73249 (589270), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Марья Гавриловна включена в бытовую сферу и обрисована полнее, чем остальные персонажи. Повесть посвящена, на первый взгляд, истории ее жизни; но Пушкина, как увидим позже, волнует не только ее судьба.
Уже с самого начала повести описание мирной, благодушно – бессодержательной жизни обитателей поместья Ненарадова и упоминание об "эпохе, нам достопамятной" говорит о подчеркнуто – ироническом отношении автора к безмятежной жизни семьи доброго Гаврилы Гавриловича Р. На протяжении всей повести – там, где речь идет о Марье Гавриловне и о Бурмине, а также о ненарадовском житье – бытье, - ироническая интонация не покидает автора. Иначе, в иной интонации рассказано в повести о бедном армейском прапорщике Владимире. Правда, в начале повести, когда речь идет о любви Владимира к Марье Гавриловне, ироническая интонация не покидает автора. Но страницы, посвященные описанию метели и борьбе Владимира в течение всей ночи с разбушевавшейся стихией, застигшей его врасплох, – важнейший момент в раскрытии его характера, и не случайно эти страницы даны в иной эмоциональной окраске. "Пушкин, – пишет В.В. Виноградов, – делает метель повторяющейся темой своей повествовательной полифонии". Анализируя "образ" метели в каждой части и исходя из положения, что "в пушкинском стиле основной повествователь многолик и изменчив", ученый приходит к выводу, что "в семантическом рисунке повести игра красок сосредоточена на разных образах метели, на разнородных субъективных отражениях одного символа" (25).
В ироническом слове девицы К.И.Т. выражена позиция умного и образованного человека. Она "знакома с русской и иностранной литературами, с греческой мифологией… цитирует Грибоедова". Но до сих пор исследователями не учитывалось, что рассказчиком является именно "девица", т.е. незамужняя женщина, видимо, старая дева из круга знакомых Белкина. Именно этим психологически можно объяснить ее тон, пронизанный иронией, ее снисходительную "взрослую" насмешку над молодыми героями повести. В этой иронии проявляется инстинкт самосохранения, помогающий не утратить душевное спокойствие и уважение к себе и даже почувствовать свое превосходство над другими одинокой женщине, умной и начитанной, но, видимо, некрасивой и небогатой и потому не имеющей детей и семьи. В тоне рассказчицы проявляется и собственное разочарование в романтических надеждах юности.
Рассказчица очень близка к миру своих персонажей, часто мыслит и чувствует так же, как они. Эта близость иллюстрируется примесью к реалистическому повествованию сентиментально-риторического стиля как основной и исконной формы развития темы о барышне-крестьянке. На этом фоне приобретает особенное значение выбор "Натальи, боярской дочери" в качестве материала для чтения влюбленных. Это – своего рода литература в литературе. Получается сложная система литературных отражений. В сюжете "Натальи, боярской дочери" ищутся соответствия, параллели и контрасты с историей любви Акулины–Лизы и Алексея. Того же рода стилистическую картину можно увидеть в "Метели". И здесь центральным персонажем повести является женский образ, образ Марьи Гавриловны. Именно здесь и намечается обособление стиля автора и издателя от манеры рассказчицы (девицы К.И.Т.). Рассказчица в "Метели", как и в "Барышне-крестьянке", окружена атмосферой сентиментального "романтизма". Она погружена в нее вместе с Марьей Гавриловной. Образ Марьи Гавриловны мыслится как художественное реалистическое воплощение русского национального женского характера. Это – русский тип барышни-дворянки, окруженной атмосферой французских романов.
"Автор" подчеркивает, что Марья Гавриловна свою судьбу воспринимала и строила под влиянием литературы. Так, ожидая объяснения в любви от Бурмина и предприняв для ускорения событий целый ряд "военных действий", она с нетерпением ожидала минуты романтического объяснения. В "Метели" есть все: тайный побег влюбленных и романтическая вьюга в духе баллад Жуковского, разлука влюбленных перед венцом. Марья Гавриловна венчается случайно с неизвестным человеком. Но кончается повесть тем, что герои встречаются вновь, в чисто житейской обстановке. Недоразумение выясняется. Молодые люди полюбили друг друга: романтический "сюжет" пришлось переигрывать заново. Они действительно становятся мужем и женой.
Особое значение для понимания "Метели" имеют сны героини. Два ужасных сна приснились ей. Первый сон об отце и второй, который оказался пророческим, предсказывающий скорую смерть жениха. Именно во сне ей открывается то, что, видимо, она чувствовала на подсознательном уровне (и что может быть понимали ее умные родители), – эгоистический характер Владимира ("душа видит то, чего не замечает разум"). Но несмотря на сны, на жалость к родителям, Маша, верная своему слову, данному жениху, в санях с кучером Владимира отправляется в церковь.
Поразительная однородность в манере воспроизведения, свойственная "Метели" и "Барышне-крестьянке" и выделяющая их из других "Повестей Белкина" в особую группу, оправдывает указание на единство стиля рассказчицы. Стиль девицы К.И.Т. не похож на манеру других рассказчиков. Литературный стиль рассказчицы здесь служит лишь средством характеристической оценки и реалистического изображения поместного быта.
С разными формами культурно-исторических и социально-бытовых укладов органически сплетаются разные стили литературного выражения. Поэтому "литературность" рассказчицы и сентиментально-романтический уклон героинь воспринимаются не как проявление литературной подражательности автора или зависимости сюжета от господствующих писательских шаблонов, а как свойственные самому воспроизводимому миру формы переживания и понимания, как существенный признак самой изображаемой действительности. Эта реалистическая многозначность литературной формы создается своеобразными приемами ее применения и оригинальными методами ее синтеза с другими повествовательными стилями. Вот тут-то и выступает белкинский стиль как основное реалистически преобразующее сюжет начало. По отношению к этому стилю рассказ девицы К.И.Т. является лишь материалом. В первой фразе новеллы ("В конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную…") в слове нам звучат три голоса: девицы К.И.Т., Белкина и Пушкина. В последующих двух предложениях доминирует голос Белкина, просто рассказывающего об идиллической жизни семьи доброго Гаврилы Гавриловича.
"Метель" – это произведение о счастливой судьбе Марьи Гавриловны и Бурмина и печальной судьбе Владимира Николаевича. Почему именно так сложились их судьбы? Почему у одного судьба отнимает любимую, лишает семейного счастья и, наконец, жизни, а другому дает все? Чем определяется судьба человека – случайностями, социальными законами быта, роком или Провидением?
Пафос "Барышни-крестьянки" – в особенностях характера, в самобытности веселой, жизнерадостной Лизы Муромской, о которой Пушкин рассказывает без малейшего оттенка иронии и усмешки.
Авторское "я" в "Барышне-крестьянке" далеко от личности рассказчицы. Это – образ писателя, ориентирующегося на передовые читательские вкусы и подвергающего литературно-критической оценке стилистическую манеру рассказчицы: "…читатели избавят меня от излишней обязанности описывать развязку". На этом фоне все намеки и указания на писательское "я", на его отношение к миру повествования отделяются от личности рассказчицы и приписываются "автору".
В "Метели" нет такого резкого, как в "Барышне-крестьянке", личного отделения автора от рассказчицы. Здесь повествователь вмещает и себя и своих читателей в собирательно-множественное "мы": "В конце 1811 года, в эпоху нам достопамятную…", "мы уже сказывали…".
Повесть, рассказанная девицей К.И.Т., о барышне-крестьянке кончается счастливо, но повесть подсказана мыслью – вражда между помещиками легче может быть сглажена, чем вражда сословная.
Тройственность аспектов восприятия и изображения – рассказчика, Белкина и издателя – можно обнаружить и в композиции "Гробовщика". Стиль рассказа приказчика Б.В. сказывается в профессиональной, производственной окраске повествования.
Приемы изображения и оценки действительности сохранили здесь отпечаток точки зрения первоначального рассказчика. Стиль рассказчика (приказчика Б.В.), его манера смотреть на вещи и события, его метод группировки и оценки предметов и явлений – использованы как материал для литературного изложения. На них строится сюжет белкинской повести. На них основана ее образно-идеологическая система. Но точка зрения рассказчика в "Гробовщике" (в противовес сентиментально-романтическим пристрастиям рассказчицы "Метели" и "Барышни-крестьянки") является социально-бытовой опорой реалистического стиля.
Социально-бытовой круг, в который замкнута сфера действия и изображения в "Гробовщике", отдален от литературной манерности, от стилей сентиментализма и романтизма. В своем течении он насквозь "натурален" и, следовательно, контрастен с теми картинами и образами, которые по поводу него, на его темы и сюжеты сложились в мировой литературе. Поэтому-то в рассказе приказчика изображение жизни и приключений гробовщика, изложение событий, сопровождавших его новоселье, предполагается наивно-бытовым, безыскусственным и свободным от всякой литературной традиции. Знакомый Белкину приказчик становится невольным участником разрушения традиций мировой литературы в приемах воспроизведения образов "гробокопателей".
Понятый и осознанный через призму передачи Белкина рассказ приказчика о гробовщике ставится в контрастную параллель с образами мировой литературы, с "гробокопателями" Шекспира и В. Скотта. Могильщики Шекспира и Скотта философствуют, обсуждая и осуждая других с позиций народной этики, но о себе и своих отношениях к миру других людей размышляют Гамлет или Эдгар Рэвенсвуд. У Пушкина же старый гробовщик оказывается перед вопросом о "честности" своего ремесла и своей жизни и сам судит себя судом совести, принимающим формы, доступные его сознанию.
"Гробовщик" – совершенно иное произведение и по тональности, и по образам, но оно о том же, о чем и другие повести Белкина: в них заключена философия жизни. Адриян допускает отступление от закона Господнего – и получает своеобразное предупреждение в виде "бала мертвецов". В эпилоге герой возвращается к повседневной реальности, которая не так уж плоха. Если не грешить, не желать смерти ближнему, а просто жить, исполняя свой долг перед Богом и людьми. Сон Адрияна – это метафора неправедной жизни – с ложью, обманом. Он даже во сне стесняется своего дела и не участвует в общем бале мертвецов. Такая жизнь хуже смерти, и потому герой "лишается чувств". Также метафорой является пробуждение от сна неправедной жизни (26). Потрясение, пережитое во сне, открывает Адрияну, что живому – место среди живых. Ночной кошмар заставил героя оценить и солнечный свет, и дружелюбие соседей, слышащееся в болтовне хлопотливой работницы. Ужас сна побудил героя воздать должное живой жизни и весело отозваться на радости простого земного бытия, которые были скрыты от него за деловой суетой, расчетами выгоды, мелкими дрязгами и заботами.
Н.Н. Петрунина пишет: "Повествователь дистанцирует себя от героя, но его голос не заглушает голос Адрияна" (27). Но приказчик Б.В. близок гробовщику по своему человеческому типу. "Случай" из жизни Прохорова, не осмысленный во всей его многозначной полноте самим героем происшествия, мог стать фактом литературы лишь при посредничестве повествователя, который видит и понимает много больше, чем герой, воспринимает мир и переживания гробовщика на широком фоне культурно-исторической жизни, сохраняя при этом способность вникать и в каждодневные заботы московского ремесленника, и в существо потрясших его перепитий новоселья.
Труд Адрияна не связывает его с людьми, а, наоборот, разделяет. Во время празднования серебряной свадьбы у немца Готлиба Шульца гости пьют за здоровье тех, на кого они работают, и "гости начали друг другу кланяться, портной сапожнику, сапожник портному... а Адрияну – никто". Вместо этого Юрко крикнул: "Что же? пей батюшка, за здоровье своих мертвецов". Все засмеялись, но гробовщик обиделся. Он разделен своим трудом с людьми, и он сознает это: "Что ж это, в самом деле, – рассуждал он вслух, – чем ремесло мое нечестнее прочих? Разве гробовщик брат палачу?.."
Жизнь гробовщика, как внешняя, так и внутренняя, вставлена в четкие рамки его профессии: об этом говорит круг его интересов, его общение с другими людьми и даже бытовые подробности его жизни: купив новый домик, он продолжает ютиться в задней комнате, а в кухне и гостиной он разместил гробы и шкафы. Все это главенствует в домике, вытесняет из него живых. То есть смерть вытесняет жизнь. И в душе произошло то же самое. Оттого нет радости в покупке этого домика. Погоня за наживой – наживой на смерти – постепенно вытеснила жизнь из самого Адрияна: потому он такой мрачный. Слово "дом" в повести имеет двоякое значение: это дом, где живет Адриян, и "дома", где живут его клиенты, – мертвецы. Цвет дома тоже имеет свое значение. Желтый домик ассоциируется с домом сумасшедших. Ненормальность жизни героя подчеркивается такими художественными деталями, как странная вывеска над воротами дома, с надписью: "Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые".
В "Гробовщике" Пушкин изображал представителя низшего слоя, намечая как бы перспективу его роста, его развития. А. Григорьев видел в этой повести "зерно всей натуральной школы". Смысл повести Пушкина в том, что скромный ее герой не исчерпывается своим ремеслом, что в гробовщике он прозревает человека. Замороченный тяготами своего существования человек поднялся над мелочами жизни, воспрянул духом, заново увидел мир, людей и себя в этом мире. В этот момент повествователь расстается со своим героем, расстается, убедившись, что "новоселье" не прошло для него впустую (28).
2.3 "Станционный смотритель": особенности повествования
В перечне повестей "Смотритель" (так он был поначалу именован) значится на третьем месте, после "Гробовщика" и "Барышни-крестьянки". Но писался он вторым, до "Барышни-крестьянки". Это – социально-психологическая повесть о "маленьком человеке" и его горькой судьбе в дворянском обществе. Судьба "маленького", простого человека впервые показана здесь без сентиментальной слезливости, без романтического преувеличения и моралистической направленности, показана как результат определенных исторических условий, несправедливости общественных отношений.
По своему жанру "Станционный смотритель" во многом отличается от остальных повестей. Стремление к максимальной жизненной правде и широта социального охвата продиктовали Пушкину иные жанровые принципы. Пушкин отходит здесь от сюжетной заостренности интриги, обращаясь к более подробной обрисовке быта, среды и в особенности внутреннего мира своего героя.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
