73009 (574099), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Опираясь на авторитет Аристотеля, Расин отказывался от главнейшего элемента театра Корнеля – от «совершенного героя». «Аристотель не только весьма далек от того, чтобы требовать от нас совершенных героев, но, напротив, желает, чтобы трагические персонажи, т.е. те, чьи несчастья создают катастрофу в трагедии, не были ни до конца добрыми, пи до конца злыми».
Расину важно было утвердить право художника изображать «среднего человека» (не • в социальном, а в психологическом смысле), изображать слабости человека. «Они (герои трагедий) должны обладать средними достоинствами, т.е. добродетелью, способной на слабость».
«Андромаха». Древнегреческий миф о Гекторе и Андромахе, прославленных Гомером, Еврипидом и многими другими античными авторами, привлекал к себе не раз внимание художников последующих поколений человечества. Французы приспособили поэтическую легенду о юном сыне Гектора и Андромахи Астиа-наксе к своей национальной истории, подобно тому как это делали древние римляне с именем троянца Энея.
Юноша Астианакс не погиб, как повествуют о том античные авторы; он был чудесно спасен и основал французскую монархию, став прародителем французских королей. Так гласили древние французские хроники. Знаменитый французский поэт XVI столетия Пьер Ронсар воспевал Астианакса в своей поэме «Франсиада».
О чем же рассказывает в своей трагедии Расин?
Троя разрушена. За одну ночь погиб славный город, под обломками его или в славной сече сложили головы его защитники. Женщин и детей по жребию как военную добычу разобрали победители. Андромаха и ее сын Астианакс достались Пирру, могучему царю Эпира.
Пирр, бесстрашный воин, жестокий и непреклонный на поле боя, суровый правитель, познал (может быть, впервые в жизни) неугасимую страсть любви. Прекрасная пленница с печальными глазами, с истерзанным сердцем, пережившая столько бед, смутила его покой, сломала его волю, разрушила ту железную цельность характера, которая необходима воину и государственному мужу. Андромаха не любит, не может любить Пирра. Он сын Ахиллеса, а тот убил ее мужа. Он виновник ее несчастий, несчастий ее народа. В пылающей Трое предстал он перед ней впервые, и впечатление было ужасно:
…Пирр, сверкающ и суров, Вошел в сиянии пылающих дворцов, Сквозь груды мертвецов шагая всех спокойней, До самых пят в крови и призывая к бойне.
Может ли она забыть это? А Пирр беснуется, терзает ее, то грозит, то умоляет, то гордо требует подчинения, то, завидев слезы на глазах обожаемой женщины, готов жалеть ее и плакать вместе с ней, и так без конца:
…что ни день, пытается он вновь То ужас ей внушить, то возбудить любовь, То смертью сына ей грозит и сердце гложет, То, слезы увидав, любви сдержать не может.
Уже несколько лет живет при его дворе Гермиона, дочь Менелая и прекрасной Елены. Она прибыла сюда в качестве невесты Пирра. Она любит своего неверного жениха, страдает и ждет. И уязвленное самолюбие, и равнодушное снисхождение к ней, которое постоянно проявляет Пирр, терзают ее гордое сердце. Столь длительная отсрочка свадьбы беспокоит и Менелая, ее отца, а мальчик Астианакс, живущий хотя под неусыпной стражей, но мужающий день ото дня, внушает тревогу всей Греции. Кто знает, что таит в себе этот отпрыск Гектора? Кто знает, какие беды сулит грядущее? Не лучше ли разом пресечь опасность, убив Астианакса? Из Греции в Эпир прибыл в качестве высокого посла сын Агамемнона Орест и с ним его друг Пилад. Орест должен потребовать у Пирра мальчика, чтобы увезти его и предать в руки палачей.
Пирр отказывается выдать мальчика. Пусть вся Греция ополчится против него, он не отдаст никому сына Андромахи. «Мне жаль дитя, и я, Элладе вопреки, в крови невинного не омочу руки!»
Ореста меньше всего волнует судьба Астианакса, и не ради него он прибыл сюда. Все думы Ореста – о Гермионе. Ее он любил когда-то, с ней мечтал соединить свою судьбу, ее любит он и сейчас, сильно и горестно. Сейчас он хочет увезти ее тайно из Эпира, под видом мальчика Астианакса. Как бы он услужил этим Пирру! От скольких бы забот и тягот избавил его! И невдомек это простодушному Оресту.
Гермиона готова уже покинуть Эпир. Пусть лишь Пирр даст формальное разрешение на отъезд. Девушка обманывает себя: никакого разрешения она не хочет, и, если Пирр позволит ей уехать, она найдет предлог, чтобы остаться, ибо не может уже жить вдали от того, кто терзает ее своим равнодушием и кого она еще мучительнее от этого любит.
Окрыленный надеждой Орест спешит к Пирру. Но странная перемена произошла в душе эпирского царя. Он уже готов отдать Астианакса и заявляет Гермионе, что решил жениться на ней. Гермиона счастлива. Забыты все невзгоды, все жалобы, проклятья. Простодушный Орест не может понять, чем вызваны перемены, лишившие его счастья, он не знает того, что Пирр говорил с Андромахой, что рассказал ей о причинах его посольства, сказал ей, что готов защищать ее сына до конца, и за это требовал ее любви, и снова непреклонная Андромаха предпочла смерть браку с ненавистным ей человеком. Поэтому так и переменился оскорбленный ее отказом, мятущийся Пирр.
Но ни счастливая теперь Гермиона, ни восторженно влюбленный в нее и теперь несчастный Орест не знают, как легко обуздать неукротимого Пирра одним лишь взглядом, одним лишь словом прекрасной пленницы. Вот он бушует в своей злобе и ненависти к Андромахе:
Супруга Гектора она, я – сын Ахилла, И океан вражды нас разделяет двух.
Он клянет ее, жалеет, что не все ей сказал, недостаточно убедил ее в своей ненависти к ней, и хочет вернуться, чтобы еще и еще бросать ей в лицо горькие слова. Зачем? Затем, что любит ее, любит неукротимо и не знает, что в гневе и в ненависти его – все та же любовь. Расин с необыкновенным проникновением в человеческое сердце рисует эту противоречивую логику любви.
Ты думаешь, что я простить ее могу? Что я ее ищу? Что я за ней бегу? –
спрашивает Пирр своего старого наставника Феникса, обманывая себя, пытаясь обмануть и мудрого старца, лучше его знавшего и человеческую жизнь, и человеческое сердце.
«Вы любите ее!» – отвечает Феникс. И Пирр не спорит. Его разгадали, и он не в силах притворяться. Он горюет и жалуется. Речь его прерывиста, бессвязна, полна большого горя:
Люблю! Какое слово!
Ей льстит моя любовь, и все ж она сурова.
Ни братьев, ни друзей, одна поддержка – я!
Астианакса жизнь зависит от меня. Чужая… Нет, не то – рабыня здесь в Эпире. Я сына ей дарю, свою любовь, все в мире, – Но, что ни делаю, в награду мне одно Ее гонителя лишь звание дано.
Андромаха не может не понять Пирра. Как бы ни был он виновен перед ней, перед ее народом, перед ее родиной, он ее любит, любит искренне и страдает, – это хорошо знает Андромаха. Ее верность погибшему Гектору, ее понятия о чести, о патриотическом долге не позволяют ей принять его любовь. Она готова умереть, но не стать женой Пирра. Однако она не может не признать достоинств Пирра:
Горяч, но искренен, – таким его узнала, – Он больше сделает, чем посулит сначала.
И Андромаха решилась на коварную хитрость. Чтобы спасти сына, она обвенчается с Пирром и тем обяжет его заботиться об Астианаксе, сама же, не вступив на брачное ложе, покончит с собой и так сохранит верность покойному супругу. Стоило ей сказать Пирру о своем согласии, и он уже у ее ног. Не ведая тайных замыслов Андромахи, он клянется ей в вечной преданности и обещает защищать ее сына.
Расин столкнул Пирра с Гермионой. Перед зрителем они еще ни разу не стояли рядом. Как-то поведет он себя перед лицом столько раз обманутой им невесты теперь, когда после обещанного венца он предложит ей удалиться из Эпира? Пирр не оправдывается, не пытается уйти от ответственности. Он виноват. Он обманул ее, он изменил ей, сам того не желая. «Страсть сильнее меня, и Андромаха разом украла у меня влечение и разум».
Гермиона не хочет понять его. Любовь и ревность ослепляют ее. Речь ее злобна. Мало думая о ней, Пирр отнюдь не предполагал, что девушка могла его любить. Он видел в их взаимном обязательстве лишь политический союз, в котором чувства не могли играть большой роли. Поэтому, когда девушка называет его изменником, он спокойно отвечает: «Чтоб быть изменником, ведь надо быть любимым!» Пораженный, он узнает, что любим.
По сути дела, на этом завершается сценический конфликт между Пирром и Андромахой. Она согласилась выйти за него замуж, он, следовательно, удовлетворен, поводов для дальнейшей борьбы нет, а раз нет борьбы, нет и сценического действия. Зрителя еще может интересовать, как выполнит свой замысел Андромаха, как подействует ее самоубийство на Пирра, но это уже финал.
Однако в трагедии действуют еще два героя, Орест и Гермиона. Какова их судьба? В трагедии, как учил Расин своих собратьев по перу, «совместно действуют многие лица, и действие отнюдь не окончено, если неизвестно, в каком положении оно оставляет этих лиц».
И теперь, когда сценический конфликт между Пирром и Андромахой исчерпал себя, на первое место выступает конфликт между Пирром и Гермионой. Финал будет совсем не такой, каким он грезился счастливому Пирру. На его счастье свое вето наложит и оскорбленная Гермиона. Лишь только она поняла, что все кончено, что любимый человек для нее недосягаем, страшное решение сложилось в ее голове. Пирр должен умереть! Гермиона зовет к себе Ореста. Она бушует и клянет неверного Пирра. Орудием мщения должен быть Орест.
Влюбленный юноша готов исполнить приказ Гермионы. Он говорит, что во главе войск подвергнет осаде Эпир и в мужественном сражении погубит оскорбителя своей возлюбленной. Но он не так понял Гермиону. Мстить нужно сейчас, в момент свадьбы, напасть на безоружного Пирра в храме, в момент его торжества, и не одному, а с несколькими помощниками, чтобы вернее достичь цели. Это смущает честного Ореста: это похоже на убийство:
Я отомщу ему, но отомщу не так,–
Не как убийца, нет, но как заклятый враг.
В бою погибнет он, а не убитый сзади.
Могу ль я голову его привезть Элладе?
Мне поручение моей страной дано.
А я – я совершу убийство здесь одно?
Гермиона не хочет входить в соображения чести, порядочности, нравственных понятий Ореста, ей все равно, лишь бы Пирр был убит. Она издевается над Орестом, называет его трусом, обещает ему свою любовь, если он исполнит ее желание, идет на хитрость, пугает его:
Пока он жив, сто всегда смогу простить я,
И ненависть моя рассеется, как дым,
Иль он умрет сейчас, иль будет мной любим.
И простодушный Орест верит ей, идет на преступление, забыв законы чести. Он так любит ее, так верит в свое счастье и так мало знает людей, так мало знает свою Гермиону!
Вам в жертву принесу всех ваших я врагов. А ваших милостей – покорно ждать готов.
И Гермиона не знает, что будет с ней; ей кажется, что она порадуется гибели Пирра, что, удовлетворенная местью, станет верной женой Ореста: «В вас не обману я веры».
Пятое действие открывается монологом Гермионы. Скоро должен погибнуть Пирр. Вот-вот рука мстителя настигнет его, и он падет окровавленный и бездыханный. Пирр! Ее Пирр! Человек, которого она так любит, ради которого столько перетерпела сердечных мук! Что ж, он заслужил смерть. Он не проявил никакой жалости, никакого участия к ее горю, никакой чуткости к ней, к ее любви. Он смеялся над ней… Так пусть умрет! Кто умрет? Пирр? И она будет его убийцей – самого дорогого ей человека? О нет, никогда! Так. рисует нравственную борьбу Гермионы Расин.
«…Есть нечто поразительно величавое в стройной, спокойно развивающейся речи расиновских героев, диалог часто убивает действие, но он изящен, но он сам действие» (А.И. Герцен).
Те, кто обвиняли впоследствии классицистический театр за пристрастие к монологам, к продолжительным речам героев, забывали о том, что в этих монологах содержалось само сценическое действие. Герой исповедовался перед зрителем, вернее, оставался перед зрителем наедине с собой, и зритель оказывался свидетелем той большой жизни, которая всегда скрыта от посторонних глаз, жизни человеческой души, и если эта жизнь показана правдиво, то вряд ли зритель мог оставаться безучастным к ней.
Все произошло так, как требовала Гермиона. В храме, во время венчания, Пирр был убит. Об этом приходит сообщить ей Орест. Он воодушевлен. Он думает, что обрадует ее, ведь она так желала мести! Но страшной гримасой ненависти и презрения встречает его Гермиона. Орест потрясен: ведь он исполнял ее приказ, она требовала, настаивала, торопила его. «Чудовище, ты мне противен!» – заявляет она с ожесточением и с чисто женской логикой объясняет ему:
Велела я, но ты, ты мог не дать согласья! Могла просить, молить и требовать сто раз, – Ты ж должен был о том меня спросить опять И вновь ко мне прийти, верней – меня бежать.
Бедный юноша! Он был игрушкой в руках влюбленной и несчастной девушки, она же, в свою очередь, – жертва своих страстей. Гермиона, в горе о погибшем Пирре, наложила на себя руки. Орест потерял рассудок.
Таков финал. Какое страшное опустошение вносят в человеческую жизнь страсти! И человек не в силах побороть их в себе. В жертву страсти приносятся принципы чести (Орест), государственные интересы (Пирр) и жизнь человеческая.
Мы помним, что герои Корнеля побеждали страсти. Они страдали, но были сильнее страстей; побеждала воля, разум человека, человек поднимался над собой. Так было у Корнеля, последнего могикана героической поры феодализма. Средневековый Роланд и корнелевский Сид в известной мере одно и то же лицо: для того и другого моральные принципы, идея долга превыше чувств. Не то у Расина. Расин был моложе Корнеля на три десятилетия, но эти три десятилетия больше разделяли двух поэтов (поэтов-современников), чем столетия – Корнеля и безвестного автора «Песни о Роланде».
Какой-то перелом произошел во французском обществе. Корнель потерял связь со своим зрителем, но не мог понять, в чем дело. Говорили, что Корнель утратил талант, и потихоньку смеялись над ним и жалели его, уважая в нем кумира своих отцов. И Корнель, смущенный, обескураженный, вступал в состязание с молодым соперником, старался подделаться под вкусы зрителя, совершал творческие ошибки и мучился, видя их. А причина заключалась в том, что наступила иная пора в жизни Франции; Корнель остался со своим поколением, ему был чужд новый зритель, утративший интерес к государственным, политическим проблемам.
Корнель – певец силы человеческой, Расин – слабости. Посмотрите с этой точки зрения на трагедию Расина «Андромаха». Есть ли в ней хоть один сильный человек? Пирр, гордый и мужественный воин, забыл все ради женщины и готов сражаться со всей Грецией, своей родиной, сражаться за женщину, которая его не любит. Донимает ли он, что поведение его недостойно? Понимает, но чувство для него дороже всех суждений холодного ума. Орест предает интересы своей родины ради Гермионы. Идея патриотизма ему чужда. Он нарушает законы общечеловеческой морали: убивает беззащитного, невооруженного человека и сам понимает преступность своего поступка; но он любит, и чувство для него всего дороже. Гермиона ничего не знает, кроме любви. Она обрекает Пирра на смерть только за то, что он не отвечает на ее чувство. Она нисколько не задумывается над вопросом о том, имеет ли она право на любовь Пирра. Она любит, и этого довольно. Пирр обязан ее любить только потому, что она любит его. Гермиона делает орудием своей мести простодушного Ореста, пользуясь его слепой любовью к ней, и нисколько не задумывается над тем, какое надругательство совершает над его доверчивой преданностью ей. Любовь ее деспотична и эгоистична. Но и Гермиона – жертва своих страстей, жалкая соломинка в бушующем море чувств.












