Пособие по самостоятельной работе студентов (1018892), страница 25
Текст из файла (страница 25)
Один из элементов успеха – численность – у рабочих уже есть; но численность только тогда решает дело, когда масса охвачена организацией и ею руководит знание. Опыт прошлого показал, что пренебрежительное отношение к братскому союзу, который должен существовать между рабочими разных стран и побуждать их в своей борьбе за освобождение крепко стоять друг за друга, карается общим поражением их разрозненных усилий. Эта мысль побудила рабочих разных стран, собравшихся 28 сентября 1864 г. на публичном митинге в Сент-Мартинс-холле, основать Международное товарищество. <…>
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Сборник документов по истории нового времени стран Европы и Америки (1640 – 1870). – М., 1990. С. 246–247.
11. ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ ПАРИЖСКОЙ КОММУНЫ
28 марта 1871 г.
Парижская Коммуна явилась наивысшим развитием рабочего движения, его своеобразным итогом. Это было первое выступление рабочего класса с оружием в руках, выступление, ожидаемое и подготовленное этим ожиданием, выступление организованное. Впервые в истории власть оказалась в руках рабочего класса.
<…>Батальоны при барабанном бое, с фригийскими колпаками, нацеленными на знамена, с красными лентами на ружьях стекались с отрядами пехоты, артиллеристов и моряков, верных Парижу, к площади Стачки из разных улиц, как притоки большой реки.
Перед Ратушей против центрального входа возвышается большая эстрада. Над всем этим высится и как бы осеняет собравшихся бюст Республики с красной перевязью через плечо. Перед Ратушей располагается 100 батальонов. Те, кому не хватило мест, устраиваются по соседству на набережной на улице. Знамена, сгруппировавшиеся перед эстрадой, красные или трехцветные, но все перевязанные красной лентой и символизируют победу народа. В то время, как батальоны выстраиваются, музыка играет “Марсельезу”, трубят рожки, на набережной раздается пушечный выстрел.
Затем шум стихает, все прислушиваются. Члены ЦК и Коммуны, все с красной перевязью через плечо, входят на эстраду. Ранвье произносит следующие слова: ”ЦК передает свою власть Коммуне. Граждане, мое сердце слишком полно радости, чтобы произносить речь. Вы позвольте мне только восславить народ за великий пример, который он только что явил всему свету”. Затем провозглашаются имена избранных. Все 200 тысяч присутствующих снова поют “Марсельезу”, не желая других речей. С трудом Ранвье удается прокричать: ”Именем народа Коммуна объявлена”. Один крик вышел из груди 200 тысяч человек: ”Да здравствует Коммуна!”. В воздухе подпрыгивают фригийские колпаки, знамена рассекают воздух, на крышах, в окнах тысячи рук машут платками. Новые выстрелы из пушек, музыка, рожки, барабаны сливаются в страшном грохоте. У всех на глазах слезы. <…>
Лиссагарэ П. История Коммуны 1871 года. –
СПб., 1906. С. 83–84.
РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ В XIX ВЕКЕ
1. В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ ОБ АЛЕКСАНДРЕ I
Василий Осипович Ключевский. (1841–1911) – крупнейший русский историк. Главные труды: “Курс русской истории”, “Происхождение крепостного права в России”, “История сословий в России”.
<...>Это был характер не особенно сложный, но довольно извилистый .Мысли и чувства, составляющие его содержание, не отличались ни глубиной, ни обилием, но под давлением людей и обстоятельств они так разнообразно изгибались и перетасовывались, что нельзя было догадаться, как этот человек поступит в каждом данном случае. В молодости Лагарп и другие наставники внушили ему идеи и интересы, совсем не похожие на нравы и инстинкты одичалого придворного русского общества, среди которых он рос. Александр был настолько восприимчив, чтобы понять, насколько первые были лучше последних и выгоднее для успеха среди порядочных людей. Он старался усвоить себе эти идеи и интересы, насколько они ему нравились, и выставлял их перед людьми, насколько умел. Но его недостаток состоял в том, что умение выставлять у него шло успешнее (их) усвоения.
<…> Наблюдательные современники винили его в притворстве, в наклонности надевать на себя личину, пускать пыль в глаза, казаться не тем, чем он был. К этому наблюдению надобно прибавить некоторую поправку. Притворяться можно не только перед другими, но и перед самим собой. Попав в неожиданные обстоятельства, Александр легко соображал, как надо повести себя, чтобы показать другим и уверить самого себя, что он давно предвидел и обдумал эти обстоятельства. Вникая в новые для себя мысли умного собеседника, он старался показать ему, а еще более уверить себя, что это и его давние и задушевные мысли, как всякого порядочного человека. Вырвать уважение у других ему нужно было, чтобы уважение к себе поддерживать в самом себе. Свою темную для него душу он старался осветить самому себе чужим светом. Под действием обстоятельств он не рос, только раскрывался, не изменялся, а только все больше становился самим собой. Он поддавался влиянию людей с такими разнообразными характерами и воззрениями, как Сперанский и Карамзин, князь Чарторыский и граф Каподистриа, г-жа Крюденер и Аракчеев, набожно внимал и квакерам5, и восторженному протестантскому пастору вроде Э., и такому пройдохе суздальско-византийского пошиба, как архимандрит Фотий. Трудно угадать общий источник , объединяющее начало столь всеобъемлющих духовных влечений, сказать, было ли это полное непонимание людей и дел или безнадежное нравственное расслабление, или еще что третье. Душа Александра, как стоячая водная поверхность, бесследно отражала в себе все явления, над ней преемственно проносившиеся: и солнце, и тучи, и звезды. Но одна идея как-то запала в эту все отражающую и ничего не задерживающую в себе надолго душу и в ней застыла, дорожа, как зеницей ока, своими наследственным самодержавием, он до конца жизни уверял и веровал, что жил и умрет республиканцем, и даже на конгрессе в Лайбахе, благословляя австрияков на вооруженный разгром освободительного движения в Италии, он говорил, что всякий порядочный человек должен любить конституционные учреждения.<…> Но это уверение или верование было не убеждением, а просто предрассудком, воспоминанием лагарповской молодости, смягчавшим или оправдывавшим грехи зрелых лет. Так иногда пожилой женщине взгрустнется о неладно прожитой жизни, и она достанет из комода давно запрятанную там любимую куклу, чтобы, глядя на нее, светлым образом невозвратно минувшего детства скрасить тусклое пожилое настоящее.
Ключевский В.О. Курс русской истории.– М., 1989. Т.5. С. 415–416.
2. В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ О НИКОЛАЕ I
Поражение декабристского движения в 1825 г. не только не привело к прогрессивным преобразованиям российского общества, а наоборот, вызвало ужесточение порядков.
В последующие три десятилетия проводились некоторые правительственные мероприятия (например, реформа управления государственными крестьянами Киселева), но в целом государственная политика Николая I была направлена на полное сохранение политических основ Империи. Абсолютная монархия Николая I несла на себе заметный отпечаток личности самого царя, особенностей его характера.
Пристрастие императора к военно-командным методам управления усугубляло общий политический недуг русского общества – бесправие всех его слоев. Едва сумевший спастись в начале своего царствования, Николай был особенно недоверчив.<...>
Два обстоятельства оказали особенно сильное действие на характер царствования. Император Николай I не готовился и не желал царствовать. Принужденный царствовать, он шел к неожиданному и нежеланному престолу сквозь ряды мятежных войск. Первое обстоятельство не осталось без участия во взгляде императора на свою власть; вторым в значительной мере определился способ его правления. Он получил власть не обычным порядком прямого преемника от отца к старшему сыну, а от одного старшего брата мимо другого. Он и смотрел на как тяжкое нарушение воинской дисциплины, происшедшее oт ложного направления умов. Посему упрочение дисциплины и надежное воспитание умов должны были стать ближайшими и важнейшими внутренними задачами царствования. Расширяясь на все необъятное пространство действие русской верховной власти, эти задачи сообщили особое направление и законодательству эпохи.<...>
Правление императора Николая I крепко держалось правила не вводить ничего нового, не упорядочив существующего и не подготовив умом к нововведению.
Николай вступил на престол далеко не с тем взглядом на управляемый им мир, с каким вступил его старший брат. Это и понятно: слишком несходны были точки зрения, или наблюдательные пункты, с которых смотрели оба. Для Александра I таким пунктом было окно лагарповской аудитории, для Николая – дворцовая приемная.
Философская аудитория Лагарпа приучала смотреть на мир с высоты птичьего полета, откуда незаметны ни мелкие колеса правительственной машины, ни их смазки и отбросы – все неопрятные средства и последствия их работы. Николаю, напротив, пришлось взглянуть на русскую жизнь снизу, и его взгляд был поглощен этими колесами, их шумной, неопрятной и суетливой работой.<...>
Ключевский В.О. Курс русской истории. –
М., 1989. Т.5. С. 429–432.
3. А. ДЕ КЮСТИН О НИКОЛАЕВСКОЙ РОССИИ.
Маркиз Адольф де Кюстин (1790–1857) – французский писатель и путешественник. В 1839 г. посетил Россию. Впечатления от поездки изложил в книге “Россия в 1839 г.”, которая вышла в Париже в 1843 г.
<…> Русский государственный строй – это строгая военная дисциплина вместо гражданского управления, это перманентное военное положение, ставшее нормальным состоянием государства.<...>
См. Русское общество 30-х годов ХХ в. Люди и идеи (Мемуары современников). –М.: МГУ, 1989. С. 30.
4. А. И. ГЕРЦЕН
Александр Иванович Герцен (1812–1870) – философ, писатель, публицист-западник. Об основных началах николаевского режима пишет следующее:
<...>Казарма и канцелярия стали главной опорой николаевской политической науки. Слепая и лишенная здравого смысла дисциплина в сочетании с бездушным формализмом.<…> Таковы пружины знаменитого механизма сильной власти в России. Какая скудость правительственной мысли, какая проза самодержавия, какая жалкая пошлость!<...>
Там же. С.12.
4. Н.И. ПИРОГОВ
Николай Иванович Пирогов (1810–1881) – знаменитый русский хирург. В 20-х гг. будучи студентом медицинского отделения, так описывал посещение университета Николаем I в 1826 г.:
<…>Государь, приехал на дрожках в университет и узнанный только сторожем, отставным гвардейским солдатом, пошел прямо в студенческие комнаты, велел при себе переворачивать тюфяки на студенческих кроватях, и под одним тюфяком нашел тетрадь стихов Полежаева. Полежаев угодил в солдаты.<...>
Там же. С.14.
5. В.О. КЛЮЧЕВСКИЙ ОБ АЛЕКСАНДРЕ II
<...>Он был известен за представителя дворянских привилегий, и первые акты его царствования поддерживали в дворянском обществе эти убеждения. Они (дворяне) не были расположены поддерживать крепостное право во что бы то ни стало, даже не жалея жертв, но без нужды, особенно без приличного вознаграждения не думали и расставаться с ним. Когда завязывалось сложное и трудное дело, дававшее досуг для размышления, Александром овладевало тягучее раздумье, пробуждалось мнительное воображение, рисовавшее возможные отдаленные опасности, и тут появлялись колебания, даже делались крутые повороты и отступления. Воображение и воля у него не шли дружно рядом, а вели постоянно взаимную борьбу, поочередно торжествуя друг над другом; когда обстоятельства побеждали мнительность, требуя быстрого решения, долго сдержанная воля проявлялась внезапным порывом. Эти характерные свойства Александра проявлялись в крестьянской реформе.<...> Но в минуты беспомощности Александра II выручал тот же недостаток характера, который так вредил всему ходу его преобразовательной деятельности: это его опасливая мнительность. Бесплодные попытки предшественников и особенно усилия отца отменить или только смягчить крепостное право убедили Александра II в необходимости, наконец, с ним покончить во что бы то ни стало. Мнительность становилась источником решимости. Восстание снизу – его главное опасение. Но та же мнительность, твердо ставя цели, внушала Александру робость в выборе средств.
Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч.5. –
М., 1989. С. 263, 339, 352, 356, 357.
6. С.Ю. ВИТТЕ ОБ АЛЕКСАНДРЕ II
Сергей Юлиевич Витте (1849–1915) – министр финансов в 1892–1903 гг., председатель совета министров в 1905–1906 гг., автор Манифеста 17 октября 1905 г. Опубликовал «Воспоминания о времени царствования Александра II, Александра III, Николая II».
Убийство величайшего монарха императора Александра II было несчастнейшим в истории событием. <…>
Император Александр II выкупил душу и тело крестьян, он сделал их свободными от помещичьей власти, но не сделал их свободными сынами отечества, не устроил их быта на началах прочной закономерности.
Император Александр II даровал России правосудие, гражданское и уголовное. Как бы ни критиковали эту реформу, не затемнят ее величия. Эта реформа охраняет права и обязанности верноподданных своих монархов путем закона, а не усмирения.
С.Ю. Витте. Воспоминания. –М., 1960. Т.1. С. 218.
7. А.И. ГЕРЦЕН – АЛЕКСАНДРУ II.
Государь! Ваше царствование начинается под удивительно счастливым созвездием. На Вас нет кровавых пятен, у Вас нет угрызений совести.
Весть о смерти отца Вам принесли не убийцы его. Вам не нужно было пройти по площади, облитой русской кровью, чтобы сесть на трон. Вам не нужно было казнями возвестить народу ваше восшествие.
Летописи Вашего дома едва ли представляют один пример такого чистого начала.<...>
Герцен А.И. Былое и думы. В.3-х т. – М., 1982.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
