Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

Революция в России, реализовавшая столь популярные в начале века идеи социализма, казалась выходом из глухого тупика; однако новое правительство, пришедшее к власти именем рабочего класса, уже в начале 1918 года расстреляло рабочую демонстрацию в Петрограде; затем гражданская война с ее немыслимой жестокостью и миллионы русских беженцев на европейских перепутьях; уже в начале 20-х годов стало проясняться мрачное предвидение Плеханова – в России формировался и набирал силу тоталитарно-тиранический режим. Уже правил Италией Муссолини, а штурмовики Рима вышли из мюнхенских пивных на улицы германских городов; очнувшись от экономического шока, промышленные монополии вступили в очередной виток развития, осваивая массовое, конвертируемое производство, в котором человеку – пушечному мясу недавней войны – отводилась роль малозначительного придатка к машине. А маховик истории раскручивался все быстрее и быстрее, продвигая народы и государства к новой катастрофе. Позже, после второй мировой войны, Альберт Камю писал о том, еще мирном времени: «Я находился на пути между нищетой и солнцем. Нищета помешала мне уверовать, будто все благополучно в истории под солнцем, солнце научило меня, что история – это не все». Путь от «нищеты к солнцу», к «цели странствия», к воплощению человеком своего собственного, а не навязанного или зависимого от обстоятельств образа, к самоосвобождению – не благодаря, а скорее вопреки общественной норме – такова была альтернатива Газданова.

Война – это предел насилия над человеком, когда сам смысл его существования сводится к исполнению единственной функции, когда духовное, личностное начало используется лишь как поле для посева пропаганды; именно такой, во всей ее «неправильности и неестественности», видится война Николаю: «Было много невероятного в искусственном соединении разных людей, стрелявших из пушек и пулеметов; они двигались по полям южной России, ездили верхом, мчались на поездах, гибли, раздавленные колесами отступающей артиллерии, умирали и шевелились, умирая и тщетно пытались наполнить большое пространство моря, воздуха и снега каким-то своим, не божественным смыслом. И самые простые солдаты, единственные, которые оставались в этой обстановке прежними Ивановыми и Сидоровыми, созерцателями и бездельниками, - эти люди сильнее, чем все другие, страдали от неправильности и неестественности происходящего и скорее, чем другие погибали» ⁴⁰

Газданов не показывает людей, борющихся за идею и преисполненных ненависти к врагу, подчеркивая тем самым «не божественный» смысл войны – гражданской, братоубийственной, - и в исторической необходимости которой он не уверен, понимая, что результаты ее скажутся не теперь же, после победы той или иной стороны, а много позже, когда проявятся и окажут свое действие последствия других событий, произошедших «по тем же, казалось бы, причинам». Люди, окружающие Николая, воюют потому, что захвачены кровавой мясорубой, и некоторые из них успели повоевать и за белых, и за красных, снова за белых, против зеленых, против батьки Махно.

Исправно выполняя свои воинские обязанности, Николай и здесь остается «посторонним», но это не равнодушие, скорее какое-то полузабытье души – он совершенно спокойно наблюдает кавалеристскую лаву, несущуюся на него и несущую ему смерть: «Я знал, что та часть состава, где я находился, была окружена буденовской кавалерией, «отрезана», что снарядов хватит еще на несколько часов и что рано или поздно, но не позже сегодняшнего вечера, мы будем убиты или взяты в плен. Я знал это хорошо, но мечта о тепле и книгах и белых простынях так занимала меня, что у меня не оставалось времени думать о чем-нибудь другом; вернее, мечта эта была приятнее и прекраснее всех остальных мыслей, и я не мог с ней расстаться».⁴¹

Добровольцы терпят поражение, Николай теряет Родину: «Долго потом еще берега России преследовали пароход: сыпал фосфорический песок на море, прыгали дельфины в воде, глухо вращались винты и скрипели борты корабля, и внизу, в трюме, слышалось всхлипывающее лепетание женщин и шум зерна, которым было гружено судно. Все дальше и слабее виднелся пожар Феодосии, все чище и звучнее становился шум машин, и потом, впервые очнувшись, я заметил, что нет уже России, и что мы плывем в море, окруженные синей ночной водой, под которой мелькают спины дельфинов, и небом, которое так близко к нам, как никогда».⁴²

Казалось бы, то должно стать тем самым толчком к перерождению, которого он так жаждет, но нет, происходит нечто неожиданное, одно потрясение высвечивает в памяти другое, «величайшее» в жизни и, перенастроив его с прошлого на будущее, определяет «цель странствия», недостижимую в его воображении и от того еще более манящую. Эта цель – Клэр. «Тысячи воображаемых положений и разговоров родились у меня в голове, обрываясь и сменяясь другими, но самой прекрасной мыслью была та, - что Клэр, от которой я ушел зимней ночью, Клэр, чья тень заслоняет меня и, когда я думаю о ней, все вокруг меня звучит тише и заглушеннее, - что эта Клэр будет принадлежать мне. И опять недостижимое ее тело еще более невозможное, чем всегда, являлось передо мной на корме парохода, покрытой спящими людьми, оружием и мешками».⁴³

При внимательном чтении романа можно обнаружить два «направления», одно из которых исходит от Николая, а второе – от автора, причем ни то, ни другое не обращено к женщине, то есть к Клэр. Рассказ Николая направлен к самому себе, Николай рассказывает себе о себе, зайдя в очередной тупик и стараясь – в порыве чувств – стряхнуть с себя груз пережитого, чтобы свободно идти в будущее.

Тот же рассказ как художественное произведение, как авторский текст – это послание к людям, утверждающее величайшую ценность человеческой сущности, всегда единственной и неповторимой, заключающей в себе целый мир, бескрайний и непознанный. Это тот самый мир «внутреннего существования», которому еще не придумано название – душа? Подсознание? – у которого свой, независимый от внешнего, счет времени, своя память, это тот самый мир, в бездне которого скрывается истинное «Я» человека. И нет ничего удивительного в том, что не война, грохочущая на весь мир, не кровь и крики раненных, не трупы повешенных, коченеющие на ветру, не разгром и паническое бегство армии, не смерть, глядящая в лицо, и не потеря Родины явились для Николая величайшим потрясением в жизни, а случайная, не замеченная человечеством, встреча с Клэр на завьюженной вечерней улице, той самой Клэр, которая скорее не приняла всерьез, чем отвергла его пылкую юношескую любовь; прошло лишь четыре месяца с тех пор, как они расстались, а Клэр уже успела выйти замуж и говорит с ним с высоты своего нового положения, которого он никак не может осмыслить, впав в полуобморочное состояние, в какой-то вид прострации, и каждое слово ее, даже самое незначащее, ранит его душу. «Клэр, не переставая смеяться и пристально смотреть на меня, - и теперь я вспоминал, что на секунду в зрачках ее мелькнул испуг, когда она поняла, что не может вывести меня из состояния мгновенно наступившего оцепенения, - рассказывала, что она замужем девять месяцев, но что она не хочет портить фигуры».⁴⁴

Отплывая через полтора года от горящей Феодосии, Николай знает: путь его – через море, через неизвестность, через годы – лежит к Клэр, и жизнь впервые обретает смысл, и обстоятельства теряют значение, и корабельный колокол как знак рождающийся гармонии «соединял в медленной стеклянной своей прозрачности огненные края и воду, отделявшие меня от России, с лепечущим и сбывающимся сном о Клэр». ⁴⁵ И обретает высокий смысл двустишие Пушкина:

Вся жизнь моя была залогом

Свиданья верного с тобой.

Любовь по Газданову – это отличительный знак человеческой сущности, хранящий в себе возможность естественных, а не ситуационных отношений, идущих не от разума, отягощенного множеством условностей и предрассудков, а от чувства, раскрепощенного и не контролируемого извне, открывающего простор для самопознания, освобождения и развития личностного начала.

Николай найдёт Клэр в Париже, и свидание состоится, и всё, казалось бы, прекрасно, но нет, свершившееся, даже любовь, перестаёт быть «целью странствия», овеществляясь и становясь ещё одним видом несвободы, задержкой на том пути, по которому человек должен двигаться до последнего своего вздоха. Чувствуя это и глядя на спящую Клэр, Николай думает о том, «что пройдёт еще много времени, пока я создам себе иной её образ, и он станет в ином смысле столь же недостижимым для меня, сколь недостижимым было до сих пор это тело, эти волосы, эти светло-белые облака».⁴⁶

И снова поиск, но уже в определённом понимании качества: её истинное предназначение человека – это постоянное стремление к вершинам, к достижению недостижимого.

Гайто Газданов показывает читателю тех представителей русской эмиграции, которые влачили жалкое, нищенское существование, приобретая при этом уникальнейший опыт выживания, позволивший им в условиях нищенского существования не только оставаться в живых, но и подняться до определённого уровня благосостояния.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Надо знать свою историю … И про эмиграцию тоже надо знать. Это та сфера жизни, которая была за семью печатями. Литературу русского зарубежья, или эмигрантскую литературу, следует рассматривать как исконно русскую, отечественную культуру, сбрасывая с весов социально-классовый подход, Октябрьскую революцию. Не много мы знаем о судьбах миллионов наших соотечественников, оказавшихся после 1917 года вне пределов Советской России.

Мощный интеллектуальный потенциал оказался «там», а не в новой, преображенной стране, которой он был так необходим в ее стремлении стать передовой державой. Хребет русского зарубежья составила российская интеллигенция. Деятели науки и культуры разных поколений достойно представили в новых «отчествах» свою Родину, обогатили мировую науку и культуру.

Отрадным явлением нашей духовной жизни стало возвращение из забвения имен многих русских писателей, чье творчество отмечается высоким уровнем художественного мастерства. «Возвращенная» литература русского зарубежья приковала внимание читающей публики к именам И. Бунина, В. Набокова, Г. Газданова, М. Алданова и др.

Возвращение в русскую и осетинскую культуру и литературу Гайто Газданова утверждает нас в мысли, что никто не вправе запретить народам читать книги своих соотечественников и тем самым перерезать связь между поколениями.

Сегодня романы и рассказы Г. Газданова – это национальное достояние и гордость. Высокую оценку его произведениям дали видные писатели и критики русского зарубежья – В. Ходасевич, Г. Адамович, М. Осоргин, А. Савельев, М. Горлин.

Мастер тонкого психологического анализа, сумевший в своем творчестве отразить противоречивый мир человека, Газданов прошел сложный путь жизненных исканий и литературной учебы.

Роман «Вечер у Клэр» - первое крупное произведение Гайто Газданова – основан на автобиографическом материале. В нем отразился огромный комплекс неполноценности русского эмигранта, не знакомого с культурой и традициями страны, давшей приют беженцу, ностальгия по покинутой родине, смутные перспективы на будущее.

Никого из критиков роман не оставил равнодушным: одни его восторженно приветствовали, другие – наоборот, ругали. Но все, пишущие о романе (А. Савельев, М. Слоним, М. Осоргин, М. Горлин) сходились водном – это одно из самых ярких литературных явлений последнего времени.

Спокойная мудрость газдановских книг повествует нам о вечных, непреходящих проблемах искания человеческого разума; спокойное мужество самого писателя - о твердости его человеческого духа, верности слову, российской литературе, своей Родине.

Писать о Гайто Газданове представляется для меня особенно интересным и волнительным не только потому, что это крупный писатель, искусный новатор, великолепный стилист, современный писатель 20 века, но и потому, что он наш соотечественник.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Афанасьев А. Неутоленная любовь // Москва. – 1990. № 7, № 8.

2. Бзаров Р. О Гайто Газданове // Литературная Осетия. 1988. № 71. С. 90-97.

3. Бзарты Р. Нæ туг, нæ стæг. [Гæздæнты Гайто] // Рæстдзинад. 1989. 25 ноябрь, Мах дуг. 1988. № 7.

4. Возвращение: [О Гайто Газданове] // Соц. Осетия. – 1990. – 16 июня

5. Газданов Г. Библиографический указатель: к 100 – летию со дня рождения. Владикавказ: Олимп, 2003.

6. Газданов Г. Вечер у Клэр // Владикавказ. Ир. 1990.

7. Дадонова Ф. Возвращения ждущий: [О Гайто Газданове] // Литературная Осетия. – 1989. - № 73. –С. 118-123.

8. Джусойты Н. Высокое «искусство воспоминания»: [Гайто Газданов «Вечер у Клэр»] // Соц. Осетия. 1991. 1 августа.

9. Диенеш Л. Гайто Газданов: Жизнь и творчество. Владикавказ: изд. Сев.-Осет. Ин-та гуманитарных исследований. 1995.

10. Кабалоти С. Между «перерождением» и «воплощением»: [О послесловии Тотрова Р. К изданию романа Г. Газданова в Осетии «Вечер у Клэр»] // Слово. – 1991. – 10 августа.

11. Литература русского зарубежья. Антология. 1 т. 1920-1925 гг. 2 т. 1926-1930 гг. // Москва, «Книга», - 1990.

12. Марченко А. По музыкальной спирали: [Гайто Газданов «Ночные дороги»] // Согласие. – 1991. № 5. С. 223-224.

13. Маслов А. [Г. Газданов «Вечер у Клэр»] // Волга. – 1991. № 5. С. 178-180.

14. Мзоков А. Б. Последний романтик русской прозы // Библиография. – 2002. - № 2. – С. 109-119.

15. Мзоков А. Гайто Газданов в Париже // Дарьял. – 1992. № 3. С. 119-135.

16. Михайлов П. Литература русского зарубежья // Литература в школе. 1991. № 1, № 4.

17. Мокроусов А. Долгое путешествие в ночь: [ Г. Газданов «Ночные дороги»] // Учительская газета. – 1992. 8 сентября, № 31. С. 23.

18. Нечипоренко Ю. О Гайто Газданове: [ Г. Газданов «Призрак Александра Вольфа»] // Литературная газета. – 1991. 27 марта, № 12. С. 12.

19. Никоненко С. Т. Впервые в России: [ О Гайто Газданове] // Литературная Россия. – 1988. № 46. С. 16.

20. Никоненко С. Т. Гайто Газданов возвращается к роману // Газданов. «Вечер у Клэр»: Романы и рассказы. – М., 1990. С. 3-17.

21. Никоненко С. Т. Дороги Гайто Газданова // Газданов Г. «Призрак Александра Вольфа»: Романы. – М., 1990. – С. 3-20.

22. Никоненко С. Т. Несколько слов о Гайто Газданове // Ново-Басманская, 19. – М., 1990. – С. 727-731.

23. Сарнов Б. Русская проза 20 века: [О Гайто Газданове] // Огонек. - 1989. № 43. – С. 17.

24. Северинец А. К. Роман Г. Газданова: Специфика жанра. // Вестник Могилевского университета. ВОШ. 2-3 (№ 15). Могилев, 2003. С. 134-139.

25. Симонян В.

26. Соколов А. Судьбы русской литературной эмиграции 1920-х годов // МГУ. – 1991.

27. Толстой А. Эмигранты. – М.: Правда. – 1983. – С. 304.

28. Толстой И. Гайто Газданов «Вечер у Клэр» // Нева. – 1991. - № 1. – С. 177-178.

29. Толстой И. Гайто Газданов в Москве // Соц. Осетия. – 1990. – 21 октября.

30. Тотров Р. Между нищетой и солнцем: [О Гайто Газданове] // Г. Газданов «Вечер у Клэр». – Владикавказ, 1990. – С. 513-542.

31. Фрумкина А. Предназначение и тайна: [Гайто Газданов]// Новый мир. – 1992. - № 1. – С. 239.

32. Хадарцева А. Горькая история: [О Гайто Газданове] // Соц. Осетия. – 1990. – 16 июня.

33. Хадарцева А. К вопросу о судьбе литературного наследия Гайто Газданова. // Литературная Россия. – 1988. – 71. – С. 98-106.

34. Царахова Р. Возвращение Гайто Газданова // Молодой коммунист. 1990. – 13 октября.

35. Цховребов Н. Гайто Газданов. Владикавказ: Ир, 2033.

36. Цховребов Н. Д. Гайто Газданов: Очерк жизни и творчества. Владикавказ: Ир, 1998.

37. Черчесов А. Г. Формула прозрачности: об одном романе и некоторых особенностях творческого метода Гайто Газданова // Владикавказ. – 1995. - № 2. – С. 67-81.

1 ИМЛИ им. А.М.Горького. Архив А.М.Горького (ПГ) КГ-П 55-12-32

2 ИМЛИ. АГ. ПГ-РЛ – 10-1-2

Характеристики

Список файлов ВКР