Simmons_Dan__Terror (522890), страница 36
Текст из файла (страница 36)
– На самом деле,– сказал доктор Макдональд,– обычно мы получали соленую конину в лошадиных бочках.
Я уже достаточно много времени провел в море, чтобы понять смысл выражения: матросы, которым постоянно давали конину под видом говядины, в конце концов стали называть бочки для провизии «лошадиными». Впрочем, они довольно охотно ели соленую конину.
– Голднер обманул нас гораздо сильнее,– продолжал Макдональд, обращаясь к трясущемуся от ярости капитану Крозье и сердито кивающему командору Фицджеймсу.– Он подсунул нам дешевые продукты в банках с этикетками от значительно более дорогих – обычную тушеную говядину под видом тушеных ромштексов, например. Первая стоит по прейскуранту девять пенни банка, но он запросил четырнадцать, поменяв этикетку.
– О господи,– взорвался Крозье,– да каждый поставщик выкидывает такие номера с Адмиралтейством. Обманывать флот заведено еще со времен Адама. Это не объясняет, почему у нас вдруг подошли к концу запасы провианта.
– Да, капитан,– продолжал Макдональд.– Дело в обработке продуктов и в запайке банок.
– В чем? – переспросил ирландец, явно стараясь держать себя в руках.
Лицо Крозье под потрепанной фуражкой пошло красными и белыми пятнами.
– В обработке и в запайке,– повторил Алекс.– Что касается обработки, то мистер Голднер похвалялся патентованным процессом, при котором он добавляет большое количество нитрата соды – хлористого кальция – в громадные чаны кипящей воды, чтобы повысить температуру обработки… главным образом для увеличения скорости процесса.
– И что здесь такого? – осведомился Крозье.– Банки были просрочены. Требовалось что-нибудь сделать, чтобы у Голднера в заднице загорелся факел. Его патентованный процесс ускорил события.
– Да, капитан,– сказал доктор Макдональд,– но огонь факела, горевшего в заднице Голднера, явно был горячее, чем огонь, на котором торопливо обрабатывали мясо, овощи и прочие продукты перед консервированием. Многие медики полагают, что при правильной обработке продуктов уничтожаются вредная флора, способная вызвать болезнь, но я самолично наблюдал за голднеровским процессом обработки, и он просто не обрабатывал мясо, овощи и супы достаточно долгое время.
– Так почему же вы не доложили об этом полномочным представителям Службы географических исследований? – раздраженно спросил Крозье.
– Он докладывал,– устало сказал капитан Фицджеймс.– И я тоже. Но единственным человеком, прислушавшимся к нам, был инспектор дептфордского продовольственного склада, а он не имел права голоса при принятии окончательного решения.
– То есть вы говорите, что половина наших продуктов испортилась за три года по причине некачественной обработки? – Лицо Крозье по-прежнему расцвечивали красные и белые пятна.
– Да. – сказал Алекс Макдональд, – но равным образом следует винить, нам кажется, некачественную запайку.
– Запайку банок? – спросил Фицджеймс.
В своих сомнениях относительно Голднера он явно не доходил до сей технической детали.
– Да, командор,– сказал фельдшер с «Террора».– Консервирование продуктов в жестяных банках является новшеством – поразительным изобретением нашего века,– но за последние несколько лет употребления в пищу консервов мы узнали достаточно, чтобы прийти к заключению: правильная запайка швов на цилиндрических банках решительно необходима для предотвращения порчи содержимого.
– И люди Голднера некачественно запаяли эти швы? – спросил Крозье голосом, напоминающим тихое угрожающее рычание.
– Да, примерно на шестидесяти процентах банок, обследованных нами,– сказал Макдональд.– Вследствие небрежной запайки швы получились негерметичными. А негерметичность швов, похоже, стала причиной ускоренного гниения наших консервированных овощей, говядины, телятины, супов и прочих продуктов.
– Но как такое возможно? – спросил капитан Крозье. Он тряс своей крупной головой, словно человек, оглушенный ударом.– Мы вышли в полярные воды вскоре после отплытия кораблей из Англии. Я думал, здесь достаточно холодно, чтобы любые продукты сохранились до самого Судного дня.
– Судя по всему, вы ошибались,– сказал Макдональд.– Многие банки, оставшиеся от поставленных Голднером двадцати девяти тысяч, полопались. Другие уже раздулись от газов, образовавшихся в результате гнилостного процесса внутри. Вероятно, некие вредоносные пары просочились в банки еще в Англии. Возможно, некие микроскопические организмы, пока неизвестные медицине и науке, проникли в банки во время транспортировки или даже на консервной фабрике Голднера.
Крозье нахмурился еще сильнее.
– Микроскопические организмы? Давайте обойдемся здесь без фантастических домыслов, мистер Макдональд.
Ассистент судового врача лишь пожал плечами.
– Возможно, это звучит фантастически, капитан. Но вы, в отличие от меня, не провели сотни часов, напряженно глядя в окуляр микроскопа. Мы еще плохо понимаем, что представляют собой означенные организмы, но уверяю вас, если бы вы увидели, сколь великое множество оных присутствует в простой капле питьевой воды, вы бы сразу посмотрели на вещи трезво.
Лицо Крозье, к этому моменту принявшее более или менее нормальную окраску, вновь побагровело при замечании, возможно, содержавшем намек на далеко не трезвое состояние, в каком капитан частенько находился.
– Ладно. Часть продуктов испортилась,– отрывисто сказал он.– Как мы можем убедиться, что все остальные продукты пригодны в пищу?
Я прочистил горло.
– Как вы знаете, капитан, летний рацион людей состоял из фунта с четвертью соленого мяса в день, порции овощей в виде всего одной пинты бобов, плюс трех четвертей фунтов ячменя в неделю. Но они получали дневную норму лепешек и галет. С наступлением зимы, в целях экономии угля, ежедневный расход муки был сокращен на двадцать пять процентов за счет отказа от выпечки хлеба. Если бы мы просто начали подвергать оставшиеся консервированные продукты более длительной термической обработке и возобновили выпечку хлеба, мы бы не только предотвратили опасность отравления испорченными продуктами, но также предупредили бы распространение цинги.
– Это невозможно,– раздраженно сказал Крозье.– Оставшегося у нас угля едва хватит, чтобы обогревать корабли до апреля. Если вы мне не верите, спросите инженера Грегори или инженера Томпсона здесь, на «Терроре».
– Я вам верю, капитан,– печально промолвил я.– Я разговаривал с обоими инженерами. Но без длительной тепловой обработки консервированных продуктов опасность отравления чрезвычайно велика. Нам остается лишь выбросить за борт все лопнувшие банки и по возможности не трогать банки с плохо запаянными швами. Таким образом, количество съестных припасов у нас резко сокращается.
– А как насчет спиртовок? – спросил Фицджеймс, слегка просветлев лицом.– Мы можем использовать походные спиртовки для кипячения супов и тепловой обработки прочих сомнительных продуктов.
На сей раз Макдональд печально покачал головой.
– Мы пробовали, командор. Мы с доктором Гудсером экспериментировали, нагревая банки с так называемой тушенкой на патентованных спиртовках, предназначенных для приготовления пищи. Бутылки эфира емкостью в пинту не хватает даже на время, необходимое для полного нагревания пищи, и температура огня невысокая. К тому же нашим санным отрядам – и всем нам, коли придется покинуть корабль,– понадобятся спиртовки, чтобы растапливать снег и лед для получения питьевой воды. Нам следует экономить спирт.
– Я был с лейтенантом Гором во время первого санного похода на Кинг-Уильям – возможно, остров, но вероятнее всего, полуостров,– негромко добавил я.– Огня при нагревании консервированных супов хватало лишь до появления первых пузырей. Еда получалась чуть теплой.
Последовало продолжительное молчание.
– Вы говорите, что более половины консервированных продуктов, на которых мы рассчитывали продержаться еще год, а при необходимости и два, испорчено,– наконец сказал Крозье.– У нас нет угля, чтобы подвергать испорченную пищу тщательной тепловой обработке на больших фрейзеровских плитах или на маленьких железных печах с вельботов, и вы говорите, что у нас недостаточно жидкого топлива, чтобы использовать спиртовки. Что нам делать?
Мы пятеро – четыре врача и капитан Фицджеймс – хранили молчание. Единственным ответом было покинуть корабль и отыскать местность погостеприимнее, предпочтительно на суше где-нибудь южнее, где можно охотиться на дичь.
Словно прочитав наши мысли, Крозье улыбнулся (странно безумной, типично ирландской улыбкой, подумалось мне тогда) и сказал:
– Проблема, джентльмены, заключается в том, что на борту обоих кораблей нет ни одного опытного охотника, даже среди наших уважаемых морских пехотинцев, способного поймать или убить тюленя или моржа – коли означенные животные еще когда-нибудь почтят нас своим присутствием,– либо подстрелить крупную дичь типа карибу, которых, впрочем, мы здесь ни разу не видели.
Мы по-прежнему молчали.
– Благодарю вас за усердие, проявленное при проведении инвентаризации, и за исчерпывающий доклад, мистер Педди, мистер Гудсер, мистер Макдональд и мистер Стенли. Мы продолжим отделять банки, которые вы считаете надежно запаянными и безопасными для здоровья людей, от банок, некачественно запаянных, лопнувших, раздутых или обнаруживающих иные признаки порчи. Мы сохраним нынешний, на треть урезанный, рацион до конца декабря, а затем я введу более суровую норму пищевого довольствия.
Мы с доктором Стенли тепло укутались и поднялись на палубу, чтобы проводить доктора Педди, доктора Макдональда и почетный караул из четырех вооруженных дробовиками моряков, отправлявшихся в долгий путь обратно на «Террор» в темноте. Когда их фонари и факелы исчезли в снежной мгле, Стенли наклонился ко мне и прокричал, перекрывая вой ветра в снастях и неумолчный скрежет и треск льда, трущегося о корпус «Эребуса»:
– Для них будет счастьем, если они собьются с пути и безнадежно заблудятся. Или если существо во льдах настигнет их сегодня.
Я повернулся и в ужасе уставился на главного судового врача.
– Голодная смерть – страшная вещь, Гудсер,– продолжал Стенли.– Поверьте мне. Я видел случаи голодной смерти в Лондоне и видел после кораблекрушения. Смерть от цинги еще ужаснее. Право, было бы лучше, если бы это существо расправилось со всеми нами сегодня же.
Затем мы спустились в мерцающий слабыми отсветами огня мрак жилой палубы и в холод, почти не уступающий лютому холоду дантовского девятого круга арктической ночи.
19
КРОЗЬЕ
70° 05' северной широты, 98° 23' западной долготы
5 декабря 1847 г.
Во вторник третьей недели ноября, во время собачьей вахты, существо поднялось на борт «Эребуса» и утащило с поста у кормы главного боцмана, всеми любимого мистера Томаса Терри, оставив лишь голову мужчины на планшире. На месте, где Терри стоял вахту, не осталось ни капли крови: ни на обледенелой палубе, ни на обшивке корпуса. Все пришли к заключению, что существо схватило Терри, утащило на сотни ярдов в темноту, где сераки вздымались подобием ледяных деревьев в густом белом лесу, и там убило и разорвало на части несчастного – возможно, сожрало, хотя люди все сильнее сомневались, что белое чудовище убивает матросов и офицеров пропитания ради,– а потом вернуло голову мистера Терри, прежде чем вахтенные правого или левого борта заметили исчезновение боцмана.
Матросы, в конце вахты нашедшие голову боцмана, целую неделю без устали рассказывали товарищам о жуткой гримасе, искажавшей лицо бедного мистера Терри: широко раскрытый рот, словно разодранный в диком вопле, оскаленные зубы, вылезающие из орбит глаза. На голове не было ни единого следа когтей или зубов – только кровавые лохмотья по неровной линии разрыва на шее, из которой торчала тонкая трубка гортани, точно серый крысиный хвост, и кусок белого спинного мозга.
Внезапно более ста двадцати оставшихся в живых моряков обрели веру. Большинство людей на борту «Эребуса» два года недовольно ворчали по поводу утомительных богослужений сэра Джона Франклина, но теперь даже такие из них, которые в упор не узнали бы Библию, очнувшись рядом с ней после трехдневного запоя, испытывали острейшую потребность в какого-либо рода духовном утешении. Когда слухи об оторванной голове Томаса Терри распространились (капитан Фицджеймс приказал отнести парусиновый сверток в мертвецкую «Эребуса» в трюме), люди начали настаивать на проведении воскресного богослужения для обеих команд. Именно похожий на хорька Корнелиус Хикки, тщедушный помощник конопатчика, которого лейтенант Ирвинг двумя неделями раньше застал с Магнусом Мэнсоном в трюме (о чем молодой лейтенант так никому и не сказал), явился к Крозье поздно вечером в пятницу с данной просьбой. Немногим раньше Хикки работал в команде, восстанавливавшей ледяные пирамиды с факелами между кораблями, и переговорил с людьми с «Эребуса».
– Все без исключения «за», сэр,– сказал помощник конопатчика, стоя в дверях крохотной каюты капитана Крозье.– Все люди хотели бы провести общее воскресное богослужение. Обе команды, капитан.