Лекция 8 (1184158), страница 2
Текст из файла (страница 2)
С одной стороны, она повышается по мере развития научно-технического прогресса, когда появляются всё новые технологические возможности для использования вторсырья – рециклинга металлов, макулатуры, замены охоты и рыболовства разведением соответствующих животных в культуре и т.п. С другой стороны, она снижается по мере перехода от натурального хозяйства к денежной экономике и развития капитализма, причём по мере роста потребления первая тенденция преобладает сперва, но затем быстро преодолевается второй.
В современных условиях развитого капитализма при увеличении потребности в соответствующем ресурсе много выгодней вложить деньги в увеличение его добычи в странах «третьего мира», где труд дешев, технологические расходы невысоки, а социальных и экологических трат часто нет вовсе (да и правительство, которому такие условия вложений не нравятся, всегда можно заменить более сговорчивым), чем разворачивать дорогое и высокотехнологичное производство того же продукта из вторсырья в странах «первого мира». Вот как, например, обе тенденции проявляются в изменениях доли металла, восстановленного из вторсырья, при увеличении объёма общего потребления металлов (табл. 7).
Таблица 7. Динамика доли рециклированных металлов в зависимости от общих объёмов их потребления.
Потребление металлов, тыс.тонн/год | ЦИНК, % вторичного металла | МЕДЬ, % вторичного металла | СВИНЕЦ, % вторичного металла | АЛЮМИНИЙ, % вторичного металла |
<100 | 4.0 | 14.2 | 23.0 | 13.6 |
100-200 | 10.1 | 17.0 | 30.1 | 18.0 |
200-400 | 18.8 | 15.7 | 35.6 | 21.9 |
400-600 | 29.0 | 27.3 | - | 31.3 |
600-1000 | 32.0 | 27.0 | 48.0 | - |
>1000 | 32.0 | 20.2 | 48.0 | 25.5 |
Примечание. Данные за 1960-90 гг. для 29 стран, на долю которых приходится 60-65% мирового потребления цинка, меди, свинца и 80% - алюминия.
Источник. Д.И.Люри. Развитие ресурсопользования и региональные экологические кризисы. Автореф. дисс. доктора географ. наук. М.: 1999. 35 с.
Видно, что в целом, «на длинной дистанции» доля вторичного металла в потреблении растет. Однако на более короткой дистанции, сравнимой с жизнью поколения (20-25 лет), реализуется прямо противоположная тенденция. При малых запасах при увеличении потребления очень быстро растет доля вторичного металла, но стоит увеличиться доступным запасам металлов (благодаря выбору капиталистами вложений и их добычу в «третьем мире» вместо менее выгодных, но экологически безопасных вложений в рециклинг/использование вторичных металлов в индустриально развитых странах), эта зависимость ослабевает.
И то, что «на длинной дистанции» первая тенденция в целом одолевает вторую, хотя не всегда и не везде – целиком заслуга природоохранников: учёных, общественных организаций, правительств, обеспокоенных деградацией дикой природы и ухудшением состояния окружающей среды. Их социальное давление переламывает естественное стремление «хозяйствующих субъектов»-природопользователей к собственной выгоде, и в том числе к минимизации расходов, экологических и социальных.
Без такого рода противодействия их аппетит оставался бы неограниченным и только бы рост пропорционально темпам экономического роста; давление природоохранников не только останавливает эти опасные тенденции, грозящие быстрым истощением эксплуатируемых ресурсов, загрязнением среды обитания с ухудшением её качества уже для человека, разрушением сообществ и ландшафта, но и способствует научно-техническому прогрессу. Оно заставляет природопользователей лучше очищать стоки, компенсировать восстановительными действиями появившиеся пятна разрушений природных ландшафтов, реставрировать коренные сообщества на нарушенных территориях, применять более бережные а, значит, технологические и наукоёмкие способы добычи ресурса. Всё вышеперечисленное невозможно без быстрого развития самых разных теоретических и прикладных дисциплин и разных естественных наук, как требования решения проблем бедности, введения гигиены и санитарии в крупных городах немало способствовало развитию физиологии и медицины, которое без давления защитников социальных низов было бы много более медленным.
Аналогичную общественную функцию выполняет и охрана природы (и не зря важнейшим направлением в области экологически устойчивого развития, принятым на конференциях в Рио и в Йоханнесбурге, является борьба с бедностью). Это «защита слабого» – сохранение дикой природы и здоровья/качества жизни «среднего человека», работающего по найму или на себя – через ограничение свободы рук экономически сильных: природопользователей, корпораций, отдельных капиталистов, потребителей, когда их потребительство становится массовым. Поэтому одна из задач нашего курса – дать вам такой объём знаний и создать такие представления о проблемах охраны окружающей среды, чтобы ваши усилия были действенными, если вы станете на сторону экологического движения, или чтобы они заставили задуматься, буде окажетесь на стороне массового потребления и/или природопользователей.
Нарушения, связанные с переполнением стоков, происходят независимо от того, выбрасываются ли в природную среду собственно отходы производства – разнообразные загрязнения, негативно влияющие на естественные экосистемы, или же «человеческий материал», отработавший на производстве и нуждающийся в пребывании на природе для отдыха и восстановления сил. С развитием крупных городов выяснилось, что их «скальный ландшафт» и специфическая урбосреда не могут быть местом постоянного пребывания, качественная трудовая деятельность горожан, а тем более здоровье их потомства настоятельно требуют рекреации – как минимум еженедельного отдыха на природе. Люди стихийно это чувствуют, и уже в 1970-80-х гг. в СССР зафиксирована чёткая линейная зависимость между размером города и общей длительностью пребывания горожан на природе[5] (суммарно человеко-часов). Точно такие же зависимости описаны для урбанизированных регионов большинства развитых стран Европы и Северной Америки.
Для природы региона вокруг растущего города подобный рост рекреационных усилий его жителей (в общем, опережающий темпы урбанизации или идущий вровень с ними) оборачивается развитием автодорожной сети, появлением новых и ростом старых «пятен» дачных участков, развитием дорожно-тропиночной сети в пригородных лесах и т.д. Рекреационная нагрузка на региональные экосистемы вырастает настолько, что вместе с вторичными следствиями рекреации (например, повышением горимости лесов и торфяников пропорционально частоте посещений) оказывается не меньшим фактором разрушения дикой природы, чем вынос загрязнений из города воздушными и водными потоками (рис.19).
Рисунок 19. Уровень рекреационной нагрузки в разных типах ландшафта в ближних пригородах (Подольский район Московской области). Видны «ленты» повышенного уровня рекреационной нагрузки, точно соответствующие речным долинам. Во второй половине ХХ века рекреационная нагрузка, вызванная наплывом отдыхающих из крупного города, оказывается важнейшим фактором деградации естественных водно-болотных местообитаний ближних пригородов, побуждающим водоплавающих и околоводных птиц переселяться в техногенные аналоги последних.
Источник. Природа подольского края.
Вынос загрязнений из города воздушными и водными потоками вызывает разнообразные нарушения естественных экосистем на значительной площади вокруг (в радиусе десятков – первых сотен км), от снижения продуктивности до накопления тяжёлых металлов. Динамику этого воздействия в историческом времени можно проследить по отложению тяжёлых металлов и некоторых других загрязнений в последовательных слоях торфяников. Так, в торфяниках дальнего Подмосковья (Шатурторф, Талдом) значительные концентрации тяжёлых металлов появляются уже в слоях, отложенных в 14 веке, когда Москва стала значительным городским центром. Хотя примитивная индустрия средневекового города оказывала непосредственное воздействие лишь на ближние пригороды, такой город очень часто горел (до десятка крупных пожаров в столетие, когда он выгорал целиком), и дымы разносили загрязнения на значительные расстояния.
Уточнение деталей. «Недостаток минеральных веществ в жидких атмосферных осадках сфагновые мхи компенсируют атмосферной пылью, которая растворяется в кислых выделениях мхов. Важно также, что как очень древние растения, мхи имеют безбарьерный тип поглощения элементов, то есть обладают низкой избирательной способностью при поглощении элементов из окружающей среды. Поэтому мхи поглощают то, что выпадает на верховые болота из атмосферы, а то, что не успевает поглотиться растениями, попадает в нижележащий слой торфа и прочно закрепляется в нём. Это происходит за счёт исключительно большой сорбционной способности торфа. Его удельная поверхность достигает 200 м2/кг. Кроме того, над болотами воздух круглый год несколько более холоднее, чем над окружающими их лесными массивами.
Торф Подмосковья накапливается практически непрерывно последние 10000 лет со времени окончания последней ледниковой эпохи. Важно также то, что торф – прекрасный материал для определения возраста слоёв палеоботаническим и углеродным методами. Всё отмеченное выше позволяет использовать торф верховых болот в геохимическом мониторинге атмосферы.
Предпринятое нами изучение многих колонок торфа из разных районов, в том числе и из подмосковной Мещеры, показало, что минимальное содержание зольных элементов, в том числе свинца, меди, цинка и др. находится в слоях торфа глубже 1,5 м от поверхности. Эти слои образовались более 1,5 тыс.лет назад. Низкие концентрации минеральных веществ , практически одинаковые для одних и тех же элементов в разных районах, позволяют считать это отражением общего низкого уровня загрязнения атмосферы того времени, отвечающего природному геохимическому фону. Расчёты показывают, что скорость поступления свинца на болота из атмосферы составляла всего 0,01-0,5 мг/м2, тогда как в настоящее время она составляет 10-40 мг/м2.
В слоях торфа, образовавшихся в последние 1,5 тыс.лет, во всех разрезах торфа Русской равнины отмечается сначала медленный, а в более молодых слоях – более интенсивный рост содержания зольных элементов. Поскольку водный режим изученных болот в это время не менялся, можно считать, что эта особенность связана с ростом запылённости атмосферы. Последняя, очевидно, определялась миграцией орд кочевников в более южной лесостепной зоне и экспансией земледельческих племён с юга в лесную зону. При подсечно-огневой системе земледелия атмосфера загрязнялась золой растительности и почвенной пылью. Содержание последней возрастало с расширением площадей пашни. Последующее развитие горнорудной промышленности, выплавка и обработка металлов ещё больше усиливали поступление многих металлов в атмосферу. Особенно возросло поступление техногенных веществ в атмосферу в XIX веке, когда каменный уголь в большом количестве стал сжигаться в печах заводов и в топках транспортных средств. В золе каменного угля особенно высока концентрация многих металлов.
Общая интенсификация техногенных процессов в ХХ веке, особенно во второй его половине, вызвала небывалые ранее масштабы загрязнения атмосферы. Вся эта история загрязнения атмосферы и была записана в соответствующих по возрасту слоях торфа верховых болот. Например, концентрация свинца в верхних горизонтах торфа по сравнению с природным фоном, зафиксированным в более глубоких его слоях, возросла в 20-30 раз. В удалённых от источников техногенного загрязнения торфяниках Нижней Печоры концентрация возросла только в 1,5 раза, а в торфяниках Нижнего Енисея она вообще не обнаружена. Примечательно, что рост загрязнения обнаружен в болотах так называемых «фоновых» территорий, удалённых от современных источников техногенного загрязнения на десятки километров[6]».
Другой пример: во многих крупных городах юга умеренной зоны с интенсивным движением автотранспорта, летом, когда солнечно и жарко, возникает фотохимический (озоновый) смог – специфический едкий сизый дым, содержащий повышенную концентрацию озона, перекисей и свободных радикалов. По мере повышения интенсивности движения, или также с ростом температуры, ускоряющим смогообразующие фотохимические реакции, облако смога вырывается из города и распространяется на посевы зерновых и других с/х культур в ближних пригородах, отчего те болеют и гибнут. Захвату и выносу загрязнений с городских дорог и из жилых кварталов на ближайшие водоёмы и/или поля, луга, лесные массивы сильно способствуют специфические городские бризы, развивающиеся в местах, где дорожная сеть и жилая застройка городов мозаично перемешана с водоёмами и пятнами природных / сельскохозяйственных ландшафтов[7].