Лекция 06() (551912), страница 5
Текст из файла (страница 5)
Первая армия тем временем отходила к Дрисе и 27 июня вступила в Дрисский лагерь. Александр принялся объезжать укрепления во всех направлениях. После Аустерлица он старался не высказывать своего мнения по военным вопросам, больше молчал, вслушивался в речи генералов и всматривался в их лица. Общий вывод был неутешительный: все в один голос говорили, что Дрисский лагерь бессмысленная выдумка и что нужно уходить из этой ловушки, не теряя времени. Все выступали против плана Фуля, но ничего толкового не предлагали взамен. В конце концов император принял настоятельные доводы Барклая-де-Толли, который советовал отступать, ибо генеральная битва у границ могла окончиться только поражением.
4 июля первая армия вышла из Дрисского лагеря по направлению к Витебску. В Полоцке Шишков, Балашов и Аракчеев подали Александру записку, в которой указали на неудобство его дальнейшего пребывания в войсках. Александр, впрочем, и сам уже понял это. Не приняв командования, он связывал своим присутствием Барклая, вынужденного постоянно оглядываться на мнение двора. 6 июля был получен мирный трактат с Англией, а 7 июля государь выехал в Москву. Прощаясь, он будто бы сказал Барклаю: "Доверяю вам свою армию. Не забывайте, что другой у меня нет".
Сделав однодневную остановку в Смоленске, Александр 11 июля приехал в Москву, где его с нетерпением ждали. Вся столица была охвачена невиданным патриотическим порывом. Многие жители отправились на Поклонную гору в надежде испросить позволения выпрячь лошадей из царской коляски и нести ее на себе. Тысячи людей разного звания отправились пешком по Смоленской дороге, сокращая время удалыми русскими песнями. Александр, уклоняясь от торжественной встречи, пожелал въехать в столицу ночью. Однако, несмотря на то, вся дорога с последней станции до заставы была полна народа, так что от взятых многими фонарей было светло как днем.
12 июля, едва лишь стала заниматься заря, народ повалил на Красную площадь; все уже знали о приезде государя. С восходом солнца, ярко сиявшего в этот торжественный день, Кремль наполнился народом. Александр вышел из дворца в Девять часов, и в то же мгновение раздался звон колоколов и громогласное "Ура!". Александр остановился на Красном крыльце, растроганный зрелищем, напоминавшим времена Минина и Пожарского. Через несколько минут он пошел к Успенскому собору. Народ провожал его криками: "Отец наш! Ангел наш! Да сохранит тебя Господь Бог!"
15 июля назначено было собраться дворянам и купечеству в залах Слободского дворца. Войдя в залу дворянского собрания, Александр, встреченный с восторгом, объяснил в кратких словах положение государства и напомнил, что уже не раз оно было обязано своим спасением дворянам. Он закончил словами: "Настало время для России показать свету ее могущество! Я твердо решил истощить все средства моей обширной империи прежде, нежели покоримся высокомерному неприятелю. В полной уверенности взываю к вам: вы, подобно вашим предкам, не позволите восторжествовать врагам, этого ожидают от вас Отечество и государь!" В ответ раздались крики: "Готовы умереть за тебя, государь! Не покоримся врагу! Все, что имеем, отдаем тебе!" Многие плакали. Александр, сам чрезвычайно растроганный, сказал: "Иного я не ожидал от вас. Вы оправдываете мое о вас мнение". Потом, перейдя в залу, где собралось купечество, Александр объявил депутатам, что для отражения неприятеля требуются значительные денежные средства. По отбытию императора в продолжение двух часов купечество подписалось на полтора миллиона рублей.
В ночь с 18-го на 19-е император выехал из Москвы и прибыл в Петербург 22 июля. Первой заботой Александра по возвращении было назначить нового главнокомандующего. Выбор его он доверил особому комитету, члены которого собрались на заседание 5 августа. С общего согласия рекомендована была кандидатура Кутузова. 8 августа император, после некоторого колебания, утвердил это решение. "Я не мог поступить иначе, - объяснил он сестре Екатерине Павловне, - как выбрать из трех генералов одинаково мало способных быть главнокомандующими (то есть Барклая-де-Толли, Багратиона и Кутузова. - К. Р.) того, на которого указывал общий голос". Своему генерал-адъютанту Комаровскому император сказал еще откровеннее: "Публика желала его назначения, я его назначил. Что же касается меня, то я умываю руки". Известно, что Александр не любил Кутузова со времен Аустерлицкого сражения. Впрочем, это не мешало государю отдавать должное его заслугам. Так, по заключении Бухарестского мира, завершившего успешную войну с Турцией, фельдмаршал был пожалован в графы, а 29 июля - в светлейшие князья.
***
От начала войны до назначения Кутузова Александр принимал самое ближайшее участие в распоряжении военными действиями. Вынужденный назначить Кутузова, он вполне сознательно удалился на второй план, уступив другому дело спасения Отечества. С этой минуты война шла независимо от его воли. Он мучился и страдал, видя неудачи русского оружия, но не позволял себе вмешиваться в ход событий. Мало кто знал, чего стоили Александру эти пять месяцев вынужденного бездействия.
7 сентября он получил через Ярославль краткое донесение графа Ростопчина о том, что Кутузов решил оставить Москву. Пишут, что Александр удалился к себе в кабинет, и всю ночь камердинер слышал его шаги. Утром он вышел из кабинета, и все заметили в волосах у императора много седых прядей. Императрица-мать и брат Константин упрекали Александра, что он не спешит заключить мир с Бонапартом. Патриоты, напротив, ставили ему в вину унизительные поражения. Повсюду Александра встречали недоумевающие злые люди и смущенные взгляды. Сестра Екатерина Павловна писала ему из Ярославля: "Занятие Москвы французами переполнило меру отчаяния в умах, недовольство распространено в высшей степени, и вас самого отнюдь не щадят в порицаниях... Вас обвиняют громко в несчастий нашей империи, в разорении общем и частном - словом, в утрате чести страны и вашей собственной".
В армии боялись, что Александр уступит Наполеону окончательно и заключит мир по его воле. Но Александр не собирался мириться. Полковнику Мишо, который привез официальное известие о взятии Москвы французами, он сказал: "Истощив все средства, которые в моей власти, я отращусебе бороду и лучше соглашусь питаться картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего Отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих умею ценить". А на другой день он писал шведскому наследному принцу Бернадоту: "После этой раны все прочие ничтожны. Ныне, более, нежели когда-либо, я и народ, во главе которого я имею честь находиться, решились стоять твердо и скорее погрести себя под развалинами империи, нежели примириться с Аттилою новейших времен".
Пять недель пребывания Бона-парта в Москве были для Александра самым страшным испытанием после II марта 1801 года. 15 сентября, в день коронации, уличная толпа встретила императора мрачным молчанием. Никогда в Жизни не забуду этих минут, - писала графиня Эдлинг, - когда мы поднимались по ступеням в собор, следуя среди толпы, не раздалось ни одного приветствия. Можно было «слышать наши шаги, и я нисколько не сомневалась, что достаточно было малейшей искры, чтобы все кругом воспламенилось. Я взглянула на государя, поняла, что происходит в его душе, и мне показалось, что колени мои подгибаются". Александр старался как можно меньше видеть людей, запирался у себя в кабинете, забывал подписывать важные бумаги. Он казался теперь сутулее, чем всегда, и свойственная ему обворожительная улыбка все реже появлялась на его лице.
Из Москвы приходили ужасные вести. Столица горела, и целые кварталы были уже в дымящихся развалинах. Французы занимались бесстыдными грабежами, и оставшиеся жители подвергались насилиям и оскорблениям. В эти скорбные дни Александр глубоко и совсем по-новому уверовал в Бога. Князь Голицын, старый друг и член "негласного комитета", слывший раньше забавником и ловеласом, а теперь сделавшийся вдруг мистиком и очень религиозным человеком, внушил Александру мысль искать утешения в чтении Библии. Однажды во время задушевного разговора с императором Голицын признался, что не боится Наполеона, ибо полагается на промысел Божий.
Со своей стороны Шишков привлек внимание Александра к книгам пророков. "Я просил государя, - вспоминал он позже, - прочесть отдельные выписки. Он согласился, и я прочитал их с жаром и со слезами. Он также прослезился, и мы довольно с ним поплакали". Впоследствии Александр говорил: "Я пожирал Библию, находя, что ее слова вливают новый, никогда не испытанный мир в мое сердце и удовлетворяют жажду моей души. Господь по своей благодати даровал мне своим духом разуметь то, что я читал. Этому-то внутреннему познанию и озарению обязан я всеми духовными благами, приобретенными мною при чтении Божественного слова".
Каждая строчка рождала в воображении императора волнующие видения. В древнейших пророчествах Александр видел современные события. В Великом Гордеце, в Царе Царей он представлял Наполеона. А в образе героя, которому суждено сокрушить его и остановить его победное шествие, он воображал себя. Эта мысль о великом предназначении, уготовленном ему, зародилась в душе Александра в минуту наибольшего унижения его и как государя и как человека. Но он уверовал в нее.
И вот стали приходить известия совсем иного рода. Что-то переломилось в ходе событий. Звезда Наполеона, достигнув своего зенита, стала быстро клониться к закату. Но только получив весть о выступлении французов из Москвы, Александр понял, что опасность миновала. Кутузов приглашал императора руководить военными действиями. Однако Александр отказался и сказал посланному к нему из армии полковнику Мишо, что не хочет пожинать лавры им незаслуженные.
Вместе с тем поведение Кутузова все больше выводило его из себя. Он не понимал, почему этот старый хитрец медлит изничтожить Наполеона одним ударом, почему он позволяет ему постоянно ускользать, уводя остатки своей армии из России, почему он не собирается чинить ему препятствий, а только хочет выгнать за пределы страны. Наконец пришло донесение о последней битве на Березине. Французы потерпели сокрушительное поражение, но сам Наполеон сумел выскользнуть из ловушки. Отечественная война закончилась. Александр почувствовал, что пришло время выйти из затворничества, для того чтобы сыграть в мировой истории уготовленную ему роль. 7 декабря он выехал из Петербурга и отправился в армию.
***
По пути, из Полоцка, Александр написал Кутузову, что будет на другой день в Вильне и что не желает никаких торжественных встреч. "С нетерпением ожидаю я свидания с вами, дабы изъявить вам, лично, сколь новые заслуги, оказанные вами Отечеству и, можно прибавить, Европе целой, усилили во мне уважение, которое всегда к вам. имел. Пребываю навсегда вам доброжелательным. Александр".
Между тем император ехал в Вильно с твердым намерением отстранить фельдмаршала от командования. Для Кутузова война с Наполеоном кончилась в тот момент, когда Ней со своими немногими спутниками перешел по неманскому мосту на прусский берег. Для Александра эта война только начиналась. В новой европейской войне, которая началась в 1813 году, роль его была столь же велика, как роль Кутузова в Отечественной. Несмотря на страшное поражение в России, Наполеон казался еще грозной силой. И если бы русский император не высказал непреклонного желания окончательно сокрушить своего врага, европейские монархи еще долго не решились бы на это.
В конце января Александр вместе с главной квартирой перебрался в Полоцк, а 12 февраля - в Калиш. Здесь 16-го был подписан союзный договор. В новую, шестую, коалицию вступили Россия и Пруссия. Англия обязалась субсидировать союзников, Швеция, которой Александр обещал Норвегию, выставляла вспомогательный корпус. Одна Австрия продолжала колебаться и сохраняла нейтралитет. Первая решительная битва состоялась 20 апреля у Лютцена. К вечеру союзники дрогнули и отступили, потеряв до 20 тысяч человек, но чем более недостижимой казалась победа, тем больше твердости выказывал Александр. Коленкур, прибывший с предложением начать мирные переговоры, не был даже допущен на главную квартиру. Месяц спустя под Бауценом состоялась вторая битва, также выигранная Наполеоном. Третьего поражения коалиция уже бы не перенесла, и Александр согласился на мирные переговоры при посредстве австрийского двора.
Хотя перерыв в военных действиях необходим был обеим сторонам, Александр и Фридрих-Вильгельм сумели извлечь из него гораздо больше пользы, чем Наполеон, который признавал позже, что останова войны после Бауценской победы стала его роковой ошибкой. Прежде всего Александр постарался вовлечь в коалицию Австрию. Ради этого он согласился на новый раздел Польши между Австрией, Пруссией и Россией, хотя прежде обещал восстановить ее независимость. Австрия действительно вступила в коалицию и 29 июля объявила Наполеону войну. Ее 150-тысячная армия присоединилась к союзникам, которые постоянно с этого времени стали иметь над французами численный перевес. Командовать объединенными силами четырех держав Александр предложил австрийскому фельдмаршалу князю Шварценбергу.
В начале октября обе армии сосредоточились под Лейпцигом, где произошло самое крупное и кровопролитное сражение в истории наполеоновских войн. 4 октября Александр находился в Вахберге, неподалеку от деревни Госсы, по которой Наполеон наметил один из главных своих ударов. Около трех часов пополудни сам Мюрат повел в атаку массу кавалерии. Русские полки, уступая несомненно сильнейшему неприятелю, обратились назад. Бой кипел всего в восьмистах шагах от той высоты, где находились союзные монархи и Шварценберг. В эту минуту всеобщей растерянности Александр сохранил полное самообладание, он распорядился ввести в бой резервы и указал начальнику русской артиллерии Сухозанету позицию, с которой он должен был открыть огонь по наступающему противнику. Оба распоряжения оказались своевременными - большая кавалерийская атака захлебнулась, союзники удержались у Глоссы и вырвали у Наполеона победу, которую он уже торжествовал. 5 октября, видя, что к врагам его подходят все новые резервы, в то время как сам он ввел в бой всю свою армию, Наполеон попробовал завязать мирные переговоры. Он согласился на уступку герцогства Варшавского, ганзейских городов, Италии и Испании. Император Франц сильно склонялся к принятию этих условий, но Александр и Фридрих-Вильгельм настояли на продолжении сражения. Наполеон даже не получил ответа на свои предложения. 6 октября атаковали союзники (чьи силы в это время уже в два раза превосходили численность французов), а Наполеон защищался. К вечеру, потеряв более 60 тысяч солдат, он начал отступление, а 7-го союзники ворвались в Лейпциг.
После этой победы император Александр, доказавший уже неоднократно свою твердость, стал фактически главой коалиции, а его главная квартира сделалась центром всей европейской политики. Короли и герцоги толпились в его приемной, волнуясь за свои короны и владения. Слово русского императора приобрело в это время очень большой вес.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
