами с тем, чтобы сохранить себя в нише государственной власти и иметь возможность реализовать свои личные корыстные интересы211.
Парламент страны за прошедшее время не смог создать эффективную и продуманную правовую базу защиты не только чиновников, но и своих депутатов. Они также беззащитны ввиду отсутствия справедливой и честной судебной ветви власти. Главной причиной безответственности власти по отношению к законности является хроническая безнаказанность. Все громкие коррупционные скандалы по существу закончились ничем. В таких условиях честный чиновник чувствует себя беззащитным и обделенным, и отстоять свое право на справедливое на основе закона ведение государственных дел не имеет возможности212.
Отдельного разговора требует деятельность избирательных комиссий всех уровней. В комиссиях состоят в основном представители интеллигенции. Но внимательно наблюдая за их деятельностью, можно сделать вывод о том, что для большинства из них выборы превратились во временное доходное дело и средство манипулиции голосами избирателей213.
Как сказал один из киргизских аналитиков «в Кыргызстане сейчас эпоха брежневизма. Государственный менеджмент практически не изменился: тот же аппарат ЦК с функциональными и отраслевыми отделами (администрация президента), такой же аппарат правительства, беспомощные министры, судебная система как отрасль исполнительной власти, первые секретари обкомов и райкомов (акимы и губернаторы), которые подконтрольны и зависят от президента (генерального или первого секретаря). Набор функций, характер деятельности, стиль руководства, вертикаль взаимоответственности остаются прежними, советскими» 214.
Все сказанное позволяет говорить, что в политической культуре элиты прежде всего именно традиционность повлияла на развитие этого слоя населения после мартовской революции. Традиционность оказалась сильнее краткосрочных демократических и революционных порывов. И это формирует благодатную почву для появления авторитарного лидера.215
Во всех странах мира вторым основным актором политического пространства является оппозиция.
«Взаимоотношения между властью и оппозицией на сегодняшний день выходят на уровень метафорической абстрактной формы взаимоотношений. Я хочу сказать, что сейчас в Кыргызстане отсутствует политика как таковая, остались некие политтехнологические действия. Поэтому поле, на котором идет сражение между оппозицией и властью, это не место сражения конкурентов, которые предлагают идеи, планы, программы, а некое пространство, где основным мотивом и предметом обсуждений являются ошибки правительства. Оппозиция зачастую ничего не предлагая, критикует исполнительную ветвь власти за промахи, причем, нередко делает это умозрительно и необъективно» 216.
Из этого утверждения можно выделить первую характеристику политической культуры оппозиции – критицизм и зависимость от существующей власти. Именно на ошибках власти и может усиливаться современная киргизская оппозиция. Чем больше ошибок, тем сильнее оппозиция. К «самостоятельному альтернативному, действительно оппозиционному действию, похоже, сегодня не способна ни одна из существующих политических партий» 217.
Отсутствие стратегического целеполагания и собственного видения – вторая характеристика. Одной из основных мотиваций протестующих 24 марта 2005 года было «свержение режима Акаева», то есть не идеологическое, программное видение будущего, а просто тактическая ситуативная цель – «Акаев кетсин», в ноябрьские дни года 2006 были - «Бакиев кетсин, Кулов кетсин». В большей массе это были неосознанные слоганы о смене данного, ненавистного в этот день, год, час властного правителя, протестная масса «Мы против - сегодня», без проекции в осознанное «завтра». Эмоциональные, ситуативные требования, артикулируемые массами вслед за их лидерами, без прагматичного, конструктивного будущего, ответственность за которое так и не была заявлена ни одной из политических сил в стане оппозиции218.
И, прежде всего, потому, что они не имеют перспективной с точки зрения развития страны идеологии, программы и стратегии действий.
В своем большинстве эти группы опираются на социалистические или национал-социалистические идеи, которые хороши для богатых или крайне бедных обществ, но могут быть опасны для развивающихся обществ.
Третьей характеристикой является то, что существующие оппозиционные группы объединяют в своем составе по преимуществу политических деятелей старого типа, эпохи раннего становления демократии, неспособных перестроить свое мышление, свои ценностные ориентации и сформировавшиеся отношения к другим политикам, в том числе находящимся у власти. Стереотипы старого политического мышления настолько сильны, что они раз за разом повторяют одни и те же слова и действия, несмотря на то, что уже делали или говорили это и потерпели поражение, то есть у них полностью отсутствует рефлексия. Это люди системы, когда не надо было думать, и каждый раз менять подходы и решения. Они привыкли действовать по раз и навсегда определенной схеме219.
Это усугубляется тем, что ряды оппозиции постоянно пополняются чиновниками, не востребованными по разным причинам существующей властью, которые не являются демократами. Поэтому она не является крепкосплоченной политической силой, а представляет собой несколько групп политиков, которые сосуществуют в режиме временных союзов или объединений, которые при этом продолжают соперничество друг с другом в ущерб общим интересам220.
Но, пожалуй, самой важной характеристикой является то, что, это совершенно безопорная оппозиция, за ней не стоит, ни одна социальная страта. «Они претендуют на защиту интересов абстрактного «народа», то есть ничьих конкретно, кроме своих собственных. Поэтому там, где их самих нет, их политическая сила сразу же заканчивается. И на митинги они в состоянии прийти только сами, других приводят за деньги. Они не защищают интересы бедных, потому что сами богаты, и не защищают интересы богатых, поскольку хотят отнять и поделить. Они не защищают интересы кыргызов, поскольку не знают, кто это, и не представляют интересы других этнических групп, так как путают патриотизм с национализмом. Они вообще никого не представляют» 221.
Таким образом, можно сделать вывод, что для нынешней оппозиции, так же как и для правящей верхушки, из двух политических курсов – борьба за власть и борьба за демократию - первый является основным, и, причём, второй во многих случаях не является даже составляющим компонентом в политической борьбе. «В настоящий момент я вижу некий торг между властью и оппозицией, где люди пытаются предъявить собственные интересы и получить индивидуальные дивиденды. Кроме того, нужно совершенно четко понимать, что власть и оппозиция лишены широкой активной социальной базы» 222.
Фактически, «послемартовская» киргизская оппозиция осталась все та же, что и «акаевская» – и по методам и по мотивам. Киргизская оппозиция вообще изначально формировалась как протестная, ориентированная только на реакцию в отношении действий (в основном ошибок) власти и не выдвигающая собственных инициатив. В силу этого, они не могут выйти за узкий круг форматов действий, которые связаны именно с протестным типом оппонирования (митинги, голодовки, пикеты и так далее), и которые не имеют позитивного общественного потенциала.
Как сказал политолог Радислав Сафин «Нам нужна своя, киргизская оппозиция со своими, не привнесенными идеями и целями» 223
Пока же можно говорить только об одном новом явлении - тот формат, в котором произошла смена власти в Кыргызстане в марте 2005 года, сформировал «революционную» оппозицию, то есть такую оппозицию, доминантой деятельности которой становится смена власти сама по себе. Формируется цикл периодических крушений государственности, цикл обновления политики через тотальное крушение ее собственной архитектуры - государственного, социального и морального порядков224.
Что и подтверждается постепенной радикализацией требований части оппозиционных лидеров и их открытое неприятие возможности переговоров225.
Какие изменения произошли за прошедшее время в массовом политическом сознании населения Киргизии и были ли они вообще?
Прежде всего, следует сказать, что население Киргизии начиная с момента получения независимости находится в идейной фрустрации, которую власти не смогли, да и не пытались преодолеть. Идейное пространство страны оказалось незаполненным, начиная от базового вопроса самоидентификации, заканчивая вопросами политического строительства.
Для кыргызов, получивших после обретения независимости наименование государствообразующей или титульной нации, до сих пор принципиальным остается вопрос: перестали ли они чувствовать и понимать себя национальным меньшинством? Вопрос не в численности, и не в титульности, а в мировоззрении и образе действий. Бывшая по советскому ранжиру одиннадцатой республикой, а значит и нацией (и в этом смысле национальным меньшинством), кыргызская нация стала вдруг первой. Но, тем не менее кыргыз до сих пор не считает себя «кыргызстанецем». За рубежом говорит, что он кыргыз, в лучшем случае звучит фраза: «я из Кыргызстана», но не «я - кыргызстанец» 226.
Это говорит о наличии в Киргизии кризиса идентичности населения, что в частности подтверждается высказываниями нового государственного секретаря Адхана Мадумаров227.
До сих пор актуальна проблема, связанная с политической психологией. Психология связана с тем, что бывшие советские люди (большинство живущих в Кыргызстане - бывшие советские люди) имеют представление о партиях только в виде КПСС. Причем КПСС это не совсем политическая партия в том смысле, как это понимают на Западе. КПСС была неким надгосударственным органом управления, причем органом управления, который влиял практически на все сферы жизнедеятельности людей, государства, и, вместе с тем находился вне критики. Образно говоря, люди представляли себе КПСС как некоего вечного, жесткого руководителя и вместе с тем кормильца. Это орган, который дает работу, дает отпуск, премии, ордена, сажает в тюрьмы. Это очень сильно повлияло вообще на восприятие политических партий и власти в Кыргызстане228.