10060-1 (589131), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Романтическое движение получило название по своим поэтам, однако и его проза тоже имела свои достижения. Ли Хант и Ч.Лэм, друзья Вордсворта и Колриджа, разработали форму субъективного эссе, отказавшись от менторского тона и глубокомысленной рассудительности в стиле доктора Джонсона ради более личной, нередко подчеркнуто субъективной манеры письма. Их целью было не столько изложить свою точку зрения, сколько смягчить и облагородить восприятие и чувства читателя. У.Хэзлитт (1778–1830) ставил перед собой задачи посложнее и как мыслитель и стилист был фигурой более значительной – самым влиятельным после Колриджа критиком в Романтическом движении. Концепция Хэзлитта об «ответном воображении» – способности сознания через постижение литературного произведения проникнуться чувствами художника-творца – выразила дух времени и оказала заметное воздействие на теоретиков литературы в Викторианскую эпоху.
Теоретические публикации Хэзлитта во многом дополняются Дневниками (1896, 1904) Дороти Вордсворт, сестры поэта. Их мудрость и изящество стиля свидетельствуют еще об одном важном качестве прозы романтиков. По мере того как выходящая в свет романтическая поэзия все более тесно соотносилась с природой личного опыта, к последнему начали проявлять весьма серьезный интерес, чего ранее не наблюдалось. Это одна из причин, по которой письма великих поэтов-романтиков пребывают в такой тесной связи с их творчеством, какой литература еще не знала. Письма Вордсворта, Колриджа, Шелли и Байрона обладают ценностью не только в биографическом плане, но и как художественные произведения, а письма Китса, отмеченные глубокой творческой мыслью и человечностью, относятся к величайшим памятникам жанра в английской литературе.
В годы Романтического движения роман продолжал развиваться по своим законам в творчестве трех крупнейших и влиятельных его мастеров. С именем Джейн Остен (1775–1817) связано возникновение в английской литературе «романа нравов». Высмеяв в своей первой книге Нортенгерское аббатство готический роман и культ возвышенного, она обратилась к тонкому исследованию бессердечия и жестокости, порождаемых в благородной среде различиями в общественном и экономическом положении людей: романы Чувство и чувствительность (1811), Гордость и предубеждение (1813), Мэнсфилд-парк (1814), Эмма (1816) и Доводы рассудка, опубликованные посмертно вместе с Нортенгерским аббатством в 1818.
В.Скотту (1771–1832), чья повествовательная поэзия имела в то время значительное влияние, сейчас придается больше значения как романисту. В своих романах, прежде всего «уэверлеевского цикла», он придал жанру новое историческое измерение, разворачивая сюжеты и раскрывая характеры действующих лиц на широком историко-политическом фоне. Друг Шелли Т.Л.Пикок (1785–1866) писал романы-диалоги – Аббатство кошмаров (1818), Замок Кротчет (1831) и другие; его персонажи, откровенно списанные с великих людей эпохи, например с Колриджа и Вордсворта, ведут долгие беседы, исполненные остроумия и незлой сатиры.
Таким образом, роман на протяжении Романтического движения сохранил жизнеспособность как жанр и, что важнее, обогатил арсенал своих изобразительных средств новыми приемами и подходами – в преддверии Викторианской эпохи, великого века английской художественной литературы.
Виктория I вступила на престол в 1837 и правила до самой смерти в 1901. По продолжительности с ее царствованием во всей истории Англии можно сопоставить лишь правление Елизаветы I (1558–1603). Подобно последней, Виктория дала свое имя не только политической, но и литературной эпохе. Викторианская эпоха тоже была веком энергичной экспансии, имперских амбиций и глубокой веры в будущее Англии и всего человечества. Тон эпохе задала «Великая выставка» 1851 в Лондоне, блистательная экспозиция, призванная продемонстрировать превосходство Англии в научной, общественной и технической областях. Викторианцы предвосхитили ряд проблем, считающихся сугубо современными, больше того, основательно их осмыслили. Они первыми из англичан задумались над промышленной революцией и ее возможными последствиями для культуры и общества. Романтики возмущались вопиюще несправедливым распределением дохода не по труду и выступали с пророчествами о творческой и политической революции. Викторианцы воспринимали такое распределение как очевидный, хотя и малоприятный факт, который надлежало устранить не поэтическим визионерством, но кропотливой повседневной благотворительной деятельностью в конкретных условиях современной им Англии.
Так называемый «новый гуманизм» ведет начало с 1842, когда лорд Эшли представил доклад о чудовищном положении горнорабочих, который опроверг оптимизм Т.Б.Маколея и других вигов и разрушил атмосферу общественного самодовольства. Литераторы одними из первых потребовали реформ. Т.Гуд написал Песню о рубашке, Элизабет Барретт-Браунинг тронула сердца стихотворением Плач детей. Романисты, включая Диккенса, еще настоятельней призывали к переменам в обществе. Б.Дизраэли подчеркнул чудовищные социальные контрасты викторианской Англии, дав своему роману Сивилла (1845) подзаголовок «Две нации», имея в виду богатых и бедных. Элизабет Гаскелл описала в Мэри Бартон (1848) страшные экономические последствия политических столкновений в ее родном Манчестере. Ч.Кингсли в Дрожжах (1848) показал лишения сельского труженика и призвал Англию к моральному возрождению. Их общественные устремления разделяли и другие видные романисты, например Ч.Рид, Шарлотта Бронте и У.Коллинз.
То был великий век английского романа, когда он стал нравственным и художественным голосом всей нации, чего, вероятно, не случалось ни до, ни после. Обычно печатавшиеся частями в ежемесячниках и лишь затем выходившие в виде книг, романы этой эпохи были плодом взаимопонимания между автором и читателем, что неизмеримо расширяло границы жанра и его популярность. Рассказчик и его аудитория доверяли друг другу и были готовы согласиться в том, что, несмотря на все жизненные невзгоды, человек по природе добр и заслуживает счастья.
Ч.Диккенс (1812–1870) был, несомненно, самым любимым, известным и во многих отношениях великим викторианским романистом. Его первый роман Посмертные записки Пиквикского клуба (1836–1837), неотразимо смешная мягкая сатира, имел ошеломляющий успех. В последующих романах, таких, как Оливер Твист (1837–1839), Домби и сын (1846–1848) и Дэвид Копперфилд (1849–1850), Диккенс создал панораму английского общества, прежде всего его низших и средних классов, и показал это общество с полнотой, пожалуй, беспрецедентной во всей истории английского романа. Диккенс был прекрасно осведомлен о мерзостях эпохи и об отвратительной нищете, на которую были обречены многие его соотечественники, и тем не менее его книги одушевляет вера в милосердие, питающая надежду на конечное устранение социальных зол благодаря врожденному доброму началу человека. Однако после Дэвида Копперфилда, романа подчеркнуто автобиографического, характер творчества Диккенса резко меняется. Холодный дом (1852–1853) – обстоятельный анализ мучительного для его участников затянувшегося процесса в Канцлерском суде по делу о наследстве. Кроме того, это еще и трезвый взгляд на лицемерие и всевластье бюрократизма, разъедающего общество. Символика описаний поднимает роман до уровня великой поэзии, а данная на первой странице картина большого города как современного ада остается непревзойденной. Аналогичный взгляд на общество, лишь слегка смягченный появлением симпатичных персонажей и изображением милосердных деяний, присущ Крошке Доррит (1855–1857), Повести о двух городах (1859), Большим ожиданиям (1860–1861) и последнему завершенному роману Наш общий друг (1864–1865).
У.М.Теккерей (1811–1863) писал романы в ином ключе. Под его пером общество, несмотря на внешний реализм изображения, выглядело много смешней, и это была его программная установка. Шедевр Теккерея Ярмарка тщеславия (1847–1848) назван по имени города из Пути паломника Беньяна – там терпят и поощряют всевозможные грехи человека. Однако Теккерей трактует различные формы надругательства общества над человеком не как греховные, но как вызванные самоубийственной в конечном итоге глупостью. Из всех викторианских романистов, вероятно, один лишь Э.Троллоп (1815–1882) был в ладу со своим веком и разделял его основополагающие воззрения. Самое значительное его достижение – цикл романов о вымышленном графстве Барсетшир и его обитателях. Важнейшие книги цикла – Опекун (1855), Барчестерские башни (1857) и Последняя хроника Барсета (1866–1867).
С детства познавшие болезни, безысходность и безнадежность, жившие на севере Англии в доме среди унылых заболоченных пустошей, три сестры Бронте – Шарлотта (1816–1855), Эмили (1818–1848) и Энн (1820–1849) – бежали от реальности в мир совместно творимых вымыслов, что едва ли располагало к созданию великих романов. Тем не менее на протяжении 1847 увидели свет три их выдающихся книги. Роман Шарлотты Бронте Джейн Эйр вышел первым и сразу завоевал читателей. История гувернантки Джейн и ее нанимателя, личности таинственной, байронической, привнесла в реалистическую викторианскую прозу элемент сверхъестественного в духе готического романа и романтических традиций. В Грозовом перевале Эмили Бронте главного героя Хитклифа терзают муки заведомо обреченной любви к Кэти. Это один из самых великих, загадочных и безжалостных романов о любви на английском языке. Энн Бронте уступала сестрам в искусстве повествования, но в ее романе Агнес Грей сквозь сгущенную романтическую атмосферу проступают нежность и умиротворение, неведомые Шарлотте и Эмили.
Творчество Мэри Энн Эванс (1819–1880), писавшей под псевдонимом Джордж Элиот, представляет собой синтез всего лучшего в викторианском романе. Озабоченность Диккенса социальными проблемами, реализм Троллопа в воссоздании провинциальной жизни и романтический порыв сестер Бронте соединяются в ее книгах, образуя самую, быть может, всеобъемлющую художественную панораму общества во всей английской литературе. Она начинала Сценами из жизни духовенства (1857), непритязательными, хотя и выразительными картинами провинциальных нравов, но в Мельнице на Флоссе (1860), Феликсе Холте (1866) и особенно в Мидлмарче (1871–1872) раскрыла современную ей жизнь во всей глубине и с непревзойденной силой творческого воображения.
Дж.Мередит (1828–1909) был последним из великих романистов Викторианской эпохи. В Испытании Ричарда Феверела (1859) и Эгоисте (1879) он обращается к сложному рафинированно-интеллектуальному стилю, чтобы обнажить пороки лицемерия и притворства. И Мередит, и Джордж Элиот уделяли большое внимание развитию романа как художественной формы и тем способствовали росту творческого самосознания романистов, что глубоко повлияло на Г.Джеймса, Дж.Конрада, да и на всех современных мастеров художественной литературы.
Поэты Викторианской эпохи в неменьшей степени, чем ее романисты, были одновременно наследниками и противниками революции романтизма. Творчество трех великих викторианских поэтов, Теннисона, Браунинга и Арнолда, можно уподобить попытке обратить взор от зеркала романтического воображения к реальной картине 19 в. и снова заставить поэзию быть достойным голосом общественности, совестью времени.
Творческое развитие А.Теннисона (1809–1892) настолько совпадает с эволюцией викторианского мировосприятия, что он выступает пророком века и в то же время его зеркалом. Его ранние стихотворения, такие, как Леди из Шалотта, Вкушающие лотос и Мариана, суть попытки проникновения в область отношений между сознанием и внешним миром и самодостаточного художественного воображения с его опасностями. Зрелый Теннисон, однако, обращается к теме истории человечества. Он питал устойчивый интерес к героическому и его проявлениям во времена, отягченные сомнениями и чувством собственной незначительности. Это одна из тем большого цикла поэм Королевские идиллии (1859), эпического переложения книги Мэлори о короле Артуре, но здесь средневековые рыцари выказывают поразительно современный, т.е. викторианский, комплекс чувств. Самая, возможно, великая поэма Теннисона – In Memoriam, длинная элегия памяти друга юности. В поэме, которая писалась на протяжении 17 с лишним лет, поэт вступает в спор с самим собой относительно места человека в мироздании и смысла жизни. Преодолевая сомнения, он постепенно приходит к твердой многогранной вере, опирающейся на стоицизм и самодисциплину. После издания поэмы в 1850 творчество Теннисона стало признанным и бесспорным поэтическим голосом эпохи.
Р.Браунинг (1812–1889) сделался кумиром читающей публики лишь в 1860-е годы. Его поэзия довольно трудна для восприятия, но ее сложность восходит к огромной эрудиции и богатейшему словарю, которые он использует, исследуя психологические мотивы поведения человека. Поэтический метод Браунинга во многом напоминает метод романиста: подобно Джордж Элиот и Мередиту он ищет ключ к человеческой натуре, рассматривая свойства индивидуальных характеров. Браунинг знаменит в первую очередь как мастер «драматического монолога», когда персонаж, повествуя о себе самом, невольно открывает читателю больше, чем думает. В отличие от плавного течения рассудочного стиха Теннисона, строки Браунинга отрывисты, ритм постоянно скачет, отражая специфические модуляции живой индивидуальной речи. Блистательный образец такого выразительного драматического монолога – Епископ заказывает себе гробницу в церкви св. Пракседы. После женитьбы на Элизабет Барретт (1846) Браунинг жил в Италии до ее смерти в 1861. Италия – место действия многих его выдающихся произведений, включая великую поэму Кольцо и книга (1868–1869), роман в стихах, построенный на материалах знаменитого дела об убийстве. В интерпретации Браунинга каждый из главных участников трагедии выдвигает свою версию того, «как все было», опровергая показания остальных.
Третьим великим поэтом и ведущим литературным критиком Викторианской эпохи был М.Арнолд (1822–1888). Его поэзию можно рассматривать как попытку самоопределения интеллектуала и гуманиста в условиях промышленной экспансии и кризиса веры. Арнолд родился в глубоко набожной семье, но в зрелые годы уже не считал традиционную религию надежной моральной опорой в жизни. Стержнем его воззрений стало убеждение, что в век скептицизма поэзия – единственный нравственный компас. Не в том смысле, что ей надлежит стать элементарной моральной проповедью, а в том, что, отражая многообразие жизни, она должна проникать в суть вещей глубже, чем это доступно научным методам исследования. Девизом его как критика была «незаинтересованность»; под нею он разумел отказ критика (и, конечно, поэта) «разделять поверхностные политические и практические суждения об идеях, каковые суждения большинство наверняка будет высказывать...» Свои взгляды на значение критики как хранительницы культуры Арнолд наиболее четко изложил в сборнике эссе Культура и анархия (1869) и в лекциях, которые читал, будучи профессором поэзии в Оксфорде. Хотя его поэтическое творчество не достигало им же поставленного идеала, оно остается волнующим свидетельством борьбы поэта с чувством отторженности от века, который он называл железным.
Во второй половине столетия выступила группа поэтов с совершенно иным подходом к арнолдовской проблеме анархии и культуры. Д.Г.Россетти (1828–1882), У.Моррис (1834–1896) и А.Ч.Суинберн (1837–1909) полагали ценности искусства и ценности общества полярно противоположными, а это исключало для них самую мысль о разрешимости противоречий, к чему стремились Теннисон, Браунинг и Арнолд. Их поэзия знаменует переход на позиции чистой эстетики, провозглашавшей, что только искусство придает смысл жизни. Формалистическая по складу, романтическая и чувственная в темах и образах, их поэзия повлияла на формирование т.н. эстетизма 1890-х годов. Полный разрыв О.Уайльда, Л.Джонсона, О.Бердслея и других писателей и художников с современной им культурой в существенной степени предвосхитил поэтические установки 20 в.