73009 (574099), страница 4

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 4)

Расин идет дальше. Он показывает силу народа. Не пассивным, не безмолвным остается римский народ. Он вмешивается в конце концов в ход событий на защиту Юнии, которая, обняв статую Августа, посвящает себя в весталки. Разгневанная толпа убивает царедворца Нарцисса, пытавшегося схватить девушку.

В грозные минуты жизни человека и государства народ становится высшим судьей и пресекает зло, когда воля отдельных личностей уже не может его пресечь.

В трагедии «Баязет» – снова тема деспотизма. Перед зрителем снова открывается картина дворцового быта – интриг, эгоизма, жестоких нравов.

Полный расточительной роскоши турецкий двор. Султан Аму-рат в походе. За него правит его любимая жена Роксана. При дворе в качестве узника живет брат султана, Баязет. Давно тревожным взором глядит на Баязета султан Амурат. Одного брата, способного отнять у него власть, он уже уничтожил. Осталось еще двое: один из них, Ибрагим, впал в детство и ему не страшен; но Баязет молод, отважен, умен. Он 'опасен Амурату. И султан шлет гонца к своей жене Роксане с тайным приказом убить Баязета.

Юный Баязет честен, правдив, рыцарски верен своей нежной любви к Аталиде, знатной девушке. Любит его и Аталида. Но Роксана не знает об их любви. Ей мил юный и красивый князь. Ей жаль убивать его. Если бы он мог полюбить ее! О, тогда она возвела бы его на престол. Она часто призывает к себе в покои Баязета. Юноша скромен и робок с ней. И все больше н больше распаляется сладострастное воображение султанши. Великий визирь Акомит, который строит планы дворцового переворота, убеждает Баязета поддержать страсть Роксаны. Юноше даже не нужно притворяться, ослепленная Роксана малейшее его внимание принимает за любовь.

Расин – тончайший мастер рисовать психологию женщины, обычно страстной, динамичной натуры, способной переходить мгновенно от любви к ненависти, от гнева к безграничному восторгу, не останавливающейся ни перед чем. Такова его Гер-миона в трагедии «Андромаха», такова и Роксана в трагедии «Баязет».

Теперь мне все равно – закон со мной иль нет! Всем пренебречь меня заставил Баязет…

Иногда ее охватывают сомнения: молодой принц робок, сдержан, холоден с ней. Любит ли он ее?

И я томлюсь по нем без встречного участья.

На ее прямой вопрос Баязет отвечает уклончиво. И вот она разъярена, уж ненавидит. Пусть погибнет! Пусть выполнят приказ султана и казнят своевольного принца. Но Баязет по настоянию своей возлюбленной, которая боится за его жизнь, подает слабую надежду султанше – и все забыто, и он снова любим, и безмерно счастлива ослепленная женщина.

Расин знает силу женской ревности. Он сталкивает султаншу с соперницей. Это Аталида. Она любит Баязета и любима им. Роксана ничего не знает об их любви, ничего не подозревает, но и Аталида – женщина, и ей свойственна ревность и непоследовательность. Только что она уговаривала Баязета, ради его жизни, притворно клясться султанше в любви и почти мгновенно, сраженная мыслью, что притворная любовь может перейти в настоящую, уже терзает его ревностью. И это разрывает клубок переплетенных судеб, воль, страстей. Молодые люди становятся неосторожны. Ревнивый ум Роксаны прозревает истину. Баязет пытается смягчить ее гнев щедрыми посулами, что будет любить ее… как мать, как сестру, что окружит ее почетом.

Что мог бы ты мне дать, не отвечая страстью? Что изобресть могла б признательность твоя? –»

отвечает ему обезумевшая от любви женщина. И Баязет гибнет от руки Роксаны, ее же убивает раб, подосланный султаном. Такова разрушающая сила страстей. Гибнет обаятельный, вырисованный нежными полутонами, меланхоличный Баязет¹, гибнет жестокая, властная, страдающая и бессильная перед роковой силой любви Роксана. Остается жить, но жизнью бесцельной Аталида, не сумевшая побороть в себе даже минутного ревнивого сомнения:

…даже в грозный миг, несчастья ожидая, Жила без разума, лишь о себе скорбя.

Если взглянуть на психологические коллизии трагедии Расина с позиций норм классицистического театра, то следует признать, что тех четких контуров чувства и долга, вступающих в конфликт в трагедиях Корнеля, мы здесь не увидим. В трагедии «Гораций» размежевание чувства и долга проведено поистине яркой пограничной чертой. Ее нельзя не видеть. Она сразу же бросается в глаза и читателю, и зрителю.

Долг – это необходимость убить Куриациев и завоевать победу Риму. Чувство – это мучительное нежелание поднять руку на близких, добрых и милых людей. Следовать долгу – честь, следовать чувству – бесчестье. Все ясно и просто. Не то в трагедии Расина «Баязет». Что было долгом для Баязета? Верность любви к Аталиде. Но к этой верности он влекся всем своим сердцем. И долг, и чувство находились в нерасторжимом согласии.

Дилемма была, однако, такова: остаться честным и умереть или стать негодяем и выжить. Баязет предпочел первое.

В трагедии есть еще одно значительное лицо – визирь. Это политик по преимуществу. Ему смешны треволнения любви молодых людей – Баязета, Роксаны, Аталиды. В политической игре не могут приниматься в расчет какие-либо нравственные принципы: совесть, верность слову и прочие «шаткие правила». Он уговаривает Баязета лгать Роксане, ведь всегда можно пересмотреть «былые обещания». Он искренне верит, что интересы государства оправдывают всякое нарушение частной морали, что основатели царств и истинные герои никогда не были щепетильны в выборе средств при решении важных государственных задач.

Свободны побеждать и веровать вольны,

Они всем жертвовали счастию страны,

И пол-империи святой обосновалось

На том, что клятва их лишь редко соблюдалась,–

говорит визирь. Баязет не спорит с ним: да, действительно, для успеха страны они поступались многим; но, когда дело касалось их лично, когда речь шла об их жизни, они не покупали ее ценой подлости:

О святость мужества! О верности закон!

Пусть гибель мне грозит, – я вами восхищен!

Но можно ль все предать упорству шатких правил?

Со времен Макиавелли всех политических мыслителей волновало противоречие между нравственными принципами и государственными интересами. Макиавелли решительно высказался в пользу последних и написал предельно откровенную, пожалуй, даже цинично откровенную книгу «Государь», в которой на ряде исторических примеров показывал правоту тех самых суждений, которые Расин вложил в уста своего визиря.

Эта дилемма (совесть – государственные интересы) не могла еще возникнуть в театре Корпели, ибо драматург вынужден был бы принцип государственности поставить ваше частной морали, т.е. открыто встать на сторону Макиавелли, на что он, конечно, не решилен бы.

Расин, как видим, живя в абсолютистском государстве, противопоставил личность государству и встал на сторону личности. Абсолютизм явно уже терял свой авторитет в сердцах мыслящих французов XVII столетия.

Придворные интриганы, организовавшие дикую травлю поэта, задушили его талант. Драматург, создавший за десять лет (1667–1677) восемь великолепных трагедий – поистине шедевров классицистического театра, за последующие двенадцать лет не создал ничего. Две последние его пьесы, которые он писал уже с надломленной душой и по просьбе (по заказу) всесильной фаворитки короля госпожи де Ментенон, при всем блеске их поэтической отделки далеки от первых его творений. Перед нами уже не тот Расин. Это скорее проповедник, такой же красноречивый, как и его современник епископ Боссюэ, но не художник, постигающий все движения человеческого сердца. Боссюэ бывал на представлениях последних пьес Расина и оставался ими доволен.

Мрачную картину душевной жизни стареющего драматурга открывает нам последняя его трагедия «Аталия». Мрачен мир его поэтической фантазии, мрачен мир художественных образов. И первое, что приходит на ум после того, как ознакомишься с трагедией, – сознание того, что нехорошо было на душе у поэта.

Сюжет трагедии взят из библейской мифологии. Кровожадная богоотступница иерусалимская царица Аталия, уже старуха, уничтожает все свое потомство, детей и внуков, ибо они – из рода Давида, она же сама – из рода израильских царей, враждебных иерусалимским (иудейским) царям. В храме совершается свирепое убийство:

…царевичи, все кровью залитые,

И острый нож в руках ужасной Аталии.

Один царевич, по имени Иоас, был спасен и скрыт от глаз разъяренной и мстительной царицы. В иерусалимском храме под неусыпным наблюдением первосвященника и в полной тайне воспитывается он.

Расин в предисловии к трагедии говорит о правдоподобии как о важнейшем принципе драматургии. В былое время залогом правдоподобия он считал умение избегать крайностей, излишней контрастности в делении героев на добрых и злых. Сейчас этот принцип забыт. В трагедии «Аталия» на одной стороне – абсолютные, стопроцентные злодеи, на другой – без единого пятнышка добродетельные герои. К добродетельным героям принадлежат царевич Иоас, первосвященник Иодай, его жена Иосавет, его дети Захария и Суламифь, военачальник Абнер. Все они глубоко религиозны и, следовательно, честны, добры, мужественны, по логике автора.

Олицетворением зла является Аталия. Почему она так жестока, так кровожадна, почему губит своих внуков, – из пьесы понять нельзя. Она богоотступница – и потому, злодейка, она злодейка – и потому богоотступница. Для людей, фанатически верующих, подобная аргументация, очевидно, была убедительной.

Второй злодей в пьесе – жрец Ваала Мафан. Он богоотступник, потому что в храме Иерусалима ему не нашли места жреца; движимый честолюбием, он выдумал нового бога, Ваала, склонил к вере в него царицу и стал жрецом этого изобретенного им бога. Сам он не верит ни во что:

…ты думаешь, что я в усердье рьяном Могу быть ослеплен ничтожным истуканом, Обломком дерева, который день за днем Все точит рой червей, что угнездились в нем…

Аталии явился во сне образ Иоаса. Она еще не знает, что один из ее внуков спасен, но уже встревожена. Войдя в иерусалимский храм (вход туда ей запрещен), она видит Иоаса, узнает его (мальчик реальный и тот, что явился ей во сне, сходны). К борьбе за Иоаса, в сущности, сводится все действие пьесы. Аталия в конце концов побеждена: ее убивают собственные подданные; Иоас воцаряется на иудейском престоле.

Итак, перед нами снова тема деспотизма. Бесконтрольная власть, злоупотребление властью – вот причины всех бед и всех злодейств:

Насилье при дворе – единственный закон;

Там прихоть властвует слепая,

А саном тот лишь награжден,

Кто служит, рабскую угодливость являя.

Расин всюду подчеркивает свою неприязнь к абсолютизму. В пьесе мы находим прямое разоблачение и осуждение самой теории абсолютизма:

Что царь покорен лишь своей же мощной воле И попирает все, блистая на престоле; Что подданных удел – нужду и труд нести, И надобно жезлом железным их пасти…

Нельзя, конечно, предположить, чтобы Расин, осуждая римский деспотизм, имел в виду французский двор. «…Вероятно ли, чтоб тонкий придворный Расин осмелился сделать столь ругательное применение Людовика к Нерону? Будучи истинным поэтом, Расин, написав сии прекрасные стихи, был исполнен Тацитом, духом Рима; он изображал ветхий Рим и двор тирана, не думая о версальских балетах… Самая дерзость сего применения служит доказательством, что Расин о нем не думал», – справедливо писал А.С. Пушкин.

Трагедия «Аталия» не дошла при жизни автора до широкого зрителя. Девицы из пансиона Сен-Сира несколько раз ставили ее во дворце для короля и узкого круга придворных. «Аталия», как и «Эсфирь», сопровождалась хором, исполнявшим религиозно-библейские песнопения. Представление было обставлено, подобно богослужению, торжественной литургии. Расин ввел даже музыкальное сопровождение, ссылаясь на то, что «многие пророки не раз впадали в священное исступление при звуках инструментов». Автор музыки был Жан Батист Моро и позднее знаменитый Мендельсон-Бартольди.

Список литературы

1. Мокульский С.С. Расин. – Л., 1970.

2. Обломиевский Д.Д. Французский классицизм. – М., 1988.

3. Моруа Андре. Литературные портреты (Лабрюйер, Вольтер, Руссо, Лакло). – М., 1970.

4. Обломиевский Д. Литература французской революции 1789–1794 гг. ‑ М., 1984.

5. Великовский С. Поэты французской революции 1789–1848 гг. ‑ М., 1993.

Характеристики

Список файлов ответов (шпаргалок)