gad2 (1021525), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Вплоть до 1980-х гг. южноевропейский капитализм, по сути дела, не смог достичь своей культурной и идейной гегемонии. Здесь сохраняют большую значимость антикапиталистические по своей сути установки и ориентации, "на равных" с буржуазно-либеральной шкалой ценностей существует другая, добуржуазная социокультурная и идейно-политическая традиция. Эти и другие особенности, определившие общественно-исторический и политико-культурный ландшафт региона, подробно проанализированы в нашей литературе. Здесь отметим лишь тот очевидный факт, что весь набор ценностей, установок, ориентации и т.д., составляющих политическую культуру южноевропейских стран, с переходом их - сначала Италии после второй мировой войны, а затем во второй половине 1970-х гг. Испании, Португалии и Греции - на путь политической демократии и буржуазного парламентаризма не мог исчезнуть бесследно и не оказать влияние (порой существенное) на конфигурацию и сущность как новой партийно-политической системы, так и самой политической культуры.
Тот или иной комплекс черт и характеристик, обусловливающих их специфику и особенность, можно обнаружить и в других национальных или региональных вариантах либерально-демократической модели политической культуры.
ВОПРОСЫ К ГЛАВЕ
1. Назовите основные факторы и вехи формирования концепции политической культуры.
2. Перечислите составные элементы и важнейшие характеристики политической культуры.
3. Какое место в политической культуре занимает политическая символика?
4. Какое влияние оказывает на содержание политической культуры религия?
5. Какова взаимосвязь между идеологией и политической культурой?
6. Какие существуют модели политической культуры?
7. Назовите основные составные элементы и базовые характеристики либерально-демократической модели политической культуры.
ЛИТЕРАТУРА
Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии// Политические исследования. - 1992. - № 4;
Вебер М. Избр. произведения. -М., 1990;
Гаджиев К.С. Политическая культура: концептуальный аспект//Политиче-ские исследования. -1991. - № 6;
Гудименко Д., Родионов А. Конфликт и консенсус в политической культуре ФРГ//Мировая экономика и международные отношения. - 1993. - № 7;
Каменская Г.В. Политическая культура США//Мировая экономика и международные отношения. - 1993. - № 4;
Новгородцев П.И. Об общественном идеале. - Берлин, 1922;
Рормозер Г. Политика и религия//СССР - ФРГ: навстречу друг другу. - М., 1990;
Шапиро И. Три способа быть демократом//Политические исследования. -1991. - № 1-2.
Глава XV. ТОТАЛИТАРНО-АВТОРИТАРНАЯ МОДЕЛЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ
§ 1. Общая характеристика и условия формирования тоталитарного сознания
Применительно к тоталитарной системе весьма проблематично говорить о политической культуре как самостоятельной, четко вылепившейся подсистеме со своими более или менее отчетливо сформулированными элементами и характеристиками. Эти последние интегрально и нерасчленимо слиты с общими социокультурными характеристиками членов тоталитарного сообщества. Поэтому здесь остается выделить и проанализировать те признаки и элементы тоталитарного сознания, которые имеют отношение к политическим реалиям.
В силу изложенных в соответствующей главе причин в тоталитарном сознании теряется внутренняя связь личности с бытием. Жрецы тоталитаризма вознамерились создать и выпестовать скроенного по своим меркам "чистого", свободного от всех мыслимых погрешностей, человека. Придумали даже некий "моральный кодекс строителя коммунизма" - атеистический суррогат десяти заповедей, который был призван служить в качестве азбучного руководства к жизни "образцового" человека. Главный порок кодекса состоял в том, что он был построен на отрицании тайны и таинства жизни, включающих в себя наряду с устремленностью ввысь, в сферу сверхличностного, божественного, также мистерию греха, греховного начала, отрицании того, что мироздание, соответственно, и жизнь, как интегральная часть его, полны роковых противоречий, что падшая жизнь, горечь и тленность мира такие же законные характеристики человеческого бытия, как и высшее блаженство, высший полет интеллекта и духа.
Антропологический компонент тоталитаризма как особого социально-философского феномена состоит в стремлении к полной переделке и трансформации человека в соответствии со своими социально-философскими и идеологическими установками. Здесь использовался широчайший комплекс средств, механизмов и методов, в основе которых лежали те три принципа, которые тоталитаристами были заимствованы из идеологического багажа Великого Инквизитора: чудо, тайна и авторитет. Я вполне сознаю неизмеримость широты и глубины этой проблемы и невозможность ее охвата даже в самых общих чертах в одной главе или даже объемистой книге. Здесь отметим лишь то, что они, идеологи тоталитаризма, четко усвоили себе урок того же Великого Инквизитора, который осознавал, что для утверждения своего господства одного только убийства Иисуса Христа недостаточно, необходимо также убить его веру и создать новую, свою собственную веру для пленения ею сознания самых широчайших масс людей. Не случайно, что в комплексе идей и методов тоталитаристов, направленных на изменение самой человеческой онтологии, жесткий контроль занимает над сознанием человека, его мыслями, помыслами, внутренним миром значительное место. Более того, ставится задача полной трансформации человека, конструирования нового типа личности с особым психическим складом, особой ментальностью, мыслительными и поведенческими характеристиками и т.д. путем стандартизации, унификации индивидуального начала, его растворения в массе, сведения всех индивидов к некоему среднестатистическому знаменателю, стерилизации или во всяком случае подавления индивидуального, личностного начала в человеке. В этом контексте "успех" большевизма и фашизма в немалой степени объясняется тем, что в условиях своеобразного диффузного состояния общественного сознания, его расщепления и надлома им удалось подчинить рационально-утопическому началу все богатство, многослойность и сложность сознания и как бы склеить на этой основе его распавшиеся обломки по собственной схеме.
Выше уже говорилось о том, что задача переделки человеческого сознания может быть успешной лишь в том случае, если взамен старой вере создается новая. Поэтому неудивительно, что как фашизм в его нацистской ипостаси, так и марксизм-ленинизм советского периода, в сущности, приобрели все атрибуты религиозного фундаментализма с присущими последнему фанатизмом, буквализмом и эсхатологизмом, литургией, песнопениями, осаннами и т.д. Так, социализм в том виде, в каком он предстал перед нами, оказался, по сути дела, профанированным воплощением христианства. Можно сказать, что тоталитаризм воспроизводится и его жизнеспособность обеспечивается тем, что он как бы находится в постоянном движении. Более того, продолжение революции, постоянное ее воспроизводство и нагнетание и связанные с этим условия чрезвычайности и своеобразных гигантских гонок, призванных что-то или кого-то догонять и перегонять, составляют оптимальную почву для жизнеспособности и постоянного воспроизводства тоталитаризма. Так было в СССР, так было и в Германии. Идеей-фикс для нацистского руководства была ревизия Версаля и его последствий. На острие такой критики они пришли к власти и, оказавшись у руля правления, развернули широкомасштабные усилия в сфере пропаганды, производства вооружений и пересмотра статей Версальского договора, что за короткое время превратило Германию в укрепленный военный лагерь. Как писала известная в то время американская журналистка Д. Томсон, "формы социальной и экономической организации, господствующие в Германии под названием национал-социализма, таковы, что только отсутствие настоящих военных действий в настоящий момент не дает осознавать их как то, что есть в действительности, а именно как характерные формы государства, находящегося в состоянии войны".
В течение всех десятилетий "строительства социализма" мы тоже жили и действовали, по сути дела, в условиях фактического военного положения и чрезвычайщины. Руководящим принципом этого положения стал девиз "догнать и перегнать". Этот девиз И.В. Сталин сформулировал так: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет". Не идти, а именно пробежать, спешить во что бы то ни стало. Как верно отмечал М. Геллер, "спешка одурманивает, не позволяет оглянуться, разобраться в происходящем, оценить средства и цели. Темпы оправдывают все, становясь мощным психологическим средством принуждения, лишая одновременно воли к сопротивлению, надежды на близкое достижение цели и передышку". С этой точки зрения вся история советского государства представляет собой сплошную череду различных кампаний: электрификация, коллективизация, индустриализация, освоение целины, химизация, мелиорация и т.д. и т.п. Собственно говоря, и перестройка первоначально мыслилась, по крайней мере многими партийно-государственными деятелями, как очередная кампания.
§ 2. Мифологическое измерение тоталитарного сознания
В целом тоталитарная ментальность и соответствующая ей мифологическая действительность строятся не на реальных фактах, а на логических суждениях и идеологических доводах. Нельзя не обратить внимания на то, что здесь логика абсурда одерживает верх над логикой здравого смысла. Фиктивная, иллюзорная, искусственно сконструированная действительность ставится на место реально существующей действительности. Отдельные историки могут расходиться между собой в трактовке тех или иных исторических событий, но все же остается определенный массив фактов, в реальности которых ни у кого из них не может быть никаких сомнений. Тоталитаризм, по сути дела, как бы уничтожает и этот массив фактов, тем самым отменяя и возможность согласия по их поводу.
Нужно ли напоминать здесь о том, сколько раз переписывалась вся история нашей страны на потребу сиюминутным поворотам политического курса руководителей партии и государства. Чуть ли не с самого начала взяв на вооружение методологию догматизма и примитивизма, "прорабы" каждой "новой исторической эпохи" начисто переписывали прошлое, превратив историческую науку в служанку идеологии и пропаганды. Такое, по выражению Дж. Оруэлла, "отлаженное вранье" было призвано "творить" не только будущее, но и прошлое, историю вообще по своему усмотрению. В целом тоталитарное государство, будучи теократией, постоянно нуждается в обосновании своей непогрешимости. В таком же обосновании нуждаются и вожди тоталитарного государства. Отсюда - потребность в постоянном перекраивании прошлого и настоящего.
Отметим еще раз, что насилие и террор в тоталитаризме имеют не только физическое, но также интеллектуальное и духовное измерение, материализующееся в пропагандистсткой деятельности. Дж. Оруэлл говорил, что "любая пропаганда представляет собой ложь, даже когда говорят истину". А ложь, в свою очередь, по удачному выражению В.Н. Ильина, есть вид насилия и, последовательно проводимая, всегда приводит к насилию - скрытому или открытому. Но и обратно: насилие есть проявление лжи. Получается своеобразная цепь: пропаганда — ложь - насилие — ложь — пропаганда.
Когда официальная оценка, тоталитарная культура и homo totalitarieus как ее носитель становятся господствующими элементами социальной системы, физический террор в качестве инструмента политического контроля может отойти на второй план или вовсе потерять свою значимость. Здесь немаловажное значение имеет феномен так называемого "горизонтального тоталитаризма", когда насилие как бы пронизывает все общественные структуры, придавая определенный настрой самому образу жизни. Тоталитарность, так сказать, тоталитарного режима состоит не только в том, что партия, какая-либо клика или фюрер-вождь устанавливают всеохватывающий контроль над всеми сферами общественной жизни и государством, как бы заглатывают их, но и в том, что подавляющая масса населения чуть ли не свято верит в основные цели, установки, ориентации, постулируемые партийным руководством или фюрером-вождем. Раб по принуждению должен стать рабом по убеждению. Обе стороны как бы слиты в тотальном единстве для достижения универсальной цели.
Одним из важнейших показателей проникновения тоталитарных начал во все сферы повседневной жизни является так называемый новояз, который представляет собой "лингвистический эквивалент основной идеи официальной идеологии". Хотя новояз - литературное изобретение Дж. Оруэлла, он является реальностью. Как отмечал Оруэлл, новояз является не только средством выражения мировоззрения и привычек сознания, но и средством, делающим трудным, если не невозможным, выражать другие формы мысли. Суть этого феномена состоит в почти полной замене реального мира неким подобием сюрреалистического, абсурдного, прямо-таки шизоидного (иначе это не назовешь) видения мира, в котором все перевернуто с ног на голову, где поистине дважды два равно пяти. В повседневной жизни нужно приспосабливаться к иррационализму языка, на котором речь о мире скорее скрывает, чем объясняет реальное положение вещей, люди вынуждены вести шизофреническое существование, сопровождаемое бредом, галлюцинациями, раздвоенностью души.
Это порождает своеобразный двойной стандарт в жизнедеятельности и поведении "тоталитарного" человека. Он как бы раздваивается, приобретает двойное дно. В отношении разного рода политических и иных решений и постановлений, принимаемых высшими государственными и партийными инстанциями, у людей вырабатывается нечто вроде устойчивого иммунитета: выражая "горячее" и "единодушное" одобрение на словах, они проявляют в отношении этих решений и постановлений холодное безразличие или даже резкое их неприятие на деле. Появляется, становится массовым феномен, названный Дж. Оруэллом "двоесмыслием" и "мыслепреступлением". Это, в сущности, означает уже начало конца тоталитаризма в его "чистом" классическом виде.
Поскольку не государство существует для людей, а, наоборот, люди существуют для государства, то отдельный человек приносится в жертву гражданину, а гражданин, в свою очередь, - в жертву подданному. Каждый отдельный индивид остается один на один с огромным всесильным аппаратом принуждения. Это, естественно, препятствует свободному проявлению общественных сил. Побеждает конформизм, народ превращается в массу, население приобретает атрибуты толпы. Это своеобразное, как говорил Ратенау, "вертикальное вторжение варваров". Чрезмерная опека государства над своими гражданами наносит непоправимый вред энергии, деятельности и моральному характеру людей. Тот, кем постоянно и настоятельно руководят, в конечном счете отказывается от той доли самостоятельности и ответственности, которой он обладает. В условиях тотального запретительства и опыта" тотального поражения людей в лучших своих устремлениях сформировалась личность, страдающая социальной апатией, характеризующаяся иронично-скептическим отношением к миру, чувством отчуждения и т.д. Тоталитарность существенно снижает или же вовсе устраняет способность к критическому анализу реалий современного мира, места своей страны в мире, своей социальной или референтной группы, самого себя в реальном социальном окружении.
§ 3. Редукционизм и апофеоз конфронтационности
Поэтому вполне естественны характерные для тоталитарного сознания крайние схематизм и редукционизм, сводящие все и вся к одной-единственной идее - истине. Ее можно назвать политическим мессианством, внушающим предопределенный гармонический и совершенный порядок вещей, основанный на одной-единственной идее. Здесь наука и искусство, экономика и политика, философия и промышленность, мораль и отношения между полами и многое другое направляются одной-единственной ключевой идеей. Здесь достигается некая слитность различных структур - экономических, политических, научных и т.д. Цементирующим началом выступает идеология. Биология и генетика, к примеру, перестают быть самостоятельными научно-исследовательскими дисциплинами. Наоборот, они объявляются средствами в руках буржуазии для порабощения пролетариата и подрыва исторического материализма (у большевиков) или же орудием мирового еврейства и коммунизма для подрыва Третьего рейха (у нацистов). Поэтому неудивительно, что в тоталитарном государстве речь идет не просто о науке, а о "немецкой", "арийской", "социалистической", "марксистской" и иных разновидностях идеологической "науки".