Bushkov_A._Neizvestnaya_Voyina (522861), страница 27

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 27)

Слово «инфляция» тогда означало всего‑навсего «вздутие живота в результате скопления кишечных газов» и использовалось исключительно медиками (хотя инфляция как таковая уже существовала). Слово «порнография» появилось в английском языке только в 1864 г. (хотя явление существовало с древних времен). Точно также в английском языке еще не было слов «специалист» и «индивидуализм». Бензин продавался в аптеках и использовался исключительно для чистки одежды.

В Новой Англии, в Бостоне, обосновался ирландский эмигрант по имени Патрик, бежавший в «землю обетованную» от лютого голода на родине (когда в Ирландии случился недород картофеля, и за два года от голода умерло более миллиона человек). В Америке особенного счастья Патрику не привалило – он работал бочаром (то есть делал бочки) по пятнадцать часов в день без перерыва на выходные и праздники, обитал, как большинство эмигрантов, в сыром подвале. И в тридцать пять лет умер от холеры, оставив сиротами четверых детей. Фамилия у Патрика была самая обычная, ничем не примечательная, распространенная в Ирландии примерно так же, как в России – Иванов или Сидоров: Кеннеди.

Родоначальник тех самых Кеннеди. Уже один из сыновей покойного бочара, Патрик‑младший, поднялся достаточно быстро: видя на печальном примере отца, что трудом праведным не наживешь палат каменных, приобрел в Бостоне кабачок. А кабатчики в тогдашних США не просто продавали «огненную воду»: кабак был чем‑то вроде клуба, охватывавшего многие стороны жизни обитателей окрестных кварталов – в том числе и политику. Патрик‑младший, подобно многим своим оборотистым коллегам по ремеслу, стал политическим боссом, уже к тридцати годам был избран сначала в палату представителей, а потом и в сенат штата Массачусетс. И понеслось…

В США угрожающими темпами возрастало число психических заболеваний. Первая американская психиатрическая клиника открылась в Виргинии в 1773 г. В ней насчитывалось всего 24 «койкоместа», но за первые тридцать лет они так и не были заняты все одновременно. Вторую подобную клинику открыли только в 1816 г. А вот за следующие тридцать лет «психушек» в Штатах появилось аж двадцать две…

(В Европе, впрочем, происходил тот же самый процесс – интересно, что взрывоопасный рост шизофрении во Франции пришелся именно на времена революции.

И все же количество больных в США возрастало со значительным отставанием от Европы. Люди религиозные объясняют это тем, что Европа гораздо быстрее скатилась в самый вульгарный атеизм, а Америка дольше оставалась страной с нерасшатанными религиозными устоями) (102).

В США самую бурную деятельность развила новорожденная Республиканская партия, по выражению американского историка и поэта Карла Сэндберга, представлявшая собой зрелище странное: «Странные и противоречивые элементы собрались со всего света и создали могущественную партию, в которой соединились молодость, различные программы, религиозные фанатики, доморощенные философы и честолюбивые политические деятели» (149). И тут же он добавлял: «Влиятельные группы промышленников, железнодорожных магнатов и финансистов пришли к выводу, что это – многообещающая партия».

Вот тут и собака зарыта… Первоначально программа Республиканской партии содержала всего‑то три пункта:

1. Запрещение распространения рабства на новые районы.

2. Признание Канзаса «свободным» штатом.

3. Постройка трансконтинентальной железной дороги к Тихому океану по самому прямому и целесообразному маршруту.

Все три пункта (как бы благородно ни смотрелись два из них) при осуществлении сулили огромные выгоды тем самым «влиятельным группам», о которых писал Сэндберг. Особенно третий, по которому, согласно американской практике, железнодорожным магнатам автоматически отходили прилегающие земли (да вдобавок крупные государственные субсидии, которые считалось прямо‑таки неприличным возвращать в казну).

Окончательно оформился штаб, планировавший, как бы это поделикатнее выразиться, «долгосрочные операции» против южан, которые, словно пресловутая собака на сене, сидели на громадных богатствах, вызывавших повышенное слюноотделение у северных дельцов.

Теперь имелись и Книга, и Мученик, и Партия. Оставалось добавить к этому ружья и пушки.

На сцене наконец‑то появляется Авраам Линкольн, которому потребуются другие, гораздо менее благородные качества. Большая Политика мало чем отличается от продажи души черту. Однако многие американские президенты «миф о бревенчатой хижине» бережно поддерживали – несмотря даже на недоумение собственных родственников. Простодушная матушка одного из таких деятелей даже пыталась усовестить сынка, не в меру прибеднявшегося перед журналистами: «Но ты ведь хорошо знаешь, что это неправда. Ты же знаешь, что родился и вырос в весьма приличном доме». Однако сынок продолжал вещать о «жалкой хижине», где якобы вырос: просыпаюсь, мол, я в родительской хижине, причесываюсь по бедности еловым сучком, надеваю рубище и бреду в чащобу белок ловить и дикий лук рвать, чтоб с голоду не помереть… Другая матушка, гораздо более язвительная, прокомментировала излияния сыночка о «тяжелом и безрадостном детстве» кратко: «Он представляет нас такими бедными, что так и хочется взять в руки шляпу и собрать для него деньги».

Национальная традиция такая, в общем. Поломал ее, по‑моему, только Джон Кеннеди, с обезоруживающей улыбкой разводивший руками: ну да, ребята, так сложилось, что я сын миллионера, что поделать, если карта так легла… Однако позже Рональд Рейган вновь вернулся к славной традиции…

Но давайте – о Линкольне. Как американская историография, так и советская пропаганда, для которой президент Линкольн был героем безусловно положительным, старательно рисовали образ «парнишки из жалкой хижины». Гарриет Бичер‑Стоу высказывалась так: «Авраам Линкольн в полном смысле слова работник. У него все свойства и способности рабочего класса, и положение его во главе могущественной нации говорит тем, кто живет трудом, что их время настает». Другими словами, всякий честный американский работяга, ребятки, может и в президенты податься.

Фигура для Америки, как говорится, культовая, стоящая в одном ряду с «отцами‑основателями» и Джорджем Вашингтоном. Человек незауряднейший, сложнейший, чертовски неоднозначный, ухитрившийся совместить в своей персоне самые вроде бы не совместимые качества: временами – благороднейший идеалист, прекраснодушный гуманист и даже романтик, временами – циничнейший, прожженный политикан, душитель демократических свобод, диктатор. Американцы правы: это был великий человек – только посредственность проста, как две копейки, незатейлива и однозначна. Линкольн – совсем другое…

Глава пятая

Человек с большим топором

За стремлением спасти человечество почти всегда скрывается стремление управлять им.

Г. Л. Менкен

Естественно, столь сложная и величественная фигура со временем оказалась окруженной густой пеленой всевозможных мифов и легенд.

Главная из них – это явление, которое американские же историки давным‑давно назвали «мифом о бревенчатой хижине», тщательно проанализированном в великолепной книге Эдварда Пессена (125). Согласно этому мифу, целая когорта американских президентов представляла собой живое воплощение «американской мечты», идеального «общества равных возможностей» – они‑де, беднейшие, но честные малые, исключительно благодаря своей энергии и благородству души поднимались на самый верх… Чтобы взобраться на вершину, выбиться, вкалывайте на совесть, не бастуйте, не слушайте смутьянов, и вам тоже повезет!

Благонамеренный советский автор (26) пошел еще дальше.

«Великий американский поэт Уолт Уитмен писал в 1856 году: „Я был бы чрезвычайно рад, если бы какой‑нибудь американский кузнец или лодочник – храбрый, умный, бывалый, здоровый бородач средних лет, с загорелыми руками, лицом и грудью, в опрятном рабочем костюме, пришел бы с Запада, из‑за Аллеганских гор, и занял пост президента: я голосовал бы, конечно, за такого человека, обладай он должными достоинствами, предпочтя его всем остальным кандидатам“. Эти слова Уолта Уитмена были мыслями и надеждой всех простых людей Америки. И мечта стала явью – 6 ноября 1860 г. президентом США был избран лесоруб (курсив мой. – А. Б.) из штата Иллинойс Авраам Линкольн».

Естественно, всякий читавший эти строки полагал, что Линкольн был избран президентом прямо из лесорубов – а как иначе можно понять? Жил себе «здоровый бородач средних лет», самозабвенно трудился в чащобе, валил одну сосну за другой – а параллельно выдвигал себя в президенты. Ну, его и избрали. Отставил он верный топор, почистился от смолы, надел приличный костюмчик, пришел в Белый дом и спросил не без застенчивости: ну, где тут президентское кресло? Дело, конечно, сложное, однако мы, пролетарии от сохи, и не такое потянем…

Чушь невероятная, конечно. В жизни так не случалось, чтобы лесорубы попадали прямехонько «от станка» в высокие кресла.

Меня всегда умиляло, когда наши интеллигенты утверждают: «Президентом США стал киноактер Рональд Рейган…»

Прежде чем достичь самого высокого в стране поста, Рейган долгое время работал в американском профсоюзе, Гильдии киноактеров (а это серьезная работа), потом был успешным губернатором штата и лишь после этого стал президентом…

Авраам Линкольн

Точно так же и Линкольн отнюдь не из пролетариев перепрыгнул в Белый дом – да и с бревенчатой хижиной все обстоит не так однозначно…

Авраам Линкольн, или «старина Эйб», как сокращают это имя американцы, и в самом деле родился и провел детство в убогой лачуге в штате Кентукки, и его отец действительно был классическим «белым бедняком» (кстати, всего в ста милях от нищего хозяйства Линкольнов, в том же штате Кентукки, в столь же бедной хижине родился и провел детство будущий президент Южной Конфедерации Джефферсон Дэвис). Вот только, во‑первых, семья была отнюдь не из потомственных бедняков, а во‑вторых, «бревенчатая хижина» была не более чем эпизодом в семейной истории…

Дед Линкольна, Авраам (в честь которого и назвали ребенка), безусловно был человеком зажиточным: владелец фермы в 200 акров, капитан милиции штата, домовладелец и мелкий рабовладелец.

Отец Линкольна Томас тоже начинал как человек состоятельный – просто‑напросто он потерял свои немаленькие владения из‑за каких‑то ошибок в составлении документов на землю и судейского крючкотворства. Тогда‑то он и перебрался из родных мест в Кентукки. Согласитесь, есть существенная разница между потомственным батраком и разорившимся «крепким хозяином».

К тому же Томас быстро поднялся. Верно, убогая хижина имелась, но к моменту рождения сына Томас владел уже двумя фермами общей площадью 600 акров, несколькими земельными участками в близлежащем городе, скотом и лошадьми. И занимал в этом городе должности, которые в США традиционно доверялись лишь людям зажиточным: член патрульной службы округа, присяжный заседатель, смотритель тюрьмы. Когда малютке Эйбу исполнилось пять лет, его отец Томас уже входил в число 15 процентов богатейших собственников в том районе.

Так что «бревенчатая хижина» – это не обязательно признак бедности, а просто‑напросто американская специфика. Даже люди зажиточные сплошь и рядом обитали в лачугах, поскольку речь шла о только что заселенных территориях, где настоящих домов еще не имелось…

В молодости Линкольн и в самом деле сменил немало профессий, отнюдь не интеллигентских: был поденным рабочим на ферме, сплавщиком грузов на плотах, подмастерьем у столяра, железнодорожным рабочим. Короткое время и в самом деле работал лесорубом. Но очень скоро он перешел к «чистой» работе: стал владельцем бакалейной лавочки. Вот только не испытывал никакой тяги к торговле, предпочитал часами сидеть на пороге со знакомыми и болтать на всевозможные темы. Потому и обанкротился очень быстро.

Служил почтмейстером (в американской глубинке – весьма не пыльная работенка), три месяца в составе ополчения воевал с индейцами и даже получил чин капитана. Однако уже в 1834 г., будучи двадцати пяти лет от роду, стал членом законодательного собрания штата Иллинойс и, подучившись, начал адвокатскую практику.

Ну, а в 1847 г., уже как профессиональный политик, стал членом Конгресса США…

Говоря о тех временах, Линкольна никак нельзя назвать циничным политиканом. Наоборот, будучи молодым, он вел себя с благородством и честностью, вызывающими лишь уважение. Он, например, не принадлежал ни к одной из многочисленных американских церквей, однако не был и атеистом: «То, что я не являюсь членом какой‑либо христианской церкви, – это правда. Но я никогда не отрицал истинность Священного Писания и преднамеренно не высказывался неуважительно о религии в целом или какой‑либо христианской церкви, в частности».

Сохранился рассказ очевидца о том, как Линкольн во время избирательной кампании оказался на религиозном собрании, где читал проповедь его соперник, пастор Картрайт. Окончив проповедь, пастор призвал: «Все, кто хочет отдать свое сердце господу Богу и попасть на небеса, встаньте». Встали все присутствующие – кроме Линкольна. Тогда пастор сказал: «Все, кто не хочет попасть к дьяволу, встаньте». Снова все встают, а Линкольн сидит. Пастор, коварно ухмыляясь, осведомился: «А куда же хотите попасть вы, мистер Линкольн?» Линкольн кротко ответствовал: «Я хочу попасть в Конгресс…»

Прожженный политикан непременно изобразил бы из себя святошу, чтобы привлечь избирателей. Линкольн этого не сделал. Точно так же он во время войны с Мексикой не примкнул к горластому стану ура‑патриотов – как обязательно поступил бы циничный политикан. Наоборот, Линкольн выступал с речами, в которых призывал «хороших граждан и патриотов» осудить эту войну, грязную и захватническую со стороны США.

Для сравнения: «певец свободы» поэт Уолт Уитмен в то само время публиковал в газетах нечто прямо противоположное: «Да, Мексику стоит как следует выпороть! Будем нести наше оружие с духом, который покажет всему миру, что, хотя мы и не стремимся к ссоре, Америка знает, как крушить врага и расширяться!»

Характеристики

Список файлов книги