139249 (579151), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Слова «дух» или «душа» в представлении первобытных людей связывались с одушевлением всей природы. Постепенно развивались религиозные представления о духах земли, солнца грома, молнии, растительности. Позже на этой почве возник миф об умирающих и воскресающих богах.
Поклонение духам не только в древности, но и в наше время является важным элементом верований разных народов. Например, многие племена Центральной Индии верят в многочисленных духов, которые населяют джунгли, горы, водоёмы. Эти духи (бонги) бывают добрые и злые. Им приносятся многочисленные жертвы, проводятся ритуалы и церемонии, чтобы их умилостивить.
У жителей Андаманских островов распространена вера в духов, олицетворяющих различные силы и явления природы (ветры, морские течения, месяц, солнце). Чаще всего эти духи представляются андаманцам злыми и опасными, они олицетворяют враждебные человеку силы природы. Так, дух леса Эрем-чаугала ранит или убивает невидимыми стрелами; злой дух моря Джу-ру-вин поражает внезапной болезнью и поедает утопленников; духи Чол убивают невидимыми копьями во время дневного зноя (по-видимому, имеется в виду солнечный удар). Из сонма духов особенно выделяется Пулугу, олицетворяющий разрушительный муссон. Он насылает на людей бурю, если те не соблюдают некоторые запреты, особенно связанные с пищей.
С разложением первобытной общины, возникновение классов и рабовладельческих государств появились новые формы религиозных представлений. Среди духов и божеств люди стали выделять главных, которым подчиняются другие. Возникли мифы о родственной связи царей с богами. В господствующих слоях общества появились профессиональные жрецы, служители культа, которые использовали религию в интересах эксплуататоров.
2. Специфика мифа как первой формы культуры
Определение мифа варьируется в зависимости от того. Идёт ли речь о повествовании или, о представлении. Соответственно, первое определение предполагает значительно более узкий контекст исследования, с опорой лишь на текстологический анализ, в то время как второе имеет дело с мифологическим мировоззрением в целом, включая его проявление в обрядовой деятельности, быте, живописи прочем. Понятие мифологического различается и в зависимости от того, идёт ли речь об объекте (когда имеется в виду исторический период либо определение жанра в филологии) Лии методе исследования («мифологическая школа»). Но даже и в рамках одного толкования - например, мифологического эпоса как повествования о богатырях и героях - значительные разночтения приводят к неопределённости того, что понимается в данном случае под «мифологическим».
2.1 Миф, магия религия
Формы культуры, обнаруживающие в ходе истории глубинную взаимосвязь. Стремление людей обрести финальную осмысленность своего существования, рационализируя непостижимое, ведет к постоянному воспроизводству в культуре Мифа и религии. Религия, как таковая предполагает наличие определенного мировоззрения и мироощущения, центрированных на вере в непостижимое, божеств, источник существующего. На этой основе возникают специфичные для нее отношения, стереотипы действия, культовая практика и организации.
Религиозный взгляд на мир и сопутствующий ему тип мироощущения первоначально складываются в границах мифологического сознания. Разные типы религии сопровождаются несхожими между собой мифологическими системами. Одновременно существует и тенденция обособления мифа от религии, ибо он обладает имманентной логикой саморазвертывания, которая не обязательно обращена на последнюю реальность — непостижимый абсолют. Сообразно с логикой мифа можно препарировать социокультурных явления или же созидать идеальные конструкции средствами художественной фантазии. Миф — первая форма рационального постижения мира, его образно-символические воспроизведения и объяснения, выливающихся в предписание действий. Миф превращает хаос в космос, создает возможность постижения мира как некоего организованного целого, выражает его в простой и доступной схеме, которая могла претворяться в магическое действие как средство покорения непостижимого. Интерпретация универсума мифа антропоморфна: он наделяется теми качествами, которые окрашивают бытие индивида и его взаимосвязи с другими людьми. Отсутствие субъект-объектной оппозиции, изначальная не расколотость мира также специфичны для мифологии. Мифологические образы наделяются субстанциальностью, понимаются как реально существующие. Символическое воображение продуцирует образы, воспринимаемые как часть действительности.
Боги древнегреческого пантеона, например, столь же реальны, как и олицетворяемые ими стихии. Мифологические образы в высшей степени символичны, являясь продуктом синтеза чувственно-конкретного и понятийного моментов. Так, Посейдон — властитель морской стихии, имя Аида символизирует царство мертвых, а Аполлон — бог света. Конкретный мифологический персонаж соотносится с предельно широкой сферой феноменов, которые объединяются в единое целое посредством метафоры, созидающей символическое. Циклизм первоначальной архаической мифологии, до опр. степени преодолеваемый эсхатологически окрашенной иудеохристианской традицией, по Илиаде, объясним как средство преодоления страха перед безудержным потоком времени. В любом случае, миф — средство снятия социокультурных противоречий, их преодоления.
Миф рождается на стадии господства архаического сознания, но не уходит со сцены истории и с появлением изощренных рефлективных процедур, ибо антропоморфное видение реальности постоянно воспроизводится в культуре, апеллируй к массовому сознанию. Социально-мифологические конструкции отвечают чаяниям массы и зачастую получают свое завершение в рефлективных усилиях профессиональных идеологов. Примерами могут служить нацистский миф крови или миф о советском человеке. Иногда архаичный миф оживает в рафинированных философских конструкциях: учение Маркузе о противоборстве в культуре начал, заложенных Прометеем и Орфеем, или же попытки реанимации индоевропейской мифологии в философии лидера “новых правых” де Бенуа. Мифологические конструкции — органическое звено творчества М. Булгакова, Х.Л. Борхеса, Г. Гессе, Дж. Джойса, Т. Манна, Г. Г. Маркеса, А. де Сент-Экзюпери и других видных писателей 20 века, использовавших их для выражения собственных основополагающих идей. Религиозно-мифологические представления специфичны своей направленностью на непостижимое, принципиально находящееся за пределами компетенции разума, опорой на веру как высшую инстанцию по отношению к любым теологическим аргументам. Вера сопряжена с экзистенциальной активностью субъекта, попыткой осмыслить свое существование. Обрядовые действия и практика индивидуальной жизни базируются на ней, служат ее продолжением. Одновременно они стимулируют веру и делают религию возможной. Мифологические представления получают статус религиозных не только через их ориентацию на непостижимое, но и благодаря их связи с обрядами и индивидуальной жизнью верующих. Особый интерес вызывает сегодня анализ языка религии. Католические авторы от Аквината и Каэтана до Маритена почитают таковым язык аналогии. Среди протестантских авторов Тиллих одним из первых в нашем столетии заговорил о символизме и метафоричности языка религии, утверждая невозможность суждений об абсолюте вне обращения к индивидуальному и культурному опыту.
Р.Б. Брейтвейт, Т.Р. Майлз, П.Ф. Шмидт и другие представители так называемого некогнитинистского подхода, сложившегося в англо-американской философии религии, полагают, что религиозный дискурса в отличие от научного ориентирован на выработку некоторых конвенциональных форм нравственного поведения, их утверждения как идеальных жизненных образцов.
Возражая им. Д. Хик говорит, что нравственная проповедь Христа неотрывна от творимой им картины мира подтверждение которой принципиально возможно за границами человеческой жизни. Во вт. пол. 20 в. становится очевидным, что религиозно-мифологичесие представления понимаются и интерпретируются сквозь призму языкового горизонта современности. К этому заключению приходят К. Ранер, В. Панненберг, Э. Корет и другие католические и протестантские авторы, избирающие платформу герменевтики. Тезис о многообразии форм религиозного дискурса, его зависимости от культурного окружения фактически прокладывает дорогу межконфессиональному диалогу, плюрализму и веротерпимости. В многообразии религиозных картин мира проступает никогда не завершенный абрис непостижимого.
Представления о сверхъестественном становятся основой развития более сложного видения мира и воздействия человека на окружающую среду, что и проявляется в магии. Как ни парадоксально это выглядит в обыденных представлениях, именно магия, как это блестяще показал английский учёный Дж.Фрезер, — предшественница науки, потому что она исходит из тех же оснований, из того, что всё в мире связано причинно-следственной связью. А значит, магические ритуалы могут дать в руки человека рычаг управления природой и богами. “Как система природных законов, то есть совокупность правил, которые “определяют” последовательность событий в мире, она может быть названа магией теоретической. В качестве же предписаний, которым люди должны следовать, чтобы достигать своих целей, она может называться магией практической,” — пишет Дж. Фрэзер. В магии пока ещё слиты реальность и вымысел, опыт и фантазия.
Магическое мышление абсолютно безразлично к противоречиям, очевидным для нас. Объясняется это тем, что в нём чувственное преобладает над логическим, иррациональное над рациональным. Дж. Фрезер пишет о том, что человек той эпохи “никогда не подвергает анализу мыслительные процессы, на которых основываются его действия”. В процессе передачи из поколения в поколение знаний, сведений об обычных и необычных явлениях формируется особая форма закрепления памяти человечества — миф. Мифы представляют собой сложное культурное явление. В них своеобразно запечатлена древняя история человечества, и каждое новое поколение современных людей прочитывают её в духе усвоенных (или утраченных) культурных традиций.
2.1 Миф как отрицание индивидуальности и свободы
В мифе человек магически овладевал миром, но не следует думать, будто это приносило ему свободу. Ведь магическая связь сама делает своим пленником того, кто к ней обращается. В мифе и магии человек выступает не как самоценное существо, а как часть целого, вписанная в его незыблемый порядок. Даже в глазах своих последователей магия не всесильна, ибо она основана на мистических связях мирового целого, космоса, в котором Судьба одинаково всесильна и над людьми и над богами. «...Нет сильнее силы, чем всевластный рок», «Умение любое – пред судьбой ничто. И Зевс от предрешенной не уйдет судьбы» – говорит миф устами величайшего бунтаря древности – Прометея. Но древний человек и не стремился к свободе. Миф и магия выражают стремление не к свободе, а к выживанию, но выживание здесь осуществляется за счет подавления любых проявлений свободы.
Как уже отмечалось ранее, надо различать, во-первых, свободу как неотъемлемый духовный потенциал человека и, во-вторых, осознание, и осознанную социальную реализацию свободы. Миф есть исторически первое и потому очень ограниченное осуществление творческого человеческого духа, когда этот дух еще не развит и не готов совладать с собственной свободой.
И даже в более позднюю эпоху, когда человек уже вышел из первобытного состояния и стал понемногу овладевать силами своей души, он воспринимал свой самоконтроль как результат помощи богов мудрости – против богов гнева и ярости.
В этих условиях психическая жизнь первобытного человека могла быть упорядочена лишь с помощью магических обрядов и ритуалов, программирующих его бессознательное и направляющих течение душевной жизни по социально приемлемому пути. Власть нравственного закона и его запреты первоначально были магической властью. Мифологические ритуалы сплачивали общину и образовывали магический мост, оживляющий в душах связь между миром обыденного и миром священного. Социальные правила и запреты, освященные именем богов, внедрялись не только в сознание, но и в бессознательные глубины души.
Выше мы охарактеризовали миф как способ смысловой консолидации человека с природой. Но точно так, же миф есть способ смысловой консолидации индивида с общиной, которая воспринималась как часть обожествленной природы. Каждый человек целиком отождествлял себя с обществом, порядок которого был не менее священен, чем порядок природы. Миф упорядочивал человеческую жизнь, но делал это за счет тотального подчинения человека коллективу. Не было отдельного «Я» – каждый воспринимал себя как частицу общего «Мы», – только так можно было обеспечить сплоченность примитивного коллектива в условиях негарантированного выживания. Законы коллектива не были записаны на бумаге. Они были неотделимы от самой коллективной жизни, рассматриваемой как продолжение священного космического порядка. Внутри самого мифа его истина никогда не становится предметом для обсуждения, она просто принимается как священная данность, как выраженная в церемониях и ритуалах мистическая связь бытия.
Любой шаг за пределы, предписанные священным обычаем, рассматривался как нарушение священной гармонии, подрыв союза людей и богов. Например, в первобытных коллективах приняты церемонии инициации, т.е. посвящения в полноправные члены общины, где юношей подвергают испытаниям на смелость и выносливость. Однако с теми, кто хотя и был храбр, но проявлял излишний скептицизм или самостоятельность суждений, во время этих церемоний, как правило, случались непоправимые несчастья. Миф руками вождей и старейшин избавлялся от тех, кто не вписывался в его тоталитарную структуру; стабильность общества достигалась за счет консервации сложившихся в прошлом порядков. Как точно замечает Фрэзер, старое представление о дикаре как о свободнейшем из людей, противоречит истине. Он – раб, но раб не какого-то отдельного господина, а раб прошлого, духов умерших предков, которые преследуют его от рождения до смерти и правят им железной рукой. Деяния предков являются для него настоящим неписаным законом, которому он слепо, без рассуждения повинуется.