Doncova_D._Goryachaya_Lyubov_Snegovika (522845), страница 35
Текст из файла (страница 35)
За столом лифтера сидела баба Нюра. Перед старухой стояла большая миска с горой отварного риса, посыпанного изюмом.
– Берите кутью, – пробасила бабка, не отрывая взгляда от листа бумаги, который изучала с весьма серьезным видом, – если хотите, поучаствуйте в сборе средств.
Мне стало тоскливо.
– В подъезде кто‑то умер?
– Ой, милая… – запричитала бабка, не поднимая глаз. – Такая молодая! Еще бы жить да жить! Ой, горюшко! Одинокая, ни семьи, ни деток! И никто о ней не всплакнет! Я кутью сделала. Севодни ее выносить будут, да только чегой‑то подзадержалися. Ужо вечер, а покойников утром отпевают…
– В какой квартире несчастье? – спросила я у бабы Нюры. – Ау, ответь!
– В… – Старушка подняла голову. – Ой, Господи! Святый боже! Помилуй мя, грешную! Изыди прочь!
Взвизгнув, бабка юркнула под стол. Изумленная столь странной реакцией лифтерши, я решила, что она не выпила таблетки от старческого маразма, и постучала пальцем по столешнице.
– Баба Нюра, сделай одолжение, вылезай.
– Изыди, сатана! – истошно закричала бабуся. – Не верю твоему человеческому облику! Не обманешь меня, демон!
– Баба Нюра, ты выпила шампанское? – осенило меня. – Уже празднуешь Новый год? Я Вилка из восемьдесят третьей квартиры. Приди в себя, выползи из‑под стола и скажи, на чьи похороны собираешься?
Старуха зашевелилась.
– Вилка? Ты?
– Я!
– Сама?
Глупость вопроса поразила. Но сделав скидку на возраст консьержки, я подтвердила:
– Да.
Баба Нюра высунулась из‑под столешницы.
– Ты ж умерла! Я рублики на погребение жилички Таракановой собираю!
Я отпрыгнула от тарелки с кутьей.
– С ума сошла?
– Вовсе нет.
– Начиталась «желтой» прессы! – возмутилась я. – Неужели трудно подняться наверх и спросить у жильца: «Милый, ты как?»
Бабка выползла из убежища и кряхтя села в кресло.
– Ничего я не читаю, – прокашляла она. – Средствов на газеты не хватает, пенсия смешная.
– Откуда поступили сведения о моей кончине? – насела я на старуху.
– Вона, венок стоит, – бабулька ткнула артритным пальцем в сторону венка из еловых лап, – а на столе с утреца записка лежала: «Похоронная штука из восемьдесят третьей квартиры. Утром вынесут».
Глава 30
– Там был другой текст! – воскликнула я. – Я написала: «Не трогайте венок, он из восемьдесят третьей квартиры. Утром унесу». Не тело вынесут, а я венок на помойку отправлю. Согласись, глаголы разные: унести и вынести.
– Так чей венок? – забеспокоилась баба Нюра.
– Мой.
– И ты его хотела в бачок снести?
– Да.
– В первый раз вижу, чтобы покойник сам цветы выбрасывал, – покачала головой бабка.
– Разреши тебе напомнить: я живая.
– Дык уж поняла, – вздохнула старуха. И вдруг рассердилась: – Натоптала тут на плитке! От мертвых меньше неприятностей, чем от живых. Мне таперича пол мыть! И зачем тебе венок?
– Подружка прислала в подарок.
– Ишь ты! Видать, сильно тебя любит, – съехидничала старуха.
– Она заказала торт, а в интернет‑магазине перепутали, – попыталась я объяснить, но баба Нюра вдруг всплеснула руками:
– Ой, а как же с деньгами быть, что народ посдавал. Их вернуть надо! Накось вот бумажку, я аккуратно составила, все до копеечки. Держи!
Я посмотрела на листок и неожиданно заинтересовалась. Скажите, пожалуйста, жильцы из сто второй дали десять тысяч рублей! А я с ними совершенно незнакома. Зато мои ближайшие соседи и почти друзья Звягинцевы отслюнили пятьдесят целковых. Вот так умрешь, получишь список жертвователей на свое погребение, и сразу станет ясно, кто к тебе как относится! Ну Наташа, ну молодец, пять десяток не пожалела! Да она мне до сих пор сто долларов должна!
– Вилка, – окликнула меня старуха.
Я оторвалась от увлекательного чтения:
– В чем дело?
– Езжай по этажам и раздавай похоронные.
– Я?
– А кто еще? – вопросила бабка.
– Что я людям скажу?
Старуха пригладила волосы.
– Дык ясно. Здрассти, добрый народ, ошибка вышла, долго жить буду, спасибочки за помощь…
– Не хочу выглядеть идиоткой! Пожалуйста, пройдись сама по квартирам, – взмолилась я.
– Пенсия у меня маленькая, ноги болят… – хитро поводя выцветшими глазами, завела бабуля.
Я потянулась к кошельку.
– Лады, выручу, – пряча купюру в карман, пообещала старуха. – Но венок сама утаскивай. Мне на холод несподручно ходить, артрит шалит.
– Нет проблем! – рявкнула я, схватила колючий венок и толкнула дверь на улицу.
Сзади послышались шум раздвигающихся дверей лифта, сопение, шарканье, и мужской голос с укоризной произнес:
– Девушка, хорош створку пинать! Не сломаешь, лучше кнопку нажми, деревня! Понаехали в Москву и ну ломиться…
Оборачиваться и достойно отвечать грубияну я не стала, надавила на пупочку и вышла из подъезда.
– Несут! – заорал мужчина с сумками. – Венок на пороге!
И в ту же секунду засверкали яркие вспышки. Тут только до меня дошла малоприятная истина: это не гости, которые собрались на свадьбу, а папарацци, поджидающие выноса тела Арины Виоловой.
От неожиданности я потеряла голос, а журналисты начали сыпать вопросами:
– Почему похороны назначены вечером? Где родственники? Вы одна? От кого венок?
– Люди! – спустя несколько мгновений осипшим голосом заорала я. – Произошла ошибка, никто не умер! Венок я несу на помойку. Меня зовут Арина Виолова, сейчас сниму капюшон, и недоразумение выяснится.
На секунду стало тихо. Потом я ощутила тычок в спину, и все тот же мужской голос прокаркал:
– Долго еще в дверях будешь маячить? Шевели булками, тяжело ведь!
Я оглянулась и увидела четырех парней, которые держали в руках длинный ящик из сосновых досок.
– Хорош стоять! – гаркнул первый. – Мы статую из десятой выносим, хозяин переезжает. Эй, девушка, отомри!
Я шагнула в сторону.
– Гроб показался! – заорал парень в черной шапочке. – Самый дешевый, даже без обшивки!
Вспышки заработали с утроенной силой, а у меня свело судорогой горло. Грузчики молча протащили ящик через дверь и поставили в «Газель». Журналюги кинулись к своим машинам.
– Стойте! – завопила я, сдергивая капюшон. – Арина Виолова тут, господа. Эй! Вернитесь!
Куда там… Папарацци умчались, словно резвые тараканы, напуганные вспыхнувшим светом. Я затряслась в ознобе. Ни в коем случае нельзя читать завтрашние газеты! И надо немедленно позвонить в «Элефант». Ох, думаю, издательство не обрадуется пиар‑акции с погребением…
– Вы дадите мне интервью? – пропищали сбоку.
Я чуть не свалилась со ступенек.
– Кто здесь?
– Таблоид «Тарелка», – голосом резиновой игрушки ответили мне.
Я прищурилась и вгляделась во тьму. Сквозь пелену мокрого снега прорисовалась фигурка тщедушного мальчика.
– Утверждаете, что вы Арина Виолова? – задал он вопрос, тыча в меня диктофоном.
– Я и есть Арина Виолова.
– Отлично. Когда выйдет ваша следующая книга?
– Точно не скажу.
– Назовите месяц.
– Выпуском романов занимается издательство, лучше позвоните в «Элефант».
– Отлично. Как будет называться новинка?
Я растерялась.
– Не знаю.
– Отлично! – еще больше обрадовался юный журналист. – Супер. Эти дураки кинулись за ящиком, а настоящая сенсация здесь. Поражает, что вы не помните заглавия!
– Понимаете, я сдаю произведение под рабочим названием.
– Отлично.
– Допустим, «Любовь кота Базилио».
– Отлично.
– Но редактор обычно просит его изменить.
– Отлично.
– Я присылаю штук десять названий, а Олеся Константиновна выбирает наиболее подходящие, поэтому…
– Отлично, – не дал мне договорить борзописец и растаял в метели.
Я вернулась в подъезд, по‑прежнему держа в руках еловое безумие.
– Не снесла веночек? – поинтересовалась баба Нюра.
– Черт, забыла про него! – с досадой воскликнула я.
– Ну ниче, завтра отволокешь, – не опечалилась старушка.
Я вошла в лифт.
– Вилка! – окликнула меня бабка.
– В чем дело? – измученно спросила я.
– Кутью забери.
– Спасибо, не надо.
– Из хороших продуктов сготовлено.
– Сама съешь.
– Да ни в жизнь! Она для покойника сделана.
– Извини, я не умерла, и пока на тот свет не собираюсь.
– Я старалась от чистого сердца, – насупилась баба Нюра, – два часа у плиты топталась.
– Не люблю рис с изюмом, – отбивалась я от угощенья.
– Забирай! – приказала старуха.
Я вышла из лифта и взяла тарелку.
– Ой, хорошо, – обрадовалась баба Нюра, – выбросить жаль, а самой к кутье касаться не хотелось. Плохая примета живому человеку одному всю кутью забрать – непременно скорехонько помрет.
Мне захотелось высыпать крутой рис бабе Нюре на голову, и только огромным усилием воли я удержалась от этого. Затем снова вступила в лифт.
– Свят, свят… – закрестилась старуха.
– Подождите! – закричали от двери, и в кабину, гордо подняв голову, вошла вместе со своим хозяином Алексеем Нэна, собака породы мастино‑неаполитано.
– Здрассти, – испуганно сказал Леша и спрятался за Нэну.
Очевидно, до соседа дополз слух о смерти жилички из восемьдесят третьей квартиры, следовало объяснить ему, что я жива, но разговаривать не хотелось.
Алексей закрыл глаза. То ли он боялся воскресшей из небытия Вилки, то ли просто устал. Нэна с шумом понюхала воздух и покосилась на тарелку с рисом. Я одобрительно подмигнула ей и поднесла кутью к собачьей пасти.
Нэна глянула на задремавшего хозяина, а я ей кивнула, тихо радуясь неожиданной удаче. Если псина слопает хоть часть риса, то уже хорошо, очень не хочется нести кутью домой, а выбросить ее рука не поднимается.
Мастино‑неаполитано уставилась на меня, я сделала одобрительный жест рукой. Собака вздохнула, наклонилась и… все содержимое тарелки словно мощным пылесосом втянуло в пасть Нэны. Я была поражена. Лео ест медленно, тщательно пережевывает даже паштет и частенько оставляет на дне мисочки кусочки, а тут вся кутья испарилась в мгновение. Нэна, шумно рыгнув, начала облизывать пустую тарелку, Алексей очнулся и занервничал.
– Господи! Что она съела? Какой ужас! Нэна, как ты могла взять у постороннего человека еду?
Думая, что сосед беспокоится о моем голодном желудке, я улыбнулась:
– Ерунда, я не собиралась ужинать.
– Какие продукты вы везли? – сильнее задергался Леша.
– Не волнуйтесь, – сказала я, – у меня дома полно еды, Нэна не лишила меня трапезы.
– Назовите состав блюда, – покраснел Алексей.
– Рис и изюм, – ответила я. – Пожалуйста, не надо бежать в супермаркет покупать крупу и сухофрукты. Считайте, что я угостила Нэну, и…
– Сырой? – перебил меня Леша.
Я непонимающе уставилась на соседка.
– Зерна или готовая каша? – уточнил Алексей.
– Рис был отварной, – слегка удивилась я. – Но не стоит так переживать! И уж тем более не надо заставлять вашу жену готовить. Поймите, мне кутья не нужна, Нэна ее съела, и слава богу. Мне будет очень неудобно, если вы вернете еду и…
– Никто ничего возвращать не собирается! – взвизгнул Алексей. – В другой раз держите жратву подальше от Нэны. Подобное поведение в Уголовном кодексе трактуется как принуждение к совершению преступления. Бедная девочка не удержалась, когда прямо перед ее носом появилась тарелка. Вы сами виноваты! Можете на нас в суд подать, но рис назад не получите!
Я поразилась еще больше.
– Я не собиралась требовать назад сожранное Нэной. Но, простите, зачем вы узнавали состав блюда?
Леша погладил мастино по здоровенной башке, стокилограммовый пес шумно задышал.
– Нэнуля у нас нежная, – спокойно заговорил сосед, – она питается едой только хорошего качества. Откуда мне знать, что за дрянь вы сами слопать собрались? Вдруг у Нэнули от вашего ужина инфаркт желудка случится? Собаки не люди, они всякую хрень есть не должны. Ладно, я вас прощаю.
– За что? – изумилась я, глядя, как парочка выходит из лифта.
– За несоблюдение норм провозки пищевых продуктов в местах общего пользования, которые могли повлечь ущерб здоровью окружающих, – отбарабанил Алексей. – В принципе, ваше поведение можно трактовать как попытку убить нас с Нэной. Ее – при помощи насильного кормления, а меня опосредованно. Если Нэнуля скончается, я заболею. Но, повторяю, я вас прощаю.
Хозяин и собака гордо удалились, подъемник потащил меня вверх. Я потрясла головой. Интересно, где работает Леша? Вероятно, он адвокат. А может, прокурор? Или просто начитался разных книжек и насмотрелся американских фильмов. Я практически незнакома с соседями, просто здороваюсь с ними и подчас даже не имею понятия об их именах.
Вот, например, я достаточно часто сталкиваюсь в парадном с милой дамой, увешанной драгоценностями. Мы всегда приветливо улыбаемся друг другу и перебрасываемся парой дежурных фраз о погоде, но я могу сказать о ней лишь то, что она поднимается на третий этаж, а в ушах у нее всегда покачиваются большие, явно настоящие изумруды в вычурной золотой оправе.
Что? Изумруды? Вилка, ты дура!
От мысли, неожиданно пришедшей в голову, мне стало жарко. Я схватила телефон и набрала номер. Лифт раздвинул дверцы, я выскочила на лестничную площадку.
– Слушаю, – откликнулась Нина.
– Вы где? – гаркнула я.
– В Москве, – коротко ответила тетка Оли.
– У сестры, на Ломоносовском проспекте?
– Нет, в квартире брата, – ответила она. Затем пояснила: – Тут надо прибрать.
– Отлично! – обрадовалась я. – Вы сказали, что драгоценности вашей племянницы на месте?
– Да, – подтвердила женщина.
– Сделайте одолжение, найдите среди них золотого слоника.