Глава 18 (1159185), страница 3
Текст из файла (страница 3)
пешт из Гейдельберга в 1915 г. Хотя ему был только 31 год, у него уже было имя литературного критика и автора работ по эстетике и в Венгрии, и в Германии. Он был близок к Максу Веберу и был отмечен высокой похвалой Зиммеля. Его философская направленность того времени была в традициях германского идеализма и историзма, хотя он также широко изучал германский мистицизм и витализм. Политика его тогда мало интересовала. Карл Маннгейм, историк Арнольд Хаузер и другие молодые интеллигенты 20-х и 30-х годов стали постоянными членами группы. Хотя все считались «левыми», они совсем мало занимались политикой; если они и были оппозиционерами капиталистической цивилизации, то это было во имя идеализма, а не во имя социализма. В 1917 г. группа начала организовывать лекции и семинары под названием «Свободная школа для человечества», уделяя большое влияние германской философии идеализма в противовес позитивизму Общества социальных наук.
Общая направленность группы Лукача ярко выражена в лекции Карла Маннгейма «Душа и культура», которая была прочитана осенью 1917 г., и в программном заявлении о целях группы, опубликованном в 1918 г. вместе с лекцией Маннгейма. Во введении говорилось, что подошло время «пробуждения духа» и что «европейская культура отвернулась теперь от позитивизма XIX столетия к метафизическому идеализму». В лекции Маннгейм утверждал, что социология и натурализм марксизма отошли в прошлое, он призывал обратиться к Достоевскому, Кьеркегору и Канту. Философия Зиммеля, и в частности его анализ «трагедии культуры», имела решающее влияние на толкование Маннгейма. Он говорил в лекции о новом поколении, которое больше не согласно с социальной наукой его предшественников и их оптимистичной верой в прогресс и позитивизм. Новое поколение, верил Маннгейм, нуждается в обновлении человеческой культуры, подтверждает достоинства человеческого духа, оно спасает человеческую душу от оков материализма, позитивизма, научных догм.
Разногласия между группой реформистски настроенных социологов Общества социальных наук и молодыми идеалистами, объединенными вокруг Лукача, не стоит преувеличивать. В какой-то степени это был тип семейной ссоры между интеллигентами, осознающими свое меньшинство и незначительность, но тем не менее тянущимися друг к другу независимо от различий в доктринах. Сам Маннгейм, несмотря на свою новую приверженность, продолжал посещать собрания Общества социальных наук, и даже лекции и семинары новой группировки Лукача происходили в залах собраний Общества социальных наук.
Размежевание произошло только после венгерской революции. Члены Общества социальных наук стали интеллектуальным оплотом Республики и умеренно социалистического режима, уста-
440
Глава 18. Социология знания Карла Маннгейма
новленного после революции 31 октября 1918 г. Члены кружка Лукача в первой фазе революции играли небольшую роль. Но в декабре 1918 г. Лукач внезапно и к великому удивлению своих друзей вступил в только что образованную коммунистическую партию. Несколько человек из его группировки вскоре последовали за ним.
Пока члены Общества социальных наук играли главную роль среди умеренных революционеров, прежде аполитичная группировка Лукача стала активно агитировать за советский режим после провозглашения Венгерской Советской Республики в марте 1919 г. Большое число лекций «Свободной школы для человечества» теперь было посвящено не описанию души, а революции; и более 50 человек, которые в то или иное время были его слушателями, перешли на сторону коммунистической партии.
Когда советский режим реорганизовал Будапештский университет в апреле 1919 г., почти все те, кто был активен в Свободной школе, получили должности или портфели в университете. Манн-гейм и Хаузер никогда не вступали в партию, как их духовные наставники, но оба преподавали философию и теорию литературы в реорганизованном университете. В то же время Маннгейм пытался продлить существование группы, которую основал, а потом покинул Лукач.
Недолговечный коммунистический режим потерпел крах в начале июля 1919 г. Ему так и не удалось получить поддержку среди крестьян или укрепить влияние в провинциях, он также не преуспел в реорганизации промышленной и коммерческой деятельности в провинциальных городах и в столице. Союзники решили разрушить его, а старый правящий слой общества предпочел Венгрию, покорную и разгромленную, Венгрии под господством Бела Куна с его революционным авангардом. Маннгейм и все другие интеллигенты, принимавшие то или иное участие в становлении советского режима, были вынуждены бежать от «белого террора» в Германию.
В течение последующей научной карьеры в Германии Маннгейм, казалось, сознательно избегал политических вопросов. И тем не менее достоин внимания тот факт, что его первое появление перед германской ученой публикой было посвящено обзору книги его друга и прежнего наставника Дьердя Лукача. Он продолжал считать себя левым. Он выказывал определенную симпатию германскому рабочему движению и был связан дружбой с социалистами. Но в течение следующих десяти лет Маннгейм занимается исключительно наукой. Он продолжал свое обучение во Фрейбурге, где посещал лекции Хайдеггера, и в Гейдельберге. Как прежде в Берлинском университете Зиммель, теперь Альфред Вебер имеет сильнейшее влияние на него. Он присматривался в эти годы ко многим течениям в сумбур-
2. Интеллектуальная жизнь Будапешта 441
ном германском интеллектуальном мире двадцатых годов, находился под влиянием неокантианства, особенно Риккерта и Гуссерля.
В ранние послевоенные годы в Германии Маннгейм все еще считал себя философом больше, чем социологом. Темой его докторской диссертации, опубликованной в 1922 г., был «Структурный анализ эпистемологии», что являло собой вклад в философский анализ познания. Но скоро социологические интересы начали преобладать в мышлении Маннгейма, частично благодаря вниманию Альфреда Вебера и Макса Шелера. Его «Консервативное мышление», опубликованное пятью годами позже, является социологическим трактатом.
В 1925 г. Маннгейм получил звание приват-доцента (лектора) в Гейдельбергском университете. Двумя годами позже он был назначен профессором социологии и экономики во Франкфуртском университете. В 1925 г. он женился на психологе Юлишке Ланг, которая была его сокурсницей в Будапештском и Гейдельбергском университетах. Интерес Маннгейма к психологии и психоанализу особенно в последние годы возник в основном под влиянием жены.
До 1933 г. Маннгейм преподавал во Франкфуртском университете, который был одним из центров либерализма в Германии. Основанный сначала посредством личных фондов и соответственно менее зависящий от правительственной поддержки, он был пристанищем либерального и радикального мышления в двадцатых, начале тридцатых годов. (Несколькими годами после прибытия туда Маннгейма Макс Хоркхаймер основал свой Институт социальных исследований в том же университете.)
Активизация нацистов стала причиной переезда Маннгейма в Англию в 1933 г. Здесь он стал лектором в Лондонской школе экономики, а позднее профессором культуры в Лондонском университете. Это открыло совершенно новую главу в жизни Маннгейма. В Англии Маннгейм видел себя отшельником в культуре и обществе, которое по большому счету было чуждо ему.
Изменение в стиле мышления Маннгейма было так глубоко и решительно, что существует резкая разница между «германским» и «английским» Маннгеймом. Новый интеллектуальный контекст ведет Маннгейма к смещению фокуса его интереса и его основных работ. Он почти оставил социологию знания и полностью посвятил себя развитию социологии демократического планирования и социальной реконструкции. С риском некоторого излишнего упрощения можно сказать, что германские работы Маннгейма стояли в тени Гегеля и Маркса и были сфокусированы на проблемах социальных и интеллектуальных перемен, его британские работы стоят в тени Дюркгейма.
Попытки Маннгейма завоевать аудиторию более широкую, чем профессиональные социологи, возможно, лучше всего отражены в серии книг, переданных ведущему Британскому издательству для опубликования их в разделе «Международная библиотека социологии и социальная реконструкция». Эта библиотека выпустила
442 Глава 18. Социология знания Карла Маннгейма
большое количество серьезных трудов по социологии религии, социологии закона, социологии искусства, социологии образования, социологии семьи, общей социологии и др. Международные публикации Маннгейма были представлением британской общественности многих работ по социологии, ранее недоступных, что помогало тем самым расширить горизонт довольно ограниченного британского социологического братства. Но план библиотеки ясно показывает, что Маннгейм собирался сделать больше. Он хотел показать широкой общественности, что социальные науки могут сделать значительный вклад в социальную реконструкцию и социальное планирование.
Маннгейм умер 9 января 1947 г., вскоре после окончания войны.
Он потратил большую часть своей творческой энергии на страстные попытки обосновать оптимальный для своей новой родины (Англии) образ жизни, который послевоенная процветающая страна частично и установила. Хотя его социологические работы этого периода не занимают такое же высокое место, как работы германского периода, Маннгейм останется в истории как один из создателей этого посткапиталистического общества, которое распространялось от Англии на многие западные цивилизации.
3. Влияние различных интеллектуальных течений
Взгляды Маннгейма сложились под влиянием различных интеллектуальных течений, множества различных и противоречивых подходов к философским, культурным и социологическим проблемам и вопросам.
Родной город Маннгейма Будапешт находился почти целиком под влиянием германской культуры, так что идеи, которые он воспринял в молодости, были типичными для интеллигенции тех регионов, где властвовала германская культура.
Когда Маннгейм впервые поехал в Берлин в учебную поездку, на него, казалось, произвел сильное впечатление Георг Зиммель. Совершенно ясно из ранних публикаций Маннгейма, что влияние Зиммеля, как прямое, так и через его друга Д. Лукача, преобладало в его мышлении. К тому времени Зиммель оставил свои социологические изыскания и был в основном занят разработкой критического анализа «трагедии современной культуры». Первая германская работа Маннгейма, основанная на лекции, названной «Душа и культура», которую он выпустил во время войны в Будапеште в возрасте 24 лет, находится явно под влиянием Зиммеля. В частности, различие между объективной и субъективной культурой или между культурой, как бы переданной каждому историческому лицу, и его собственными идеями и идеалами является чисто зиммельев-
3. Влияние различных интеллектуальных течений 443
ским. Вторя Зиммелю, Маннгейм здесь выделяет трагическое несходство между индивидуальной душой и объективной культурой, в которую она вовлечена. Стремящийся к созиданию должен обязательно подчиняться направлению объективной культуры, тем не менее такое подчинение приводит к утрате подлинности, гибели души из-за чуждых сил главенствующей объективной культуры.
Будапештские лекции пропитаны зиммелевским предчувствием острого культурного кризиса — настроением, широко распространенным в годы перед войной. Маннгейм пишет, что миссия молодого поколения бороться в будущем за культурное обновление, в котором требования отдельных душ не будут разрушены под давлением чуждого мира противостоящей культуры.
Будапештские лекции Маннгейма пропитаны чувством интеллектуального брожения и беспорядка, которые принесла война. Как и большинство европейских интеллигентов, молодой Маннгейм, казалось, переживал войну как катастрофу первой величины, которая в то же время смогла выявить новые типы мышления. Старый позитивизм оказался не отвечающим требованиям времени; он не был в состоянии ни отвратить, ни объяснить крах западной цивилизации, который принесла война.
Возвратившись в Германию после поражения венгерской революции, Маннгейм обратился к марксистскому мышлению. Но это был уже не уравновешенный, эволюционный и позитивистский марксизм в каутскианской форме, который Маннгейм знал в предвоенном Будапеште. Новый марксизм, как толковал его Лукач, был активным, сознательно революционным и преданным помощником практических реформ. Под влиянием русской революции и ленинской интерпретации марксизма новое поколение молодых интеллигентов-марксистов — многие из них представители «военного поколения», оставившего свои иллюзии в траншеях, теперь хотели всерьез воспринять старое марксистское предписание о том, что задача философа не только объяснять мир, но и переделывать его. Маннгейм, скептически относившийся к требованиям реформистских доктрин Маркса, попал под влияние революционного марксизма. Хотя он никогда не был уверен в Лукаче как в философе коммунистической партии, тем не менее он полностью принял его взгляд на то, что беспорядки того периода предшествуют концу буржуазной эры и что подъем революционного пролетариата есть решающая историческая сила. Хотя он не хотел принимать утверждение Лукача, что только мышление пролетариата достаточно отражает действительность и что перспективы всех остальных классов обязательно будут подвергаться идеологическим искажениям, Маннгейм был предрасположен видеть в сознательности класса пролетариата перспективу, которая из-за своей ориентации на будущее более уместна, чем буржуазное мышление, связанное с прошлым и существующим положением. И все
444
Глава 18. Социология знания Карла Маннгейма
же, несмотря на основательное влияние марксизма на все его последующие размышления, Маннгейм никогда не был правоверным марксистом. Основной причиной этого было то, что, находясь под влиянием марксизма, он был одновременно и под влиянием различных релятивистских доктрин в традициях германского историзма.
Германский историзм подчеркивает, что ни результаты человеческой культуры, ни значительные события в человеческой истории не могут быть поняты вне конкретного времени, в общих рамках. Человеческие умы и человеческие действия были ограничены временными рамками и могли быть понятны только внутри них. Историзм лелеял исторический релятивизм и подчеркивал, что каждое мышление и каждое человеческое действие может трактоваться только в конкретном культурном контексте. Историзм берет свое начало от культурной философии Гегеля и, развивая ее, утверждает, что каждый период истории является не низшим, не высшим по отношению к другому периоду и должен быть оценен своими критериями, а не стандартами наблюдателя. Если историк сможет вообразить себя в положении тех исторических лиц и создателей культуры, которых он старается изучить, он сможет понять важность и значение прошлых периодов, вскрыть характерный вклад каждого периода и сохранить памятники прошлых культурных достижений.
Маннгейм смог впитать значительную часть исторического наследия. Его социология знания может рассматриваться как продукт исторического релятивизма, смягченный и трансформированный марксистской направленностью на практике и дополненный системой идей, требующих понимания явлений не только в рамках их автономного и неотъемлемого развития, но и учета их места в социальной структуре.
Маннгейм считал, что «историзм развился в интеллектуальную силу необычной важности... Принципы историзма не только организовывают, как невидимая рука, работу рук, но и проникают в ежедневное мышление... Историзм поэтому не является ни простой причудой, ни модой; это даже не интеллектуальный поток, это само основание, на котором мы строим наше наблюдение социально-культурной действительности» [9, с. 84—85].
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
