Лекция 06() (551912), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

В это же время судьба свела Александра с польским аристократом князем Чарторижским, попавшим в Петербург в качестве заложника. Однажды Александр пригласил Адама Чарторижского к себе в Таврический дворец. Они вышли в сад, и Александр гулял со своим гостем часа три, изумляя поляка своей откровенностью и свободомыслием. "Великий князь сказал мне, - вспоминал позже Чарторижский в своих мемуарах, - что он нисколько не разделяет воззрений и правил кабинета двора; что он далеко не одобряет политики и образа действия своей бабки; что он порицает ее принципы; что все его желания были на стороне Польши и имели предметом успех ее славной борьбы; что он оплакивал ее падение... Он сознался мне, что ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что он любит свободу, на которую имеют одинаковое право все люди; что он с живым участием следил за французской революцией; что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он все же желает успеха республике и радуется ему... Он утверждал, между прочим, что наследственность престола была несправедливым и бессмысленным установлением, что передача верховной власти должна зависеть не от случайностей рождения, а от голосования народа, который сумеет выбрать наиболее способного правителя".

С этой встречи между двумя молодыми людьми завязалась многолетняя дружба. Вскоре Чарторижский открыл, что не только политические взгляды, но и само мироощущение Александра мало соответствовали его положению наследника престола. "Великий князь, - вспоминал Чарторижский, - любил смотреть на сельские работы, на грубую красоту крестьянок; полевые труды, простая спокойная жизнь в уединении: таковы были мечты его юности".

***

В ноябре 1796 года Екатерина умерла, Павел сделался императором и положил конец рассеянной жизни своих сыновей. В 1797 году Александр был Петербургским военным губернатором, шефом гвардейского Семеновского полка, командующим столичной дивизии, председателем комиссии по поставкам продовольствия и выполнял еще ряд других обязанностей. С 1798 года он, кроме того, председательствовал в военном парламенте, а начиная со следующего года, заседал в Сенате и Государственном Совете. Но, кажется, более всего досаждала ему обязанность участвовать в постоянных парадах.

Наблюдая с разных сторон придворную и государственную жизнь, Александр положительно не одобрял ее. "Вам известны, - писал он Лагарпу, - различные злоупотребления, царившие при покойной императрице; они увеличивались по мере того, как ее здоровье и силы, нравственные и физические, стали слабеть... Мой отец, по вступлении на престол, захотел преобразовать все решительно. Его первые шаги были блестящими, но последующие события не соответствовали им. Все сразу перевернулось вверх дном, и потому беспорядок, господствовавший в делах и без того в слишком сильной степени, лишь увеличился еще. Военные почти все свое время теряют исключительно в парадах. Во всем прочем решительно нет никакого строго определенного плана. Сегодня приказывают то, что через месяц будет уже отменено. Доводов никаких не допускается, разве уж тогда, когда все зло совершилось. Наконец, чтоб сказать одним словом - благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот на выворот... Мне думалось, что если когда-либо придет и мой черед царствовать, то, вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкой в руках каких-нибудь безумцев. Это заставило меня передумать о многом, и мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законной властью, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы закончена и нация избрала бы своих представителей".

Это любопытное письмо показывает, что Александр не только тяготился своим положением, но и мысленно как бы ставил себя на место отца. Между тем их отношения портились день ото дня. Павел делался все более груб с женой и старшими сыновьями. Тщетно Александр, стараясь обезоружить недоверие и гнев отца, выказывал к нему все более предупредительности и уважения, вел с женой уединенную жизнь, окружал себя исключительно людьми преданными государю, не принимал никого, разговаривая только в присутствии императора, Павел не унимался. Без всякой причины и даже вопреки здравому смыслу, он подозревал всех вообще и своих близких больше других. Вечно настороже, он следил за каждым движением своего наследника, пробовал застать его врасплох, часто неожиданно входя в его комнату. Говорят, будто однажды он нашел у него на столе трагедию "Брут" Вольтера, раскрытую на странице, где находился стих: "Рим свободен, довольно, возблагодарим богов". Вернувшись молча к себе, Павел будто бы поручил Кутайсову отнести сыну "Историю Петра Великого", раскрытую на странице, где находился рассказ о смерти царевича Алексея. Александр достаточно хорошо знал отца, чтобы оценить эту мрачную шутку.

Тем временем популярность Александра росла по мере того, как усиливалась ненависть к Павлу. Рассказывали, что, когда сын бросался на колени, заступаясь за жертвы государева гнева, Павел отвергал его просьбы, толкая ногой в лицо. Говорили, что наследник выставил в окно одной из своих комнат зрительную трубу, чтобы знать, когда повезут через Царицын Луг несчастных, отсылаемых в Сибирь с плац-парада. При появлении зловещей тройки доверенный слуга великого князя будто бы скакал к городской заставе и передавал пособие сосланному. Очевидно, что эти слухи не имели под собой ни малейшего основания. Тем не менее заговорщики, подготовлявшие свержение Павла, очень рассчитывали на всеобщую симпатию, которую внушал к себе наследник.

***

Подготовка переворота была начата в 1800 году вице-канцлером Паниным, который не замедлил открыться молодому великому князю. "Император Александр рассказывал мне, - передает Чарторижский, - что граф Панин первый заговорил с ним об этом". Палену, который был в это время на вторых ролях, удалось устроить свидание между Паниным и Александром в бане. Панин, изобразив в красноречивых выражениях критическое положение империи, старался не оскорбить сыновнего чувства наследника. В качестве примера он привел Англию и Данию, имевших уже печальный опыт удаления от власти душевнобольных государей. Точно так же без насильственных мер мог быть устранен и Павел. От великого князя ждали только согласие занять престол.

Александр отказался. Однако он не обнаружил ни малейшего негодования, сохранил доверенную ему тайну и в дальнейшем продолжал сношения с заговорщиками. Когда во главе заговора встал сам Пален, которому наследник доверял больше, чем Панину, Александр определенно высказал свое согласие. Но очевидно, что ему меньше всего хотелось быть замешанным в это дело. Всю техническую часть переворота: вербовку сторонников, выбор места и времени взял на себя Пален. Александр знал обо всех подробностях заговора, но как бы не участвовал в нем. Однако, когда Пален сообщил о решении провести наступление на Михайловский замок в ночь с 9 на 10 марта, Александр возразил, что 9 марта было бы рискованно действовать, ибо в дворцовом карауле находятся преданные государю преображенцы, но зато с 11 на 12 марта там будет по очереди караул от 3-го батальона семеновцев, за преданность которых ему, Александру, он ручается... Пален не сразу согласился отложить назначенное предприятие и говорил, что весь заговор может быть раскрыт за два дня. Но Александр стоял на своем, и переворот был отложен.

Между тем ожидание нелегко далось ему. К 11 марта Александр совершенно лишился сил. Напряжение сменилось в нем тупым бесчувствием. В десять часов вечера он позвал камерфрау Гесслер в спальню жены и велел ей дожидаться прихода графа Палена. Пален пришел, когда все уже было кончено, в половине второго ночи. Гесслер вошла в спальню и увидела, что Александр спит крепким сном, а великая княгиня, сидя около него, заливается слезами. Обеим женщинам стоило большого труда разбудить спавшего. Наконец, встав и одевшись, Александр вышел в прихожую, и Пален, обращаясь к нему, назвал его "ваше величество". Другие заговорщики требовали, чтобы Александр немедленно показался войскам. Но Александр хотел знать, что с отцом. Когда он услыхал о смерти Павла, с ним сделалось дурно, и его пришлось отнести в его комнату. Через некоторое время врач Роджерсон нашел его там. Александр и Елизавета сидели обнявшись в углу и при этом так горько плакали, что не заметили, как он вошел.

Потрясение оказалось слишком сильным. Мечтая о преобразованиях, которые он проведет в России, Александр, очевидно, сознательно обходил вопрос о том, какова будет судьба Павла. Эту проблему должны были решить за него, но так, чтобы все оставалось прилично и благопристойно. И вот случилось так, что пьяная толпа с его ведома пробралась тайком в опочивальню его отца и после жестокой борьбы, пустив в ход кулаки и сапоги со шпорами, задушила его шарфом. Грубость происшедшего была чудовищной. Но и этого мало - преступники явились к нему и требуют, чтобы он немедленно, переступив через кровь, шел занимать опустевший трон. Все, что было благородного в Александре, возмутилось против этого кощунства. К немалому ужасу заговорщиков Александр вдруг объявил о том, что не может быть императором ."Ведь все скажут, -стонал он, - что убийца - это я". Палену пришлось употребить всю свою энергию, чтобы привести молодого государя в себя. "Перестаньте ребячиться, - сказал он наконец, - и идите царствовать".

Делать было нечего - Александр согласился выйти к караулу Преображенского полка, однако он не знал, что сказать солдатам, которые выглядели очень враждебно. Заговорщики пытались кричать: "Да здравствует император Александр Павлович!" Но ответом было глухое молчание. Пален, быстро подталкивая Александра, подошел к семеновцам. С ними новый император почувствовал себя лучше, ведь это был его собственный полк. Сдавшись на мольбы и уверения Палена, шептавшего ему: "Вы губите себя и нас", Александр пролепетал несколько слов, которые ему подсказали. Он объявил, что Павел умер от апоплексического удара и что сам он будет править, подражая Екатерине. На этот раз раздалось восторженное ура, и Пален вздохнул свободно. Александр отправился в Зимний дворец. Здесь с ним случился новый обморок, и он снова заговорил о передаче власти тому, "кто захочет ее принять", но уже не так настойчиво. Множество людей суетилось вокруг него. Необходимо было составлять манифест о восшествии на престол, думать об отмене последних распоряжений Павла, приводить к присяге народ. С этих забот началось царствование Александра, длившееся двадцать пять лет. События этой ночи, по свидетельству самых близких к императору людей, произвели на него неизгладимое впечатление. "Он был положительно уничтожен смертью отца и обстоятельствами ее сопровождавшими, - вспоминала позже императрица Елизавета. - Его чувствительная душа осталась растерзанной всем этим навеки!" Но тогда же он понял очевидную неизбежность всего происшедшего и заставил себя смириться с ней, хотя и не искал для себя оправданий. "Все неприятности и огорчения, какие мне встретятся в жизни, - сказал однажды Александр, - я буду теперь носить как крест".

***

Первым шагом Александра была отмена наиболее одиозных запретов его отца. Затем дело надолго стало, поскольку более серьезные реформы надо было обдумать и обсудить основательно. Впрочем, подавляющая масса дворянства вполне удовлетворена была уже сделанным и не помышляла о большем. Вступление Александра на престол возбудило в русском обществе самый шумный восторг. Карамзин говорит, что слух о воцарении нового императора был принят всем дворянством как весть искупления. Люди на улицах и в домах плакали от радости; при встрече знакомые и незнакомые поздравляли друг друга и обнимались, точно в день Светлого Воскресения. Но скоро и сам 24-летний император сделался предметом восторженного внимания и обожания. Самая наружность и простота Александра производили обаятельное действие. Государь не любил пышности и роскоши. Обычно он держал себя как простой гвардейский офицер и пренебрегал державным церемониалом. Его, например, можно было видеть, гуляющим по столице пешком безо всякой свиты и приветливо отвечающим на поклоны встречных.

Некоторую настороженность и опаску вызывали у многих лишь либеральные причуды нового императора. Хотя Александр и не торопился с преобразованиями, взглядов своих он не скрывал. Так, по случаю коронации были объявлены разные награды, но, вопреки обычаю, совсем не раздавались крестьяне. Многие сановники остались недовольны этим. Одному из таких недовольных Александр сухо заметил: "Большая часть крестьян в России рабы: считаю лишним распространяться об унижении человечества и о несчастий подобного состояния. Я дал обет не увеличивать числа их и потому взял за правило не раздавать крестьян в собственность".

***

Характеристики

Список файлов лекций